Неприятности в клубе 'Беллона'

- Не думаю, что душеприказчик поднимет скандал. А с ботинком под мышкой выглядишь полным идиотом! Уберите его вместе со всем остальным, до тех пор, пока не понадобится; вот спасибо!

Так что ботинок перекочевал в стенной шкаф, а лорд Питер, освободившись от обременительной ноши, продолжил полуденную программу.

Первой его мыслью было дойти до Финсбери-Парк и заглянуть к мистеру и миссис Джордж Фентиман. Однако Уимзи вовремя вспомнил, что Шейла еще не вернулась с работы, - она подыскала себе место кассирши в модном кафе, - и тут же подумал (с деликатностью, столь редкой в среде людей состоятельных), что, если придет рано, его непременно пригласят к ужину, а стол у них и без того скудный, так что Шейла непременно расстроится, а Джордж подосадует. Поэтому его светлость зашел в один из своих многочисленных клубов и подкрепился превосходно приготовленным морским языком а ля Кольбер, заказав впридачу бутылочку "Липфраумилх", яблочную шарлотку и закуску, умеренно сдобренную пряностями; а в довершение - черный кофе и редкий сорт хорошо выдержанного бренди. Этот простой и сытный ужин привел его в превосходнейшее состояние духа.

Супруги Фентиман занимали две комнаты первого этажа с общей кухней и ванной в одном из двух смежных особняков, с сине-желтым веерообразным оконцем над дверью и полосатыми муслиновыми занавесками на окнах. По сути дела, то были типичные меблирашки, но домовладелица неизменно именовала их квартирой, поскольку сие означало, что жильцы сами себя обслуживают и сами благоустраиваются. Переступив порог, лорд Питер едва не задохнулся: совсем рядом жарили рыбу на подсолнечном масле. Кроме того, в самом начале вышла небольшая неприятность: его светлость позвонил только один раз, вызвав тем самым обитателя цокольного этажа, в то время как более осведомленный визитер нажал бы на звонок дважды, давая понять, что этаж требуется первый.

Заслышав, как в прихожей бурно выясняют отношения, Джордж выглянул из-за двери гостиной и воскликнул:

- О! Привет!

- Привет, - поздоровался Уимзи, тщетно пытаясь найти место для своих вещей на перегруженной вешалке и в конце концов пристраивая пальто и цилиндр на ручке детской коляски. - Вот подумал, не заглянуть ли в гости. Надеюсь, я не помешал.

- Конечно, нет. Очень великодушно было с вашей стороны просочиться в эту мерзкую дыру. Входите. У нас тут страшный кавардак, как обычно, но уж ежели ты беден, так волей-неволей живешь в свинарнике. Шейла, это лорд Питер Уимзи: вы ведь знакомы, не правда ли?

- Конечно. Как мило, что вы к нам выбрались! Вы уже ужинали?

- Да, благодарю вас.

- Может быть, кофе?

- Нет, право же, не нужно, спасибо - я только что из-за стола.

- Ну что ж, - вступил Джордж, - тогда могу предложить только виски.

- Спасибо, старина, не сейчас; может быть, попозже. Я уже выпил бренди. Стоит ли мешать виноград с зерном?

- Да вы мудрец! - откликнулся Джордж. Чело его прояснилось: собственно говоря, ближайшим источником виски служила пивная, а согласие означало бы по меньшей мере шесть шиллингов и шесть пенсов, не говоря уже о затрате сил на доставку.

Миссис Джордж Фентиман выдвинула для гостя кресло, а сама присела на низкий пуф. Ей исполнилось около тридцати пяти; и в лице ее еще сохранились следы былой красоты, хотя болезнь и заботы состарили Шейлу до срока.

- Не огонь, а одно название! - угрюмо заметил Джордж. - Что, угля больше нет?

- Мне очень жаль, - отозвалась Шейла. - Нынче поденщица ведра толком и не наполнила.

- Так почему ты не проследишь, чтобы наполняла? Это уже не в первый раз. Если в ведре для угля хоть что-то осталось, эта особа почему-то считает, что наполнять его незачем.

- Я схожу принесу.

