Иван Сусанин

Подвиг Ивана Сусанина

Кровью исходила русская земля в эпоху так называемого «междуцарствия». Без Царя, как беззащитная вдовица, она была раздираема со всех сторон лихими польскими и казачьими наездниками — шайками Сапеги, Лисовского и атамана Заруцкого, предававшими огню и мечу города и селения, грабившими, и убивавшими мирных жителей. Рознь и несогласия свили себе прочное гнездо на Руси, каждый заботился, как в Удельно-вечевую эпоху, лишь о себе, бояре и дворяне измалодушествовались, перебегая из-за посул и наград то к Тушинскому вору (Лжедимитрию II), то к властолюбивому и хитрому фанатику — польскому королю Сигизмунду, ратуя за его сына, королевича Владислава, то вновь возвращаясь на службу к Василию Шуйскому. Недаром мать юного Михаила Феодоровича Романова Марфа Ивановна заклеймила это малодушие и измену бояр в своем знаменитом ответе депутации земского выборного собора, предложившего корону и власть в Московском государстве Михаилу Феодоровичу Романову.

Тяжело в то время жилось русскому крестьянину: каждую минуту он мог ожидать к себе непрошенных гостей, подобно коршунам налетавших на селения, осквернявших святыни — церкви и храмы православные, обдиравших дорогие золотые и серебряные оклады с икон, безумно и дерзко рубивших иконостасы, грабивших жалкое имущество крестьянина — святой хлебушек, деньги, скотинку, насиловавших жен и детей, всячески позоривших и убивавших население. Не оставляли в покое и без внимания жадные до наживы и жестокие поляки и казаки и богатые боярския вотчины и монастыри: расхищали боярское и монастырское добро, жгли усадьбы да предавали лютым пыткам и казням мужественных бояр и монахов. Все почти столбовые и проселочные дороги около Москвы «заколодили» разбойники из буйных шляхтичей да голи казацкой и русских удалых повольных молодцов, что так охочи всегда поживиться на счет бедного и голодного брата. Стоном стонала святорусская земля; правда, казалось, скрылась в глубокия небеса; перевелись русские витязи и богатыри, «палицею булатною в 300 пуд» оберегавшие русскую землю, наводившие ужас на злых печенегов, половцев и татар, заливавшие кровью берега Византийского царства, славно побеждавшие и чудь белоглазую и варягов-латников; казалось, все они уснули навсегда в глубоких могилах, и не раздастся более их мощный богатырский клич, призывающий поселян перековать свои плуги и серпы в мечи, палицы и боевые секиры. Но на самом деле не исчезли, не замерли навсегда могучия народные силы, не перевелись русские богатыри-«храборы» на русской земле, что той ли великий крестьянин-богатырь Илья Муромец, да славный боярин Добрыня Никитич, да могучий, хитрый, умный сын священника ростовского Алеша Попович; не дали они в лице лучших сынов России погибнуть дорогой нашей родине: Скопин-Шуйский, Голицын, Романовы, патриарх Гермоген, митрополит Филарет, Прокопий и Захар Ляпуновы, Пожарский, Минин, Сусанин и весь великий и сильный русский народ от мала до велика — вот великия и славные имена этих богатырей духа. Блестящия победы народного героя — 23-летнего Скопина-Шуйского над поляками, к великому огорчению, погибшего в ранних годах, не успевши расцвесть, от яда, якобы поднесенного на крестинах у кн. Воротынского рукою завистников Шуйских — Василия и его родственников, завидовавших Скопину и боявшихся его славы; геройская 16-ти-месячная защита от поляков почти с голыми руками беззащитных иноков Троице-Сергиевской Лавры во главе с Иосафом, Дионисием, Авраамием Палицыным; мужественная энергия и деятельность великого страдальца и печальника русской земли, громившего в своих огненных грамотах и Тушинского вора и особенно коварного польского короля Сигизмунда III, уже в воображении предвкушавшего сладость присоединения к Польше великого Московского государства и мысленно примерявшего тяжелую Московскую корону на свою польскую голову…

