Свой среди своих

***

– Опять! – с досадой произнес Мальков, дойдя до статьи «Маленькие тамбовцы Большого дома», в которой живописались «связи» сотрудников питерского УФСБ с криминальным миром северной столицы и которая была почему-то проиллюстрирована фотографией двух обнаженных девушек на фоне Литейного моста. Видимо, иллюстрация должна была символизировать взаимную, но отчего-то однополую любовь «тамбовцев» и «гэбистов».

– Что там? – Малахов поднял голову от кипы ориентировок МВД, в которых отыскивал знакомые фамилии.

– Снова о тамбовской ОПГ, о том, как мы с ними плодотворно «сотрудничаем», и о «соучастии» губернатора в «развале городской торговли». – Егор вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг и поставил ее обратно на стол. – Дело «Ленфинторга»… Теперь оказывается, мы не только «помогали губернатору» банкротить предприятие, но и выделили штатных киллеров для устранения двух замов директора. Причем не абы каких, а лучших. Всё с ног на голову поставлено…

– Интересно, – задумчиво сказал майор, – а где в нашем Управлении водятся худшие киллеры? Ведь, по аналогии, если есть лучшие, то и худшие должны быть…

– Автор публикации об этом стыдливо умалчивает. – Мальков наискосок проглядел статью. – Но, думаю, он еще об этом поведает.

– Кто, кстати, написал материальчик?

– Некто Павел Коврижкин…

– Знаю такого. – Малахов заложил руки за голову. – Дружбан Адамыча.

– Этого? – Егор ткнул пальцем в список своих врагов, где почетную пятую строчку занимал награжденный ичкерийским орденом «Честь Нации» правозащитник Ковалев-Ясный[133].

– Угу…

– Тогда неудивительно. Эта гоп-компания еще и не такое придумает.

– Они могут, – согласился майор. – Пользуются тем, что мы на них в суд подавать не будем.

– Я бы подал, – заметил Мальков. – И заставил бы доказывать изложенное.

– Пустое, – отмахнулся Малахов. – Им наше обращение в суд только лишнюю рекламу сделает. Да еще и орать начнут о наезде на свободную прессу, зажиме свободы слова и наших «тоталитарных замашках»…

– А прокуроры наши, между прочим, не стесняются по судам бегать, – проворчал старший лейтенант, имея в виду тянущееся вот уже два года дело против «Нового Петербурга».

Расследование по фактам клеветы и вмешательства в личную жизнь сотрудников городской прокуратуры стало в Питере притчей во языцех. Бодрые стражи законности, презрев все нормы права, возбудили уголовное дело против редактора газеты за материалы, написанные сидящим в «Крестах»[134] депутатом ЗАКСа, хотя ответственность за сведения, излагаемые в статьях, должен был нести именно последний.

Но позволить себе выступать истцами в этом процессе против депутата прокурорские не могли.

Ибо тем самым они лишили бы себя возможности быть государственными обвинителями в судебных заседаниях по делу, связанному с обвинениями «сидельца-корреспондента» в организации целой серии заказных убийств, так как истец по одному делу не может быть обвинителем по другому.

А процесс об убийствах был для них крайне важен.

Построенное на шатком фундаменте самооговоров обвиняемых, подтасованных «доказательств» и откровенной фальсификации уголовное дело грозило развалиться в любую секунду, и только личное постоянное участие первых лиц городской прокуратуры в дознании спасало его от печальной участи. Дважды уже доходило до того, что «убиенные» оживали, возвратясь из поездок к родственникам в республики бывшего СССР, и следователям приходилось прилагать титанические усилия, дабы эти факты не получали огласку, и как-то подчищать эпизоды, связанные с «живыми мертвецами». А заместителям городского прокурора – подмахивать задним числом нужные бумажки.

Именно по этим причинам уголовное дело было возбуждено против главного редактора газеты, в которой проходили статьи «камерного депутата» о коррупции в прокурорской среде.

– На их месте я бы постыдился в таком спектакле участвовать, – сказал Малахов. – Натуральное позорище. Люди их и так не уважали, а теперь будут считать кончеными уродами.

– На людей им плевать, как мне кажется. – Мальков посмотрел на часы. – Ты домой собираешься?

– Нет, поработаю еще. – Майор год назад развелся и потому часто засиживался допоздна, иногда даже ночуя в маленькой комнатке при кабинете, где стояли раскладушка, телевизор и стол с тремя табуретами. – Ты всё сделал?

– Даже более того, чем планировал. – Егор спрятал документы в сейф и повернул ключ. – Завтра подобью итоги и сдам отчет. Заметь – на два дня раньше срока.

Малахов пожал руку бывшему стажеру.

– Не обольщайся. Рыжиков тебе быстро новое задание подберет!

– Знаю, с вами не забалуешь.

Мальков выключил лампу на своем столе, надел куртку и вышел в безлюдный коридор.

Возле лестницы ему повстречался Украинцев, перехвативший не успевшего скрыться за поворотом Маэстро и строго выговаривавший снайперу за его последнее выступление на смотре художественной самодеятельности.

– Вы б, майор, взяли что-нибудь из классики. В конце концов, «Соловья» Алябьева или «Патриотическую песню» Глинки. А то что вы исполнили? «Мы своё призванье не забу-у-дем, страх и ужас мы приносим лю-у-дям», – негромко напел заместитель коменданта. – Как это понимать?

– Юмор, товарищ подполковник. – Маэстро опустил глаза, чтобы Украинцев не разглядел пляшущих в них чертиков.

– Я понимаю, что юмор. Но при чем здесь гимн спецназа? Или вы хотите сказать, что под эту песню ваше подразделение будет маршировать по плацу?

– Никак нет, товарищ подполковник. Это была шутка. Неумная… Больше не повторится.

– Здравствуйте, Опанас Григорьевич, – вежливо поздоровался Мальков, проскакивая мимо. – Привет, Тоша.

– Добрый вечер, Егор Валентинович, – кивнул Украинцев, в очередной раз продемонстрировав свою уникальную память, и опять повернулся к Михалеву. – Так как мы решим?

– Будем согласовывать тексты выступлений с вами, товарищ подполковник, – бодро ответил Маэстро, вытягиваясь в струнку и провожая взглядом сбегавшего вниз по лестнице старшего лейтенанта.

– Как именно? – осведомился заместитель коменданта, чьей педантичности могли позавидовать даже немецкие офицеры.

– Путем подачи сценарных заявок за неделю до репетиций, – нашелся режиссер и, по совместительству, ведущий актер самодеятельного коллектива РССН.

Остальную часть беседы Мальков уже не расслышал.