Мортарион: Бледный Король

Глава 12

Примархи перебрались на крышу бункера командной башни, чья поверхность утратила былую ровность — впрочем, в настоящий момент слегка покосился весь улей целиком. Примархов овевали порывы сильного ветра, ядовитый туман клочьями клубился вокруг каждого из трёх братьев и стекал в дыру, которую Гарро пробил в крыше. Приближался вечер, и свет менял оттенок с коричневого на тёмно-серый. Картина разрушений посреди равнин не смягчилась с приходом полумрака. С этой высоты остовы разбитой бронетехники сливались воедино, формируя в ассоциациях образ кладбища.

У южного края крыши парил «Грозовой орёл», его боковые двери были открыты.

— Мы увидели достаточно, — изрёк Сангвиний. — Мы могли бы потратить годы на изучение архивов данной кампании, но всё-таки, как мне кажется, мы узнали то, ради чего пришли.

— Стало быть, настало время вынести мне приговор? — полюбопытствовал Мортарион, глядя на Ангела. В глазах Жнеца читался вызов.

— Мы здесь не для того, чтобы заковать тебя в кандалы.

Мортарион посмотрел на Сангвиния с прищуром.

— Это не ответ, а малодушное уклонение. Я слышу приговор в твоём голосе и в твоих словах, братец. — Он подошёл к краю крыши, после чего развернулся лицом к свои судьям. — Нет, вы не мои тюремщики. Вы мои судьи. Но знайте вот что: я весь ваш, но ваше собственное лицемерие обнажено предо мной. Понимаем ли мы друг друга?

— Думаю, что да, — ответил Сангвиний.

— У меня есть последний вопрос, — вмешался Гор. — Я всё ещё размышляю насчёт тотальной чистки Ордена. Быть может, имелся практический смысл сохранить жизни некоторым из чиновников среднего звена? Или ты не согласен?

— Ни в коем случае, — отрезал Мортарион. — Каждый оставшийся в живых чиновник Ордена стал бы сохранившимся кусочком его структуры. Даже малейшие фрагменты этой мерзости были бы куда более токсичны, чем здешний воздух. Я не взялся бы за уничтожение Ордена, имея хотя бы малейшую вероятность того, что он каким-то образом обретёт былую форму.

Гор выглядел так, словно собирался сказать что-то ещё, но промолчал.

— Меня беспокоит подсчёт, — заметил Сангвиний.

— Над ним трудятся миллионы, — пояснил Мортарион. — И они выполнят приказ. Тут нет ничего невозможного.

Сангвиний посмотрел на Гора, который с огорчённым видом кивнул.

— Так мы договорились, Сангвиний? — спросил он. — Есть ещё вопросы, или мы можем сказать, что понимаем?

— Можем, — промолвил Ангел.

— Очень хорошо, — сказал Гор с мрачным выражением лица. Он шагнул вперёд. — Мы прибыли во имя понимания, как и говорилось прежде. И теперь мы понимаем.

— Ну и ну, я прямо-таки поражён, — улыбнулся Мортарион.

— Ты не понял. Это вопрос к тебе. Осознаёшь ли ты последствия своих действий на Галаспаре?

— Ещё бы. Я осознавал их с того самого момента, как взялся за выполнение этой задачи. Галаспар в том состоянии, что вы видите — вот результат, которого я добивался. Правильный результат.

— То, что ты намеревался сделать, вовсе не означает, что ты видишь всю картину целиком, — возразил Гор. — Впрочем, цена блокады и последующей длительной осады для Империума и скопления Галаспар оказалась бы намного выше.

— Что, Сангвиний, даже ты согласен с этим? — полюбопытствовал Мортарион.

— Согласен, — ответил Ангел.

— Тебя это удивляет? — спросил Гор.

— Не без этого.

— Тогда ты видишь далеко не всё. Есть ещё кое-что, один важный момент, который тебе следует принять во внимание, — в глазах Гора присутствовало нечто от печали, которую Мортарион наблюдал в глазах их общего Отца.

— О чём речь? — настороженно спросил Жнец.

