Иллюзия страха

* * *

Маша вышла из ванной. Волосы были влажные, но фена обнаружить не удалось. Надела лёгкое белое платье и босиком ступила на теплую плитку.

Голицын уже сидел за столом. На одном краю высились две стопки книг, на другом стояли тарелки и бокалы с вином. Он уже переоделся и записывал что-то в своем ежедневнике.

Она подошла и села напротив.

— Я, конечно, не повар, но кое-что умею, — отметил он, не отрываясь от записей.

— Спасибо, — она придвинула к себе тарелку. Голод уже давно давал о себе знать урчанием в животе. — Что за книги?

— Это наша работа на ближайшую неделю. Чтобы было не скучно. Из библиотеки акудзин.

— Ясно… А разве их можно было выносить оттуда?

— Можно, но только осторожно, — усмехнулся он. — В них нет ценности. Во всяком случае, у нас их по нескольку экземпляров.

Маша начала есть, но долго молчать не смогла и снова задала вопрос:

— Ее теперь закроют? После того, что случилось?

— Нет, что ты. Временно, может, и закроют, пока наши работают, да меняют витрину, которую ты разбила, но библиотека очень важна. Ее нельзя закрывать.

При упоминании разбитой витрины Маша покраснела:

— Я думала, что сработает сигнализация, и это его спугнет. Но она не зазвучала.

— Ты была права, — Марк наконец оторвался от записей и отложил ежедневник в сторону. — Она сработала, и это его отпугнуло. Точнее, отпугнул звук разбитого стекла. Каждый из нас знает, что некоторые витрины под охраной. Опергруппе и мне пришло оповещение.

— Значит, это не первое убийство?

— Нет. Может, сначала поешь? — он глянул на нее, как на глупое дитя.

— Я ем, ем, — кивнула Маша, уткнувшись в тарелку.

Марк пару минут смотрел на нее, будто принимая решение и наконец заговорил:

— Третье. Третья девушка.

Он вкратце пересказал ей события последних дней и замолчал. Пока он говорил, Маша уже успела доесть и слушала его, попивая вино.

— Значит, монстры существуют. Но вы как бы не монстры, а вполне нормальные ребята, работающие в тайной полиции? Теперь вам надо найти маньяка, который убивает девушек-акудзин странным способом, потому что акудзины не могут питаться акудзинами. Я ничего не упустила?

— Ну в принципе, все верно, — улыбнулся он.

— А человек может убить акудзина?

— Может, но это почти нереально. Во-первых, мы умеем прыгать в пространстве. Во-вторых, нас может убить фатальное повреждение органов. То есть, если ты выстрелишь мне в голову, я могу умереть, а если ты не очень меткая, то я залечу раны максимум за неделю.

— Жаль, а то у меня появилось жгучее желание придушить тебя за то, что втянул меня во все это.

— Виноват, — грустно улыбнулся Марк. — Здесь я очень виноват.

— А зачем? — Маша старалась говорить спокойно, она и была спокойна, но хотелось вызвать у него хотя бы чувства стыда, если, конечно, такие как он имеют хоть какие-то чувства.

— Сложный вопрос. Ты злишься?

— Да. Ты же четко сказал: маньяк может захотеть убрать свидетеля. А я вообще-то хочу прожить долгую и счастливую жизнь.

Он очень серьезно посмотрел ей в глаза:

— Мари, я никогда не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Я виноват и несу ответственность. Но мне действительно нужен был именно человек, который посмотрел бы на акудзин со стороны, непредвзято. Понимаешь?

— Пока нет, — честно призналась она. — А что вы чувствуете, когда питаетесь нашими страхами? Ворон сказал, что мой страх вкусный.

Марк удивительно вскинул брови, не ожидая, что она так сразу переключится с обвинений на интерес:

— Ну… Это можно сравнить с едой, но мы не испытываем вкусовых ощущений. Это скорее, как разные оттенки удовлетворения.

— В каком смысле «удовлетворения»?

— Ты любишь мёд? — внезапно спросил он.

— Люблю.

— Так вот страх молодых девушек он такой же тягучий, сладковатый, как мед. Только представь, что ты не ешь мед, а ярко представляешь себе, как ешь его.

— Кажется, я поняла, — кивнула она. — Вы не едите эмоции, как простую еду, а получаете заряд положительных эмоций, сравнимый с поглощением любимой еды.

— Да, что-то типа этого, то есть это не осязаемо. Это нельзя потрогать. Очень сложно объяснить, наверное, это надо просто чувствовать, — улыбнулся он.

— Хорошо, эмоции молодых девушек — мед, а парней, детей, бабушек?

— По-разному. Люди уникальны. В плане эмоций и характера нет двух одинаковых. Да и не у всех девушек эмоции как мед, у некоторых как сок сельдерея. Зависит от самого человека. Эмоции мужчин более грубые… Ну это как женщины — варенье, а мужчины — это стейк. Более жёсткие. А дети самые вкусные. Как ягодное мороженое или мятный леденец.

— Забавные сравнения… — протянула Маша, хмурясь.

— На самом деле все гораздо сложнее, я просто пытаюсь объяснить это доступным языком. Плохо получается, да? — Марк нервно пригладил волосы, будто ему стало неловко.

— Да нет, нормально, просто подумала над разговором, там, в переговорной. И над тем, что ты сейчас рассказал. Не знаю, как акудзин смог поймать эмоции акудзина и выпить его. Но вдруг он почувствовал, что страх девушек вашего вида в сто раз вкуснее меда или ягодного мороженого? И просто не может остановиться, как наркоман?

— Я не рассматривал ситуацию с этой точки зрения, — он замер, не донеся бокал до губ. — Но тогда у нас большие проблемы.

— Почему?

— Потому что наркомания почти не лечится. Люди ради дозы продадут все, что есть, и предадут, кого угодно. Они не контролируют себя. Они помешаны и оттого опасны.

— Вас это задело, — отметила она. — Тогда другой вариант. Он с этого получает выгоду. Не еду. Еды в огромном мегаполисе у вас предостаточно. Но только вот какую выгоду… У меня мало информации.

Маша скосила глаза на книги, и Марк по-доброму улыбнулся:

— Ну пробелы в знаниях мы восполним. Времени для этого предостаточно. Но только после того, как ты придёшь в себя. Водичка что надо, — Марк подмигнул и кивнул в сторону моря.

Маша на это только улыбнулась:

— Я плохо плаваю.

— Здесь мелководье. Будешь долго идти, а вода все равно будет по пояс.