Кампанелла. Последний маг эпохи Ренессанса

Он тщательно испытывал людей. Иногда в обмен за свои советы он требовал маленькой услуги – просил передать какую-нибудь незначительную записку, отправить с городской почты письмо в Калабрию или разыскать в Неаполе земляка.

Один из офицеров поведал ему свою беду: он давно уже домогается благосклонности пленившей его красотки, но все безуспешно. Он настоятельно просил Кампанеллу, чтобы тот назвал ему состав любовного напитка, который вынудит ее ответить на его желания. Кампанелла дал необходимый рецепт. Через некоторое время офицер заявился снова. Любовный напиток не помог. Красавица по-прежнему смотрит на него холодно, а он никак не может найти слов, чтобы выразить свои чувства. Любовный напиток не помог? Надо обратиться к другому средству! Кампанелла написал для него стихи. Они не претендовали на утонченность и не говорили о хорошем вкусе, но были полны красноречивыми признаниями, неутоленной страстью, пылким нетерпением. Когда офицер пришел в следующий раз, он довольно улыбался. Стихи оказались действенней, чем любовный напиток.

В конце ноября возобновилось следствие. После первого же допроса Маврицио, вернувшись в камеру, позвал Кампанеллу. Он сообщил ему, что на место Ксаравы назначен один из приближенных вице-короля – Санчес де Луна. Даже маленькая надежда на облегчение участи в связи с переменой в составе трибунала, изредка появлявшаяся у Маврицио, окончательно исчезла, когда он увидел хорошо знакомое ему лицо Санчеса. Лично для Маврицио его появление на сцене означало скорую казнь. Санчес, несомненно, не пожалеет сил, чтобы побыстрей отправить его на тот свет. Он кровно в этом заинтересован, так как находится в очень близких отношениях с Морано, который, загоняя лошадей, прилагал нечеловеческие усилия, чтобы схватить Маврицио и передать его в руки испанцев. Морано ждал и не мог дождаться смерти Маврицио, чтобы получить его феод, поскольку тот не имел наследника. Хорошо, же бескорыстие судей и слуг вице-короля!

Маврицио мучила мысль, что его маленькая дочь останется без всяких средств к существованию. Кампанелла как мог старался его успокоить.

Им недолго довелось разговаривать через окно. Маврицио, готовя к пыткам, перевели в карцер. Санчес де Луна, выслуживаясь перед вице-королем, решил любыми средствами добиться от Ринальди признаний. Через несколько дней после того, как Маврицио забрали из башни, Кампанелла узнал, что его подвергли самой страшной из всех пыток, которые тогда применялись. Она носила безобидное название «велья» – «бодрствование». И продолжалась без перерыва ровно сорок часов.

Честь изобретения «вельи» принадлежит известному болонскому криминалисту Ипполито Марсили. Он осчастливил человечество своим открытием в первой половине 1500 года. Наблюдательные инквизиторы давно обнаружили, что эффективность пытки значительно повышается, если пытаемый предварительно чем-либо обессилен: долгим тюремным заключением, болезнью, голодом, сыростью камер. Поэтому узников перед пытками помещали в карцер. Основываясь на огромном опыте, накопленном в застенках за века существования инквизиции, Ипполито Марсили придумал оригинальный метод дознания. Он широко рекламировал его, уверяя, что тот безотказно действует даже против «упорствующих и не страшащихся пыток». Ему возражали, что продолжительность «вельи» делает ее утомительной для самих инквизиторов.

Находчивый криминалист из Болоньи разработал свою систему до мельчайших деталей. Он подсчитал, что «велья» оказывается наиболее эффективной, если продолжается беспрерывно сорок часов. Движимый сугубо гуманными соображениями, он предусмотрел, чтобы инквизиторы по мере утомляемости сменяли один другого и уходили отдохнуть.

Изобретение маэстро Ипполито было простым до гениальности. Оно не требовало ни сложных пыточных устройств, ни затрат на свинец, смолу или уголь. Упорствующего злоумышленника сажали на обыкновенную скамейку, по обе стороны которой становились два служителя с единственной обязанностью следить за тем, чтобы опекаемый ими человек не смыкал глаз. Стоило ему только задремать, как один из служителей легким ударом по голове прогонял сон. Время от времени инквизитор увещевал преступника признаться.

Марсили очень гордился своим изобретением. Он считал, что оно скорее напоминает какую-то веселую затею, чем пытку. Человек хочет спать, а его постоянно тормошат. В этом нет ничего ужасного. В камере не пахнет горелым мясом, узник не кричит благим матом, и после таких дознаний не надо со стен и пола смывать кровь. А главное, злоумышленник не просидит на своей табуретке и сорока часов, как начнет соглашаться со всем, что от него требуют!

Кроме того, «велья» не уродовала пытаемого и, следовательно, избавляла отцов-инквизиторов от излишних нареканий в жестокости.

Однако практика показала, что ученый маэстро недооценивал сил человеческих. Некоторые люди переносили «велью», не делая никаких признаний. Специалисты задумались над тем, как ее усовершенствовать. Первое нововведение было весьма невинным. Опыт убедил инквизиторов, что живущий впроголодь заключенный легче переносит «бодрствование», чем человек, хорошо накормленный. Тогда перед «вельей» преступникам стали давать вдоволь еды и немного вина.