- Нет, не трудись. Я сам. Но ты уж не забудь сказать поденщице.

- Не забуду - я ей целыми днями напролет об этом твержу.

- Старушенция глупа как курица. Нет, Шейла, не ходи - я не допущу, чтобы ты таскала на себе уголь.

- Чепуха, - не без ехидства отозвалась жена. - Какой ты все-таки лицемер, Джордж. И почему это рыцарский дух просыпается в тебе только в присутствии гостей?

- Позвольте мне, - порывисто предложил Уимзи. - Я люблю носить уголь. В детстве я уголь просто обожал. Сколько от него грязи, сколько шуму прелесть что такое! Так где же он? Ведите меня прямо к месту!

Миссис Фентиман выпустила ведерко, а Джордж и Уимзи, состязаясь в учтивости, некоторое время вырывали ценный приз друг у друга. В конце концов к громоздкому ларю на заднем дворе отправились всем скопом: Уимзи добывал уголь лопатой, Джордж подставлял ведро, а дама держала длинную свечку, крайне ненадежно закрепленную в эмалевом подсвечнике на несколько размеров больше, чем нужно.

- И скажи миссис Крикетт, - не отступался Джордж, с раздражающим упрямством вновь и вновь возвращаясь к наболевшему вопросу, - чтобы каждое утро наполняла ведро, как полагается.

- Я попытаюсь. Но миссис Крикетт терпеть не может, когда ее отчитывают. Я вечно боюсь, что она соберется увольняться.

- Но ведь на свете, наверное, есть и другие поденщицы?

- Миссис Крикетт - безупречно честная женщина.

- Знаю; но ведь честность - еще не все. Ты с легкостью подыщешь замену, надо только постараться.

- Хорошо, я обо всем позабочусь. Но почему бы тебе самому не поговорить с миссис Крикетт? Ведь утром я ее, как правило, не застаю.

- Да, безусловно, я знаю. Вовсе незачем лишний раз напоминать мне о том, что на хлеб зарабатываешь ты. Ты считаешь, меня такое положение дел несказанно радует? Уимзи тебе расскажет, что я на этот счет думаю.

- Не глупи, Джордж. Лорд Питер, и почему это мужчины так трусят объясняться с прислугой?

- Объясняться с прислугой - прямая обязанность женщин, - возразил Джордж, - это вообще не мое дело.

- Ну, хорошо, я поговорю с ней - но за последствия отвечаешь ты.

- Никаких последствий не будет, дорогая моя, если ты проявишь хоть немного такта. Вообще не понимаю, из-за чего столько шума!

- Хорошо же, я буду сама любезность. А вы, лорд Питер, не страдаете от поденщиц, я надеюсь?

- Боже праведный, конечно, нет! - перебил жену Джордж. - Уимзи живет пристойно. На Пиккадилли о возвышенных радостях нищеты и не ведают.

- Мне изрядно повезло, - отозвался Уимзи с покаянным видом, что неизбежно порождается обвинением в избыточном богатстве. - Мой дворецкий предан мне всей душой и исключительно понятлив; он заботится обо мне, точно мать родная.

- Да уж, небось, помнит свою выгоду, - сварливо заметил Джордж.

- Право, не знаю. Думаю, Бантер останется мне верен при любом раскладе. В войну он некоторое время состоял при мне сержантом, мы с ним вместе в такие переплеты попадали, что вспомнить страшно; а когда все закончилось, я разыскал его и взял к себе. Бантер, разумеется, и прежде состоял в услужении, но хозяин его погиб, семья разъехалась, так что моему предложению он только порадовался. Просто не знаю, что бы я теперь без Бантера делал.

- Это он обеспечивает вас фотографиями, когда вы идете по следу преступника? - предположила Шейла, торопливо хватаясь за эту, как ей казалось, безобидную тему.

