От Апеннин до Анд

* * *

Это была страшная ночь для бедной больной. Жестокая боль мучила её, и женщина громко стонала. Минутами она начинала бредить. Женщины, ухаживавшие за ней, были в отчаянии. Часто в комнату вбегала испуганная хозяйка. Опасались, что врач, которого ждали из Тукумана, приедет, когда будет уже поздно делать операцию, даже если больная и согласится на это.

В те минуты, когда после бреда больная приходила в себя, она сознавала, что самые ужасные страдания причиняет ей не физическая боль, а беспокойство о далёкой семье.

Смертельно бледная, исхудавшая, изменившаяся, она в отчаянии хватала себя за волосы и кричала:

— Боже мой, боже мой! Умереть вдали от них, умереть и не увидеть их! Бедные мои дети, они останутся без матери! Бедные мои детки! Мой Марко, совсем ещё маленький, но такой чудный мальчик… Такой добрый, ласковый! Вы не знаете, синьора, что это был за ребёнок… Если б вы знали, синьора… Он так и повис мне на шею, я еле вырвалась. Он так плакал… так… что душа разрывалась… так плакал, точно знал, что не увидит больше свою маму! Бедный Марко, бедный мой сынок! Я думала, у меня сердце не выдержит.

Ах, зачем я не умерла тогда, когда прощалась с ними! Зачем меня не убило молнией! Бедный мальчик! Без матери… Он, который так любил свою мать!.. Ему так нужна была мама! Марко в бедности, в нужде, он простудится… Марко будет протягивать руку, нищий, голодный!.. Боже милосердный! Нет, нет, я не хочу умирать! Доктора! Позовите его сию минуту! Пусть он разрежет мне грудь, разрежет на куски, пусть только спасёт мне жизнь! Я должна поправиться, я хочу, жить!.. Уехать… бежать отсюда, завтра, сегодня же!.. Доктора! Помогите, помогите!

Женщины, дежурившие у постели больной, удерживали её за руки, щупали пульс, успокаивали и уговаривали.

Тогда она затихала, бессильно упав на подушки и охватив руками свою седую голову, плакала жалобно, как ребёнок, испуская протяжные стоны, и временами тихо шептала:

— О, моя Генуя, моя родина! Ах, этот океан!.. Марко, бедный мой Марко! Где он теперь? Бедное моё дитя…