Творческая мысль работала вовсю. Сперва табуретку сделали высокой, чтобы ноги не касались пола, потом решили так ее переделать, чтобы сидеть на ней было мучительно. Ровную крышку скамейки заменили стесанным на угол бревном, которое назвали «кобылой». Шли новые времена, и еретики становились особенно упорными. Прогресс чувствовался во всем, даже в усовершенствовании орудий пытки. Теперь преступника не просто сажали на «кобылу». Ему связывали руки, а веревку пропускали через блок, укрепленный в потолке. «Кобыла» тоже изменилась до неузнаваемости. Она превратилась в треножник высотою в семь-восемь вершков, увенчанный пирамидой, похожей на острый кол. Человека раздевали донага и подтягивали вверх с таким расчетом, чтобы посадить его на острие. Стоило чуть опустить веревку, как кол глубже вонзался в тело. Было придумано несколько специальных приспособлений, с помощью которых пытаемого расчаливали во все стороны, чтобы он, стараясь избежать острия, не мог дергаться и извиваться. Ноги его крепили на высокой поперечной перекладине. Эти нововведения позволили высвободить двух служителей – никто из посаженных на кол не выказывал желания дремать. «Велья» причиняла тяжелые увечья. Кол рвал вены. Люди теряли много крови. Но пытка, продолжавшая называться «бодрствованием», как и прежде, длилась сорок часов.

Санчес де Луна никак не хотел примириться с тем, что против Маврицио бессильны все пытки. Последняя его надежда была на «велью». Он должен был любой ценой заставить Ринальди заговорить!

Когда до окончания «вельи» оставалось несколько часов, Санчес понял, что и на этот раз не удастся вырвать у Маврицио ни одного слова. Его душила ярость. Неужели Маврицио так и будет до самой смерти бросать на своих палачей полные презрения взгляды! Он не знал, что делать. Ему были ненавистны дурацкие правила, запрещавшие продолжать «велью» дольше, чем сорок часов подряд. Но он нашел выход: пытку нельзя было повторять, но было позволительно ее прерывать и затем начинать сначала. Санчес прервал «велью» незадолго до истечения сорока часов. Маврицио сняли с кола только для того, чтобы через короткий промежуток времени снова возобновить пытку. Целых семьдесят часов продолжались страшнейшие мучения. Но Маврицио выдержал все. Его мужество и стойкость были беспримерны. Часто, чтобы сломить человека, было достаточно самой короткой пытки, длившейся восьмую долю часа. Маврицио ди Ринальди так и остался несломленным, хотя в Калабрии и Неаполе его и пытали в общей сложности триста часов.

12 декабря 1599 года был во второй раз оглашен смертный приговор Маврицио ди Ринальди. Он должен был быть повешен, затем труп его, вынутый из петли, надлежало четвертовать. Одновременно был приговорен к смерти и Чезаре Пизано, дело которого было закончено еще в Калабрии. В списке, составленном Антонио Пери, Пизано числился как «лирик, а испанские власти считали его светским лицом. Пизано написал жалобу вице-королю, требуя справедливости. Жалоба осталась без последствий. Графу Лемосу надоели проволочки! Нунций настаивал, чтобы Пизано передали в руки церковного суда, так как он обвинялся в ереси и мог быть свидетелем против Кампанеллы. Но вице-король не пожелал принять этого во внимание.

По обычаю, издавна существовавшему в Неаполе, осужденных после объявления приговора переводили в тюрьму Викария. В день казни они шли через город в Кастель Нуово, на площадь, где стояли виселица и плаха. Казнь была назначена на 20 декабря. Толпы народа с раннего утра устремились к Кастель Нуово и наводнили улицы, по которым должны были проводить преступников.

Однако Маврицио испортил торжественность традиционной церемонии. Предполагалось, что весь длинный путь от Викарии до Кастель Нуово он пройдет пешком, но после перенесенных пыток он едва держался на ногах. Его пришлось положить на телегу. Рядом с ним плелся Пизано. Процессия двигалась медленно. Вплотную с телегой, на которой везли Маврицио, шли священники, все время не перестававшие убеждать осужденных в необходимости облегчить душу раскаянием и открыть перед смертью всю правду. По сторонам улиц теснились любопытные.

По случаю казни всегда наглухо запертые ворота Кастель Нуово были широко распахнуты и толпа заполнила площадь, которая в обычные дни никогда не была многолюдной. Почти весь гарнизон Неаполя находился в Кастель Нуово и на прилегающих к нему улицах. Шпалеры солдат окружали со всех сторон место казни.

Накануне Кампанелла увидел, как тюремные плотники чинили эшафот, – теперь это делалось для Маврицио.

Ночью Томмазо то и дело вставал и подходил к окну. Еще не рассвело, когда на дворе появилась большая группа солдат. Офицер отдавал короткие команды. Заканчивались последние приготовления. Виселица торчала рядом с церковью, как раз напротив башни, где сидел Кампанелла. Он видел все, что творилось внизу. Видел, как два здоровенных тюремщика тащили Маврицио к виселице. Вокруг него суетились священники. Когда приговоренному надели на шею веревку, один из них с распятием в руках снова подошел к Ринальди.

Сейчас все будет кончено. Палач привычным движением выбьет скамейку из-под ног Маврицио…

Кампанелла мысленно послал другу слова последнего привета. Маврицио ди Ринальди был человеком редкого мужества!

И тут свершилось то, чего Кампанелла больше всего боялся, – попы оказались сильнее палачей. Маврицио не просил, чтобы ему сохранили жизнь. Он оказал только, что хочет облегчить перед смертью душу, рассказать правду и во всем признаться. По просьбе Маврицио его отвели в церковь, рядом с которой стоял эшафот. Казнь снова была отложена.

Пизано не делал никаких заявлений и ничего не просил. Он ждал, что его повесят. После короткого замешательства члены трибунала решили и его временно оставить в живых. Он мог еще пригодиться в связи с разоблачениями, которые обещал сделать Ринальди.