- О да. В обращении с фотокамерой ему просто нет равных. Единственная загвоздка состоит вот в чем: он время от времени запирается в темной комнате, а мне приходится перебиваться самому. Я даже телефон к нему провел. "Бантер?" - "Да, милорд!" - "Где мои запонки?" - "В среднем отделении третьего выдвижного ящичка справа в комоде, милорд". "Бантер!" - "Да, милорд". - "Куда я задевал портсигар?" - "Сдается мне, в последний раз я наблюдал его на пианино, милорд". - "Бантер!" - "Да, милорд!" - "Я тут запутался с белым галстуком". - "В самом деле, милорд?" "Послушай, ты не можешь что-нибудь сделать?" - "Прошу меня простить, милорд, я произвожу проявление фотопластинки". - "К черту пластинку!" "Как скажете, милорд". - "Бантер... подожди... зачем все воспринимать так буквально? Докончи проявку, а потом приходи завязать галстук". "Всенепременно, милорд". А я, видите ли, сиди и страдай, пока эту треклятую пластинку не закрепят, или что уж там с ними делают. Просто-таки раб в собственном доме - вот что я такое.

Шейла рассмеялась.

- Отродясь не видела таких счастливых да балованных рабов! А сейчас вы что-нибудь расследуете?

- Ну да. Собственно говоря - ну вот, снова! - Бантер удалился от мира в фотографическую тьму на весь вечер. У меня и крыши над головой не осталось. Вот, скитаюсь неприкаянно, точно эта пташка без ног, как бишь ее там...

- Сочувствую: до какой же крайности нужно было дойти, чтобы искать приюта в нашей нищей конуре, - кисло рассмеялся Джордж.

Уимзи уже начал жалеть о том, что пришел. Миссис Фентиман досадливо хмурилась.

- На эту реплику можете не отвечать, - проговорила она, пытаясь свести дело к шутке. - Ответа нет и быть не может.

- А пошлю-ка я эту загадку тете Джудит в еженедельник "Веночки для Рози", - подхватил Уимзи. - "А. отпускает замечание, на которое нет ответа. Что делает Б.?"

- Вы уж извините, - промолвил Джордж, - собеседник из меня нынче никудышный. Сущим дикарем становлюсь. А вы разговаривайте, не стесняйтесь, а на меня и внимания не обращайте.

- И какая же тайна на очереди? - полюбопытствовала Шейла, ловя мужа на слове.

- Да, собственно говоря, это забавное дельце насчет генеральского завещания. Мерблз предложил мне покопаться в вопросе о наследовании, выяснить, кто кого пережил..

- Ох, вы полагаете, что сумеете все уладить?

- Очень на это надеюсь. Но дело и впрямь тонкое: того и гляди счет пойдет на секунды. Кстати, Фентиман, а вы, случайно, не были в курительной клуба "Беллона" утром одиннадцатого ноября?

- Ах, вот вы зачем пришли! Так бы сразу и сказали! Нет, не был. Скажу больше: я ничего ровным счетом не знаю. И с какой стати эта мерзкая старая карга Дормерша не могла оставить пристойное, разумное завещание, раз уж взялась, это для меня тайна за семью печатями. И какой смысл оставлять такие деньжищи старику, если она отлично знала, что он того и гляди сыграет в ящик? И почему, в случае его смерти, ей понадобилось передавать все состояние в обход законных наследников этой девчонке Дорланд, у которой ни малейших прав нет? И хоть бы хватило порядочности у негодяйки подумать про нас с Робертом...

- Если вспомнить, как грубо ты повел себя и с нею, и с мисс Дорланд, Джордж, удивляюсь, что она оставила тебе хотя бы семь тысяч!

- Что такое для нее эти семь тысяч? Все равно что пятифунтовая банкнота для любого другого. Оскорбление, вот как я это называю. Признаю, что и впрямь нагрубил ей, но, в конце концов, мог ли я допустить, чтобы старуха думала, будто я подлизываюсь к ней ради денег!

- Джордж, ты противоречишь сам себе. Если тебе не нужны были деньги, зачем брюзжать, что не получил их?

- Тебя послушать, так я кругом виноват! Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Да, на деньги я не зарился, но эта девица Дорланд вечно намекала, что я, дескать, только о них и думаю, вот я ее и отделал. Я ни черта не знал о треклятом наследстве, да и знать не хотел! Я всего лишь хочу сказать, что если уж она хотела оставить что-нибудь нам с Робертом, уж могла бы завещать и побольше, чем эти дрянные семь тысяч на каждого.