Ленинград' 84

«Гулять так гулять!»

Обнимаю Настю за талию и показательно близко притягиваю к себе. Но, не нарушая мнимую дистанцию интимности. Мимо нас проходят однокурсницы. Одни барышни делают вид, что им вовсе не интересно, другие откровенно пялятся, чуть ли не открыв рты. Вот будет потом пересудов! Я же внутренне усмехаюсь. Им ведь по восемнадцать, они только в начале познания отношений двух полов. Пусть смотрят и впечатляются.

— Ваня, не борзей.

— А что?

— А то!

— Тебе не понравилось?

Настя лукаво усмехается уголками губ, в глазах прыгают чертики.

— Это к делу не относится. Мы на виду.

Продолжаю издеваться над ней, опуская руки чуть ниже. Под юбкой четко ощущаю границу трусиков и тела.

— Ты боишься общественного резонанса?

— Ты здорово изменился, Ваня, — шепчет она в ответ самым сексуальным шепотом.

У меня аж мурашки побежали по телу и начала ощущаться… Ну вы поняли. Пришлось немного отстраниться и выдохнуть. Еще не хватало ходить со вздернутыми штанами! А эта зараза мило играет глазками. Все она поняла! Два года зря не теряла, прокачивала скилы по обольщению. Красивые питерские девочки они такие. Просто так ничего не сделают. Если вам нужна няшная милота, то добро пожаловать в провинцию.

— Ты тоже стала намного интересней, малышка. И безумно притягательней. У меня мурашки побежали в одно место.

— Ого! Ванечка научился делать комплименты.

Настя с хохотом отходит от меня. Краем глаза замечаю, что мы привлекли всеобщее внимание. В эти годы не принято показывать отношения так откровенно. А тут чуть ли не целуемся взасос на глазах у нескольких кафедр. Мимо степенно проходит Анна Михайловна, наш бессменный партиец. Именно она и ведет основы научного коммунизма. Ну и, конечно, такая глыба марксизма не может пройти мимо творящегося безобразия.

— Молодые люди, ведите себя, пожалуйста, достойно в стенах института.

— Как скажете, Анна Михайловна, — тут же нахожусь я. — Но сами понимаете, в наши юные годы эмоции перехлестывают через край. Как там у Гумилева —

Прекрасно в нас влюбленное вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти всё мимо, мимо.

Почему я вспомнил этого расстрельного поэта, даже не знаю. Преподавательница впадает на некоторое время в ступор, затем быстрыми шагами покидает вестибюль. Настя закрывает рот руками, но по глазам заметно, что мое нахальство ей понравилось. Девки любят озорных!

— Идешь вразнос, Ванечка?

— Да ладно тебе Серый. Каждый развлекается, как хочет.

— Это с ней ты по вечерам пропадаешь?

— Не твое дело! Светку окучивай, да поливать не забывай.

— Вот как ты заговорил. А был ведь скромным мальчиком. Такое цирковое представление устроил! Укрощение тигрицы на глазах у публики. По Насте все старшаки сохнут.

— Ничего, больше в душе правой ручкой поработают.

Мы идем по коридору к аудитории и подначиваем друг друга. Солнце бьет в окна, как будто и не конец сентября снаружи. На редкость теплая осень восемьдесят четвертого. Жутко до коликов в животе, как представлю, что со мной произошло. Но лучше трепаться, чем размышляться.

— Живем один раз, надо все попробовать.

«Ой, вру!»

— Смотри не обожгись. Поговаривают, что Настюха с каким-то мажорчиком из элитных трется.

— Это Света тебе сообщила?

Терехов не успевает ответить. Нас перехватывает Генка Самойлов, комсорг факультета. Поступал с нами, от армии каким-то образом увильнул, сейчас в «дамках», то есть при начальстве. Помню его по прошлой будущей жизни. Пойдет наш герой-комсомолец и дальше по комсомольской линии. Райком, горком, хозрасчетный центр. Позже, как водится, залезет с ногами в банковский бизнес. Потом, когда партнеры его самым наглым образом кинут, уедет на теплые острова. То есть наворует себе на светлое будущее с запасом. Прошаренные казачки были эти комсомольцы. А вы спрашиваете, отчего страна развалилась. Вся элита сгнила на корню.

— Парни, — Генка был коротко деловит, — вы чего от общественной работы бегаете?

Я криво ухмыльнулся:

— Только начали учиться, Геннадий Александрович.

Самойлов на меня недобро зыркнул, но остался вежлив. Он и в будущем предельно тактично будет отказывать мне до позарез нужном кредите. Зараза буржуйская!

— Я бы не тянул, ребята. Потом начнется сессия, вообще, станет некогда.

— Мы подумаем, Геннадий Александрович и обязательно вам сообщим.

— Покедова.

Сергей с любопытством на меня:

— На фига ты с этим упырем общаешься?

Я покачал головой.

— Полезный человек, как ни крути.

— Давно ли ты у нас видным общественником стал?

— Ты не догоняешь, Серый, — все, как маленькому объяснять надо. Хотя давно сам был таким? — Комсомол — это не только лишь добрые традиции, это еще и всячески пользительные ништяки.

— Грамотный подход, — неожиданно быстро согласился товарищ. Растет в моих глазах.

— Вот будешь посещать общественно значимые мероприятия, по мере сил использовать серое вещество во благо ВЛКСМ. Тогда вместо суходрищенского пионерлагеря поедешь, допустим, в «Орленок». Усекаешь?

— Ага.