— Об иной цене.

— Для кого?

— Жителей Галаспара.

Мортарион недоверчиво хмыкнул.

— Они освобождены.

— Физически — да, — согласился Гор. — Но во всём остальном — нет. Они лично наблюдали за Смертью, что пронеслась по их миру. Им неведомо само понятие «свободы». Да и как могло быть иначе? Откуда они могли узнать о ней? Сила, что угнетала их, была сметена ещё большей силой. Всё, что они знают — это разрушение, — Гор сделал паузу, после чего указал на гору мёртвых тел. — Вдобавок ко всему эти твои подсчёты. Местные жители занимаются ими потому, что им дали такой приказ. Они видят в этом единственный смысл — в послушании, а не в сути подсчётов. Я не знаю, что с ними будет, когда они выполнят свою задачу и столкнутся с отсутствием иных приказов. Понимаешь? — голос Гора звучал так, будто бы он умолял своего брата. — Освобождение — это не просто уничтожение угнетателя. Мы не вправе заменять одну тиранию другой.

Гор выдержал паузу, и его последняя фраза поразила Мортариона, словно отравленный кинжал. Он ощутил, как эффект от высказанных слов распространяется по его венам — леденящая правда, слишком масштабная и ужасная, чтобы её можно было осознать в одно мгновение.

— Вот чего хочет наш Отец — чтобы ты осознал это, Мортарион, — продолжал Гор. — Он хочет, чтобы ты понял необходимость нюансов в нашем Крестовом походе. Нельзя всё время орудовать косой. Посмотри вниз, брат. Посмотри на груды тел. Их видно даже отсюда.

Мортарион оглянулся и устремил взор вниз, к далёкой земле и грудам мертвецов. Среди месива мёртвых тел освобождённые им люди копошились, подобно личинкам в падали, занятые безустанным подсчётом. Было ли это подлинным освобождением?

«Мы не вправе заменять одну тиранию другой».

Эта фраза продолжала звучать в его голове, создавая эхо, которое он не желал слушать. Он заставлял себя прислушиваться к словам Гора, которые брат желал донести. Быть может, Гор прав. Быть может, горе Отца образовалось не на пустом месте.

«Взгляд Его глаз…»

Присутствовало ли в них что-нибудь помимо печали? Была ли надежда, что Мортарион обретёт более достойную судьбу, чем то, что уготовил для него первый отец?

Жнец отбросил прочь эти мысли и сопутствующую им слабость, вновь устремив взор на Гора.

— Я вижу народ Галаспара, — процедил он. — Я вижу, что именно я сделал. И я поступил бы так снова. Моей рукой положен конец тирании, которая сковывала их. Подсчёт мертвецов — это работа для людей, которые должны видеть и знать, что их хозяева и в самом деле сдохли. Что до цены? У всего на свете есть цена. Как думаете, что было бы, если б Империум согласился сойтись с ценой блокады и осады? — Мортарион фыркнул. — Будет ли свобода этих людей раем земным с девственными кущами? Возможно, такие, как Робаут, поверили бы образу подобного будущего, но я не такой дурак.

— Такой, если воображаешь себя уникальным в своём опыте жизни на смертоносном родном мире, — вмешался Сангвиний. — Такой, если считаешь, что цель твоего завоевания оправдывает любые средства. Ты явился на Галаспар как Ангел Смерти, Мортарион, а вовсе не как освободитель. Вот в чём суть дела.

Если Великий Ангел и заметил в своих словах некоторую иронию, то не подал виду.

— Тебя это не устраивает, Сангвиний? — поинтересовался Мортарион. — Похоже, что нет. Возможно, полезно будет использовать меня для полировки своего собственного образа.

— Ты транслируешь казнь лорда-контролера миллиардам людей, — произнёс Сангвиний. — Ты принёс смерть в этот мир и со смерти начал то, что называешь моментом освобождения.

— Восьмой легион тоже сеет ужас всеми возможными способами. Тоже транслирует свой собственный процент казней. Что-то я не заметил их осуждения.

