Штормовой предел

* * *

Последний год учебы пролетел быстро. Наконец настало время, о котором воспитанники училища мечтали с первого дня поступления — начало подготовки к похоронам „Альманаха“ — старинной гардемаринской традиции, зародившейся еще в петровские времена. За пару недель до последнего экзамена по астрономии в училище был вывешен первый бюллетень о болезни „Альманаха“. С этого момента ежедневно всюду вывешивались бюллетени о состоянии его здоровья. Кадеты и гардемарины ходили по корпусу на цыпочках, чтобы не беспокоить „больного“, но, несмотря на это, „Альманаху“ с каждым днем становилось все хуже и хуже. В день экзамена по астрономии над головами последних отвечающих гардемаринов под потолок Столового зала запускались воздушные шары с закрепленными на них плакатами: „Сэр Альманах умер!“ В ночь после экзамена старшая гардемаринская рота торжественно „хоронила“ ненавистный ежегодник. В Столовом зале выставлялся почетный караул в полной амуниции с винтовками, но без всякой одежды — в голом виде. На троне из столов и красных одеял восседал Нептун. „Альманах“ клали в картонный гроб, около которого кружились „балерины“, и вывозили на орудийном лафете. Церемониал начинался панихидой, которую служили „священник“ и „дьякон“ с самодельными кадилами. Здесь же рыдала безутешная „вдова“ умершего (гардемарин, подавший на экзамене работу последним). Ритуал сопровождался парадом в явно непотребном виде. „Залп“ настоящей брани изображал громовой салют брига „Наварин“. Гроб с „Альманахом“ кремировался в одной из печей. Для передачи традиций на „похороны“ приглашались и младшие гардемарины и даже кадеты. Выставлялись и „махальные“, которые должны были предупредить о приближении кого-то из офицеров. Впрочем, начальство смотрело сквозь пальцы на этот „тайный“ церемониал, уважая старые традиции своей альма-матер…

Перед самым выпуском по старой традиции гардемарины тянули жребий, кто на какой флот выйдет служить. Момент был достаточно серьезным, поэтому присутствовали ротный командир и заместитель директора корпуса. Жребий тянули в порядке старшинства, то есть успехов в учебе. Первые из лучших отличников от жребия освобождались и имели право сами выбрать место будущей службы. Но Миклуха из-за своего поведения к таковым не относился. В назначенное время все гардемарины собрались в роте. После этого заранее заготовленные билетики были прилюдно свернуты в трубочки и брошены в фуражку. На каждом билетике была написала только одна буква: „Б“ — Балтийский флот, „Ч“ — соответственно Черноморский. Буквы „С“ и „К“ обозначали Сибирскую и Каспийскую флотилии. Что касается Балтийского и Черноморского флотов, то были желающие попасть как на первый, так и на второй. Кто-то считал, что именно на этом флоте ему будет комфортней, у кого-то там служили родственники или знакомые. Были желающие попасть и на Сибирскую флотилию, где офицеры получали повышенные оклады „за дикость“ и быстрее продвигались в чинах. Никто не желал служить лишь на Каспии — Каспийская флотилия считалась прибежищем неудачников, так как возможности сделать карьеру там не было никакой.

Перемешав свернутые билетики в фуражке, командир роты давал „добро“, и вытягивание будущей судьбы начиналось. Практически каждый вытягивающий, развернув свой билетик что-то восклицал, кто-то радостно, кто-то грустно.

Что касается Миклухи, то он был не прочь попасть или на Балтику, или на Дальний Восток: и в первом и во втором случае имелась возможность участия в дальних океанских плаваниях, о чем он мечтал с первого дня поступления в училище. Черноморский флот его не прельщал, так как черноморские корабли практически не выходили за пределы Босфора и, по бытовавшему среди гардемаринов убеждению, из „этой закупоренной бутылки никогда не выберешься на порядочную войну“, о которой все гардемарины, естественно, мечтали. Больше всего Миклуха, разумеется, боялся вытянуть бумажку со зловещей литерой „К“. С замиранием сердца он подошел к лежащей на столе фуражке и быстро взял первый подвернувшийся билетик. При этом так волновался, что с трудом смог его развернуть. В тот день судьба была милостива к потомку славных запорожских казаков — на билетике стояла спасительная буква „Б“.

А в августе 1873 года Миклуха и его однокашники получили свой первый офицерский чин — мичманский. Производство было торжественным: гремел оркестр, молодые мичманы в последний обнажали голову перед училищным знаменем. Присутствовали управляющий Морским министерством, заслуженные адмиралы флота, масса приглашенных гостей. Звучала традиционная речь директора училища контр-адмирала Арсеньева. Присутствовавшие на торжественном выпуске воспитанники с завистью смотрели на одетых с иголочки молодых мичманов и предвкушали в мечтах день, когда наступит их очередь. В жизни каждого, кто готовился к военной службе, самым ярким моментом всегда являлся день производства в первый офицерский чин. Это была не просто великая радость освобождения из приевшихся за долгие годы стен Морского училища, его строгих правил, казарменной жизни и регулярных классных занятий — это был день второго рождения, взлета в безбрежную ширь морских просторов. Офицерская морская форма, увенчанная заветными эполетами с одинокой мичманской звездочкой, не только внешне изменяет облик вчерашнего гардемарина, она изменяет его душу. Теперь бывший воспитанник становился фигурой, обличенной грузом огромной ответственности не только за себя, но и за то дело, которое будет ему поручено, и за тех людей, которые будут ему подчинены. Можно только представить себе ту гордость, с которой Миклуха и его товарища гордостью принимали в руки золоченые кортики — символы офицерской доблести. Вместе с тем в душах выпускников присутствовали и легкий страх перед сознанием огромной ответственности предстоящих задач, а также сомнения, смогут ли они показать себя достойными в борьбе с трудностями, ожидающими их впереди.

Говорили, что на выпуск должен был прибыть император, но в силу каких-то обстоятельств его визит был отменен. Обходя строй новоиспеченных мичманов, вице-адмирал Краббе на мгновение остановился напротив застывшего в строю Миклухи. В глубине глаз строгого начальника Миклуха неожиданно увидел смешинку, впрочем, возможно, это ему только показалось, так как мгновение спустя Краббе невозмутимо прошествовал дальше.

Прозвучала традиционная речь директора училища. Молодые мичманы прошли мимо начальства церемониальным маршем. Затем строй был распущен, и молодые мичманы попали в объятья родных. Вокруг Миклухи мама, старшая сестра Ольга и младший брат Михаил — студент реального училища.

Отныне многое из того, что можно было кадету и гардемарину, мичману Миклухе было непозволительно. Например, офицер не мог себе позволить посещать гостиницы и рестораны низших разрядов, трактиры, чайные и пивные, а также буфеты 3-го класса на железнодорожных станциях. Офицер не мог носить сумки и пакеты сам, а был обязан оплачивать доставку товаров на дом. Важным для офицера считалось не скупиться на чаевые, хотя далеко не у всех жалованье позволяло сорить деньгами. В общем, начиналась совершенно новая интересная жизнь, полная, несмотря на новые условности, надежд и перспектив.