Вся жизнь - один чудесный миг

Annotation

Очередная книга серии «Пионер — значит первый» посвящена Александру Сергеевичу Пушкину. Она предназначена для всех, кто знакомится с великим поэтом.

ПУШКИН

От автора

1

Но детских лет люблю воспоминанье…

Неволя мирная,

Открытым сердцем говоря…

2

…Но вреден Север для меня

В те дни, когда мне были новы

Теперь в изгнаньи

3

На берег выброшен грозою…

Сгорая пламенем любви…

Мы возмужали: рок сулил и нам

И нет его —

Пушкин и мы

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИЛЛЮСТРАЦИИ

INFO

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

ПУШКИН

*

ВСЯ ЖИЗНЬ — ОДИН

ЧУДЕСНЫЙ МИГ

Композиция

*

Автор композиции

Марк Сергеев

М., Молодая гвардия, 1969

О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,

О мужественных людях — революционерах,

Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.

О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.

Кто с детства был настойчивым в стремленьях

И беззаветно к цели шел своей.

Очередная книга серии «Пионер — значит первый» посвящена Александру Сергеевичу Пушкину. Она предназначена для всех, кто знакомится с великим поэтом. Книга эта необычна. В нее вошли материалы нескольких групп.

Первая, и наиболее обширная группа, — это свидетельства современников поэта, зафиксированные в их воспоминаниях, дневниках, переписке. К этой группе примыкают записи, касающиеся жизни и творчества Пушкина, сделанные первыми значительными биографами поэта — Анненковым, Бартеневым. Здесь же можно назвать и тексты официальных документов, относящихся к разным периодам жизни Пушкина, к его службе, ссылке и т. д.

Вторая группа — собственно пушкинские тексты (стихи, отрывки из писем, дневниковые записи, очерковая проза).

Третья, не очень большая по объему, — высказывания о творчестве Пушкина писателей и критиков XIX и XX веков (Достоевского, Брюсова, Благого и др.).

И наконец, сообщения, идущие от составителя, необходимые пояснения, факты, хроника жизни поэта.

Все эти материалы перемежаются друг с другом и расположены таким образом, чтобы читатель мог представить жизнь поэта от его рождения до гибели.

«Мой жребий пал, я лиру избираю…» — так называется первая часть, посвященная детским и юношеским годам Пушкина (1799–1820).

«Я жертва клеветы и мстительных невежд…» — название второй части, охватывающей период ссылки поэта — юг и Михайловское (1820–1826).

«Как беззаконная комета, в кругу расчисленном светил..» — эта глава охватывает последние вдохновенные и трагические годы Пушкина.

Кроме того, каждая из этих глав делится на более мелкие разделы: «Открытым сердцем говоря», «Но вреден Север для меня», «Па берег выброшен грозою» и т. д. Поэтические строки открывают каждый раздел.

Книга не претендует на полноту — ведь взаимоотношения Пушкина с каждым из тех, кто ведет здесь о нем разговор, могут послужить материалом для объемистого тома. Автор композиции осветил только главные события жизни Пушкина.

Незначительны в книге комментарии, короток именной указатель в конце. Но эта книга может стать для многих первой книгой о Пушкине, она подскажет настоящим любителям поэзии путь исследования, пробудит интерес к документальной Пушкиниане.

В работе над книгой большую помощь автору оказали научные сотрудники Государственного музея А. С. Пушкина в Москве, работники научной библиотеки в Иркутске.

От автора

Жизнь Пушкина коротка и бесконечна.

Едва раздвинулись стены лицея и мир предстал перед ним, полный надежд и тревог, как стены содвинулись снова — ссылка, еще одна ссылка, несколько лет столичного коловращения и выстрел на Черной речке, выстрел, пуля которого все еще летит, пронзая наши сердца.

И все же так много вместилось в эту недолгую жизнь, осененную высоким крылом поэзии, что вся она похожа на один прекрасный миг, а» каждый миг ее — на целую жизнь. Пушкин и общество, Пушкин и литература, Пушкин и декабристы, Пушкин и друзья, Пушкин и царь, Пушкин и любовь… Об этом написаны романы и повести, сотни томов интереснейших страстных исследований и стихи — их не меньше, чем создал сам поэт. Но еще многие и многие поколения с восхищенным удивлением будут смотреть на гигантскую фигуру человека, стоящего у истоков русской реалистической литературы, впитавшего все самое лучшее из словотворчества народа, переплавившего в огне души опыт современников и предшественников, чтобы явить миру первым из российских талантов «чистейшей красоты чистейший образец».

Но сколько книг ни посвятили бы Пушкину — главный источник у них один: творчество Пушкина, его письма и письма к нему, драгоценные факты его биографии, оставленные нам в воспоминаниях современников.

Эта книга — разговор.

Собеседников от нас отделяет столетие, они как бы сидят друг против друга, разделенные незримой, но беспощадной чертой.

С одной стороны, преданный Иван Пущин и лирическая Анна Керн, добродушный ленивый Дельвиг и восторженно-ворчливый Жуковский, с другой — пустой и развращенный Дантес, самовлюбленный царь, шеф жандармов Бенкендорф и его тайные агенты.

