Человек, который умер смеясь

Хог: Это на следующий день рождения.

Дэй: А эвкалипт отлично смотрится за окном. Мне нравится сидеть и на него смотреть.

Хог: Я рад.

Дэй: Ну и потом, мы с Гейбом не всегда ругались. Особенно поначалу. То наше первое турне, после выхода «Первого парня»… Публика с ума сходила. Они лезли на сцену. Тусили возле отеля, ждали, пока мы выйдем. Приходилось маскироваться, чтобы проскользнуть мимо них. Один раз я оделся как Марлен Дитрих. Какой-то коммивояжер полез ко мне в лифте, я его отлупил сумочкой. Гейб одевался стариком — седой парик, тросточка. Было весело. Но веселее всего было в Вегасе. В Вегасе мы всегда развлекались на всю катушку. Никаких жен. Рулетка, выпивка, девочки. Мы поднимались в номера и отрывались вовсю. Творили все, что только можно и нельзя. А на сцене мы были просто великолепны. Мы придумывали новые номера — про детство, про отцовство. И за что бы мы ни брались, все у нас получалось. Фильмы шли один за другим. «Продавцы содовой». Потом «Воз сена». «С корабля на берег». Все шло как надо. Но только не дома. Лорейн бросила Гейба. Конни жаловалась, что я редко бываю дома, что ей одиноко и она чувствует себя ненужной. И Ванду я редко видел. Я ее обожал, мою золотую малышку. Она была такая хорошенькая, такая хрупкая. Я боялся, что если ее слишком крепко обнять, то она сломается. Мне хотелось чаще с ней бывать.

Хог: Поэтому вы и согласились делать телепередачу в Нью-Йорке?

Дэй: Ну да, чтобы дань заплатить. Я задолжал налоговой службе. Если у меня были деньги, я их сразу тратил, чего уж там. А Лорейн выбила просто фантастические алименты от Гейба. За это шоу нам заплатили целое состояние. Мы при этом и цента этих денег не увидели, ни я, ни Гейб. Но я в глубине души был уверен, что, пока ты не завоюешь Нью-Йорк, это как бы не настоящий успех. А те комики, которые с успехом выступали по телевизору — Сизар, Берл, — их критики гораздо серьезнее воспринимали, чем нас с Гейбом. Мы считались низкопробными. В общем, где-то году в пятьдесят первом нам предложили делать комедийное варьете для «Лаки Страйк»[50] на канале Си-би-эс. Шанс был потрясающий, так что мы вернулись на восток и завоевали Нью-Йорк. Мы с этим шоу невероятные вещи делали. Лучше Бродвея, и каждую неделю что-то новое. Рейтинги были высокие. Только вот критики нас все равно ненавидели.

Хог: Оно вживую шло?

Дэй: Да, никаких пересъемок. Представляешь, какое давление? А знаешь, где мы снимали? В том самом театре на Западной Пятьдесят третьей, куда нас армия послала, когда мы выступали в «Теперь ты в армии». И следующие четыре года этот театр был для нас как дом родной. У нас были номера в «Уолдорфе», мы туда приходили поспать пару часов, но жили мы в театре. Я до сих пор горжусь тем шоу. У нас работали самые лучшие мастера. Главным сценаристом был Гуди Эйс. Мы его сманили от Берла. Потом мы еще наняли Джона Гранта, когда он разошелся с Эбботом и Костелло. Сельма Даймонд тоже для нас писала, упокой, Господи, ее душу. Я купил первый комедийный скетч, который Вуди Аллен продал на телевидение, — про парня, задвинутого на своей мамочке, который ходил к женщине-психотерапевту, да и влюбился в нее. Пегги Касс там обе роли играла. Просто помереть со смеху. У нас была такая труппа! Мы с Гейбом, Пегги, Дик ван Дайк — он тогда был совсем мальчишкой, — Фредди Гвинн, Морти Гаити, упокой, Господи, его душу. И приглашенные звезды тоже потрясающие. Бэзил Рэтбоун. Рональд Коулман. Помню, один раз у нас выступали Чарльз Лоутон и Эльза Ланчестер, и мы их заставили разыграть с нами сценку про детский сад, где все ползали на четвереньках. И певцы у нас тоже выступали. Этель Мерман, Патти Пейдж. Гейб иногда пел с ними дуэты. Если получалось, мы вставляли их в сценки. Что мы творили! Круто было. У нас был заданный формат, но шоу-то шло вживую. Где-то посередине формат отправлялся ко всем чертям. Пару раз у нас заканчивалось время посреди сценки. Митч Миллер, дирижер оркестра, начинал исполнять нашу музыкальную тему, и всё — мы выходили из эфира на полуслове. Я с ног валился от усталости, но был слишком взвинчен, чтобы ложиться спать. Так что я отправлялся в «Линдис» и каждый раз, когда туда приходил, поливал Джеки Глисона газировкой из бутылки. Вскоре он завел себе водяной пистолет, чтобы отвечать мне тем же. Мы это все прямо в ресторане устраивали, как дети. Потом Фил Силверс тоже завел себе такой пистолет. Мы были, как ковбои, мы даже обсуждали, не снять ли нам втроем вестерн — «Последний бой в „Линдис“». После «Линдис» мы все отправлялись в «Копа», в «Трокадеро», в «Сторк», заканчивали стейком в «Дэннис» где-то в пять утра. Я спал часа два, приходил утром во вторник не выспавшийся, с похмелья, и нужно было сразу готовить новое шоу. С чистого листа.

Хог: У вас тогда испортились отношения с Гейбом?

Дэй: Мы не разговаривали. Это нас обоих беспокоило, но по-другому не получалось. Потом он познакомился с Вики, своей второй женой, и вдруг ему надоело так много работать. Как же мы тогда переругались. Персонал и съемочная группа поддержали Гейба, хотя это я их кормил, пока он альбомы записывал. Это было… дай-ка подумать — да, третий сезон это был. Я тогда уже совсем с ума сошел. Пил по бутылке за ночь, принимал таблетки, чтобы заснуть и чтобы проснуться. Очень много ел. Ни в чем не знал меры. В четвертом сезоне это меня добило. Я потерял сознание прямо в эфире. Все очень смеялись, думали, это шутка такая. Меня положили в больницу. Месяц провалялся с двусторонней пневмонией. Гейб каждую неделю выходил в эфир с каким-нибудь новым соведущим на замену — неделю Джимми Дуранте снимался, неделю Ред Скелтон. Когда я выздоровел, то поклялся за собой следить, но сразу же вернулся к прежним привычкам. И нам с Гейбом обоим надоела эта пахота. Мы просто больше не выдерживали. Это было практически единственное, в чем мы сходились. Так что мы ушли с высоко поднятой головой. Вернулись обратно в Калифорнию.

Хог: Если верить Конни, именно тогда ваша жизнь…

Дэй: Моя жизнь превратилась в дерьмо.

(конец записи)