— Хватит! — крикнул Гор. — Довольно, — сказал он ещё раз, уже куда тише и с заметным чувством сожаления. — Всего этого намного больше, чем достаточно. Мы видели достаточно, и достаточно знаем. Мортарион, ты сделал достаточно. — Гор на мгновение опустил голову, а затем поднял её, с сожалением и в то же время решимостью. — Наш Отец добивается Согласия всех обитаемых миров целям и мечте Империума. В этом мире есть Согласие, да вот только не той мечте. Вместо неё — лишь пустошь с населением, поглощённым страхом перед Империумом, перед воплощением смерти.

— Услышь и меня, Мортарион. Покорение Галаспара навеки останется трагедией Великого крестового похода. Его никогда не станут отмечать, как праздник. Империум будет трудиться поколениями, чтобы исправить всё то, что ты здесь натворил. Ты подвергнут осуждению, Мортарион, и твоё первое свершение будет отмечено трауром.

Жнец не сказал ничего. Он был спокоен в своём гневе, холодным, словно могила. «Это я тоже предвидел».

— Прощай же, Мортарион, — закончил Сангвиний. — Я прощаюсь с тобой. Сомневаюсь, что ты мне поверишь, но я не испытываю ни малейшего удовольствия ни от осуждения, ни от выполнения этой задачи. Надеюсь, что когда мы встретимся в следующий раз, ты согласишься, что наше решение в этот день было правильным.

Ангел поднялся на борт «Грозового орла». Гор, в свою очередь, задержался ещё на один миг.

— Пожалуйста, извлеки из этого урок, Мортарион. Пойми, что для тебя есть и иной путь.

Мортарион буравил взглядом своего брата, ожидая его ухода, и наконец Гор отвёл глаза и присоединился к Сангвинию на борту корабля. Тот с рёвом унёсся прочь, быстро набирая высоту.

Мортарион остался на месте, наедине со своим замогильным гневом.

Вокруг бушевал порывистый ветер, яд рябил в вечерней серости. Мортарион созерцал раскинувшийся внизу пейзаж с бескрайними просторами кратеров и обломков. Всё вокруг обратилось в руины, однако руины всё-таки были лучше Ордена. В подобном разрушении присутствовала своего рода чистота.

Что-то промелькнуло за спиной у Мортариона. Он развернулся и увидел двух освобождённых им людей, две прежние «рабочие единицы» Ордена — мужчину и женщину, чьи тела покрывало изрядное количество грязи. Мужчина поддерживал женщину, половина тела которой представляла собой мешанину шрамов от ожогов. Её правая рука превратилась в почерневший обрубок; правая нога была иссохшей и инфицированной, в скором времени её ожидала ампутация. Впрочем, некоторое лечение она всё-таки получила. Конец её руки скрывался под постоянной повязкой, а с ноги свисали слои рваных бинтов. Дегенеративное развитие её ран удалось замедлить, но не остановить до конца. Повреждения явно были результатом воздействия фосфекса. Женщина была одной из немногих выживших, проклятых тем, что они оказались достаточно далёко от дикого зелёного огня, чтобы тот не прикончил их и не положил тем самым конец их страданиям.

Мортарион услышал в своём разуме обвиняющий глас Сангвиния. «Посмотри только, что ты здесь натворил».

Рабочие остановились в нескольких метров от примарха; мужчина явно был слишком напуган, чтобы подойти ближе, и женщина отпустила его руку.

— Можешь идти, Скребок, — произнесла она невнятным голосом, ибо только левая сторона её рта двигалась. Мужчина отступил, поклонившись Мортариону, а затем убежал. Женщина, пошатываясь, сделала ещё несколько шагов, а затем упала на колени, прижавшись лбом к скалобетону крыши. — Мой господин, — начала она, — вы вернулись. Вы примете мой подсчёт?

— Твой подсчёт, — повторил её слова Жнец.

— Я выполнила отведённую мне задачу. Я считала каждый день и хранила надежду, что вы вернётесь, и я смогу доказать свою верность вашей заповеди.