Они говорят, перебивая друг друга, зачитывают документы, приводят цитаты из писем и вдруг замолкают… И тогда звучит голос Пушкина — его стихи, его мысли, его нежность и гнев, его прямодушие и взрывчатый темперамент.

Блажен, кто понял голос строгой

Необходимости земной,

Кто в жизни шел большой дорогой,

Большой дорогой столбовой, —

Кто цель имел и к ней стремился,

Кто знал, зачем он в свет явился…

А. С. Пушкин

1

1799–1820

Мой жребий пал,

я лиру избираю…

Но детских лет люблю воспоминанье…

Есть люди, чье явление на свет мгновенной вспышкой озаряет век, соединяет все, чему суждено было слиться, и, предвосхищая будущее, включает в сферу своего огня многое из того, о чем время еще и не помышляло.

Таков Пушкин.

Когда в небогатом доме на Немецкой улице в Москве раздался первый крик сына Александра, еще никто не знал, что с его появлением не только сплавятся воедино старинный род Пушкиных, идущий от жившего еще в Древней Руси полулегендарного Ратши, и родословная «арапа Петра Великого» Ибрагима Ганнибала, но и сольются древний аристократизм с народными чаяниями, что его короткая, как озарение, жизнь соединит в себе все яркое, новое; вызревающее — бунт мыслей, бунт чувств, бунт языка, бунт стиля… Линии скрестились!

1799 год, 26 мая. «Во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скворцова, у жильца его майора Сергея Львовича Пушкина родился сын Александр».

Выписка из метрической книги церкви Богоявления в Москве

Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебли, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана. Когда у них обедывало человека два-три, то всегда присылали к нам за приборами.

М. А. КОРФ

Скажем несколько слов о родственных лицах, окружавших детство Александра Сергеевича.

Отец его Сергей Дьвович, о родителях которого сам поэт наш говорит в своих сочинениях, был нрава пылкого и до крайности раздражительного, так что при малейшем неудовольствии, возбужденном жалобою гувернера или гувернантки, он выходил из себя, отчего дети больше боялись его, чем любили. Мать, напротив, при всей живости характера умела владеть собою и только не смогла скрывать предпочтение, которое оказывала сперва к дочери, а потом к меньшему сыну Льву Сергеевичу; всегда веселая и беззаботная, с прекрасною наружностью креолки, как ее называли, она любила свет. Сергей Львович был также создан для общества, которое умел он оживлять неистощимою любезностью и тонкими остротами, изливавшимися потоком французских каламбуров. Многие из его каламбуров передавались в обществе, как образчики необыкновенного остроумия…

— В чем сходство между солнцем и вами, господин Пушкин?

— В том, что нельзя без гримасы разглядывать нас обоих.

О. С. ПАВЛИЩЕВА

Надежда Осиповна, мать поэта, была балованное дитя, окруженное с малолетства угодливостью, потворством и лестью окружающих, что сообщило нраву молодой красивой креолки, как ее потом называли в свете, тот оттенок вспыльчивости, упорства и капризного властолюбия, который замечали в ней позднее и принимали за твердость характера.

П. В. АННЕНКОВ

Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, Надежда Осиповна умела дуться по дням, месяцам и даже годам. Так, рассердись за что-то на Александра Сергеевича, которому в детстве доставалось от нее гораздо больше, чем другим детям, она играла с ним в молчанку круглый год, проживая под одною кровлею; оттого дети, предпочитая взбалмошные выходки и острастки Сергея Львовича игре в молчанку Надежды Осиповны, боялись ее несравненно более, чем отца.

Не могу не упомянуть кстати, со слов моей матери, о наказаниях, придуманных Надеждой Осиповной для Александра Сергеевича, чтоб отучить его в детстве от двух привычек: тереть свои ладони одна о другую и терять носовые платки; для искоренения первой из этих привычек она завязывала ему руки назад на целый день, поморив голодом; для искоренения же второй — прибегала к следующему: «жалую тебя моим бессменным адъютантом», — сказала она Пушкину, подавая ему курточку. На курточке красовался пришитый, в виде аксельбанта, носовой платок. Аксельбанты менялись в неделю два раза; при аксельбантах она заставляла его и к гостям выходить.

Л. Н. ПАВЛИЩЕВ

Замечательна по своему влиянию на детство и первое воспитание Александра Сергеевича… была бабушка Марья Алексеевна. Происходя по матери из рода Ржевских, она дорожила этим родством и часто любила вспоминать былые времена…

Вышедши замуж за Осипа Абрамовича Ганнибала, она имела от него единственную дочь Надежду, мать Александра Сергеевича, и года через два после замужества была им брошена. Этот меньший сын негра, известного Абрама Петровича Ганнибала, крестника и любимца Петра Великого, о происхождении которого и Александр Сергеевич поминает в своих сочинениях, не отличался ни усердием к службе, как флотский офицер, ни правилами строгой нравственности. Велев жене просто убираться из дому, он оставил дочь у себя и сам тайно женился на Устинье Ермолаевне Толстой.