Серега — парень сообразительный. А пионерлагеря у нас в обязательной программе обучения. Практика на бедных детишках. Мы же все-таки как никак педагоги! Это потом на пионерских локациях можно заработать или использовать в качестве траходромного полигона. Уж кому как карты лягут. Лагеря ведь бывают разные. Это как в армии. Где дедовщина махрово цветет, а где жесткая уставщина мозги сурычит. Ни вздохнуть, ни пёрнуть. Так и педагогика в этом плане недалеко ушла. А ведь был в стране гениальный Макаренко!

Так, за суетой прошел еще один день бытия. В этот вечер я не шлялся по мостам, вчерашних приключений хватило. Я их то еще до конца не переварил. И прятал далеко в пятках тот липкий страх, что никак не смог смыть в душевой. Мы терпеливо дождались Андрюху и дружной компанией отправились в «качалку». Несколько кварталов и мы внутри очередного исторического дворика. Я на секунду замираю перед тем, как сделать шаг по лестнице в подвал. Чьерт побери! Еще одна навязчивая фобия.

Но здешний подвал вовсе не похож на те мрачные, взявшиеся буквально ниоткуда чертоги. Обычный с невысокими потолками и маленькими помещениями. Нас встречают поначалу настороженно. Так и публика тут… Скажем так на первый взгляд смесь гопников и спортсменов-братков из девяностых. Так из стен таких подвалов позже и выйдут. С незамутненными глазами убивая друг друга ради крох бабла, что кидали им старшаки. Доживут до щастья очень немногие.

Глава 9
Силовые знакомства

— Привет, пацаны, это наши.

— Здорово, если наши.

Ручкаемся с местным «активом». Высокий парень с умными серыми глазами явно заводила. Выглядит серьезней и старше остальных. Два других похожи на обычных «бройлеров» культуристов. Наши пока помалкивают, решаю брать разговор в собственные руки:

— Показывайте, что ли, свои владения.

Один из парней-качков с подстриженной под ноль головой, представившийся Кирей, деловито спрашивает:

— Вы по борьбе или железу?

— Мы пока по общему развитию.

— Ясненько. Тогда добро пожаловать в железячный зал.

В принципе ничего нового я там не увидел. Смесь отжившего свое спортивного оборудования и откровенного самопала. Тренажеры точно самоделки. Но все достаточно технично продумано, народ активно занимается. Тренеров нет, но более опытные качки вовремя подсказывают новичкам. Давно не в теме, но на первый взгляд работают ребята грамотно.

— Ну как?

— Годно, все по уму.

Ловлю на себе одобряющий взгляд «стриженого».

— Стараемся. По посещению это к Диме, он кивает на длинного.

Думаю, тот из общественников. На вид ему лет тридцать староват для действующего спортсмена. Или из бывших или нынешних тренеров. Хотя запросто может быть какой-нибудь работяга. Все хорошее в Союзе тянули обычно общественники и люди неравнодушные. Партийцы и прочий начальственный люд просто рядом стояли и ништяки за чужую работу получать не забывали.

Из соседнего зала появляется голова Андрюхи. Он уже переоделся.

— Давай сюда, братва.

Здесь рулит Жэка, так представился нам второй качок. По виду борец, уши приплюснуты. Обычные для них травмы. Часть зала покрыта потертыми матами, на другом конце тренируются боксеры. Висят груши и мешки. Резко пахнуло потом, вентиляция здесь хуже, чем в соседнем зале.

— Кто есть по борьбе?

— Я точно нет, — улыбается Серега, — легкоатлет.

— То-то и видно! — лыбится Жэка и бросает взгляд на меня.

— Полтора года на вольную ходил.

— Хочешь что-то посерьезней?

Старая песня о главном. Сейчас предложат спарринг и покажут, что ты лох педальный. Потом захотят научить паре приемов. Плавали, знаем! Отрицательно мотаю головой:

— Мне незачем.

Быстро разминаюсь и подхожу к самодельному мешку. Несколько хлестких ударов руками и ногой производят на народ впечатление. Не подвела память. Жэка осуждающе качает головой:

— Это не спорт.

— Я и не говорил. Меня учили убивать и драться.

— Армия, ВДВ?

— Погранец.

— Понятно. У вас главное — эффективность. Но на улице так никогда не действуй. Опасно. Зацепишь кого и привет, тюрьма — дом родной!

Бросаю взгляд на тренера. Я, похоже, ошибся, он будет стоять на другой стороне или уже там.

— Ты не из милиции случаем будешь, друг?

— Уголовный розыск.

— Ясно.

Вот почему Андрюха потом в ментуру пойдет. Я же с ним тогда в зал не ходил, а его именно здесь перспективами зацепили. Ну какой из боксера педагог? Будете смеяться, но драться по-настоящему меня как раз менты и учили. Когда вся эта заваруха девяностых начала стихать, выгодней стало под «ментовской крышей». ФСБ первыми тему прочухали и подмяли под себя самые жирные куски. Или защищали таким манером важнейшие отрасли от ворогов. Хрен их поймешь, где кончаются личные интересы и начинаются казенные.

И как раз опера из убойного, и ОМОНовцы учили меня бить грязно, по-хулигански. Давно известно, что черный пояс или звание чемпиона не спасут тебя в обычной уличной драке. Учеба у МВДшников проходила предельно жестко, но крайне эффективно. Видок у меня тогда был, как будто из застенков Гестапо вышел. Так и парни те не нынешние рохли. Они через огонь и Крым прошли. Противостояние бандитам, командировки в Чечню.

Внезапно вижу в углу одиноко лежащий отрезок водопроводной трубы.

— Длинная рука лучше короткой. Древняя китайская мудрость.

Руки помнят! Благо после летней страды они неплохо натренированы. А тут всего килограмма три. Кручу восьмерки, как посохом и совершаю несколько выпадов вперед. Все боксеры замерли и смотрят на меня во все глаза. Ешкин кот, китайские боевики сюда еще не дошли!