Но погиб внезапною смертью Тушинский вор и обманщик Лжедимитрий II, убитый на охоте крещеным татарином Урусом, загудели трубы и призывный клич рязанского ополчения служилых людей под начальством рязанского воеводы Прокопия Ляпунова, откликнувшагося на страстный призыв патриарха Гермогена — защитить Москву и освободить ее от поляков. Зашумели знамена одновременно и в Нижнем-Новгороде и Ярославле. Стройными рядами, напутствуемое благословением в грамотах «великого старца», замученного поляками, двинулось I-ое земское ополчение к Москве, терзаемой в то время буйными поляками под начальством хитрого и жестокого Гонсевского. Всполошились, заволновались поляки, предчувствуя свою скорую неизбежную гибель от идущих на выручку к Москве русских ратников. Но несогласие между вождями ополчения и предводителями казаков, желавшими каждый непременно первенствовать и властвовать, а не подчиняться старшему, интриги и козни поляков, путем подложной грамоты, составленной и подписанной якобы Прокопием Ляпуновым, в коей приказывалось вешать и убивать казаков-грабителей и разорителей русской земли, погубили I-ое земское ополчение: Прокопий Ляпунов был иссечен саблями поверившими грамоте и рассвирепевшими казаками. После его смерти ополчение распалось и разъехалось по домам. Поляки торжествовали и злорадствовали, подвергая неописуемым оскорблениям и издевательствам православную веру и население. Последняя искра надежды, казалось, навсегда угасла в русских сердцах, и обессиленная и истерзанная Русь в судорожной агонии доживала свои последние дни. Но не погибла и на этот раз Русь: великий Бог русской земли послал ей защитников в лице маститого боярина кн. Пожарского да простого великого мясоторговца Козьмы Минина Сухорукого. Как из-под земли выросло вместо I-го II-ое земское ополчение в Нижнем-Новгороде по призыву того же «адаманта» — страстотерпца русской земли — патриарха Гермогена. Прочел грамоту патриарха Козьма Минин, до слез стало жалко ему Москвы и так обидно и больно за русскую землю, произнес он свою знаменитую речь, достойную Демосфена — «заложим имущество, жен и детей»… для спасения Москвы, и, подобно набату, разнесся его клич. Гулко раздался он по всей Нижегородской земле и собрал под Нижегородския знамена II-ое земское ополчение. Предводимое Пожарским, ополчение подошло к Москве; по дороге к нему приставали все новые и новые дружины ратников. Образовалась внушительная сила (100,000 ч.). Между тем на выручку к полякам, сидевшим в Москве, спешил польский отряд под начальством гетмана Хоткевича. Надо было предупредить соединение. Дружно бросились вместе с казаками русские ополченцы на поляков, и разбитый на-голову гетман Хоткевич еле-еле спасся бегством с жалкими остатками войска. Скоро сдалась и Москва: поляки, доведенные до отчаяния ужасным голодом (приходилось есть кошек, крыс, мышей, поедать друг друга), положили, наконец, оружие. После сдачи Москвы выбранные из 50 городов наметили и затем единодушно выбрали Михаила Феодоровича Романова, 16-тилетнего юношу. 21-го февраля 1613 года Михаил Феодорович Романов и его мать Марфа Ивановна, долго отказывавшаяся отпустить сына на царство, дали, наконец, свое согласие. Все облегченно вздохнули, наступил, наконец, давно желанный конец «великой российской разрухи», — во-главе России находился Царь, её начальник, защитник и благодетель.

Недовольны были выбором Михаила Феодоровича лишь поляки и решили во что бы то ни стало погубить юного Михаила и возвести на престол Сигизмунда III. Буйные ватаги их рассеялись по всей земле, чиня насилия, грабежи и пожары. Одной из таких шаек было поручено, очевидно, королем, выполнить злодейское дело — убить Царя Михаила, жившего в то время с матерью своей инокиней Марфой в своей костромской вотчине в селе Домнине. Проведав местонахождение Михаила Феодоровича, поляки направились в Кострому, чтобы схватить и убить Михаила, беззащитного, не охраняемого никем в своей усадьбе. Лютая зима в это время стояла на дворе, поля и леса были занесены снегом, затерялись прямоезжия дороги, страшный холод леденил дыхание. Подосланная шайка поляков между тем пробралась в Кострому; поляки, подкрепив свои силы, быстро направились к селу Домнину. Долго шли поляки и, наконец, достигли выселок села Домнина — Деревнищ, предвкушая заранее близость исполнения своего злодейского замысла. Крестьянин села Домнина, выселок Деревнищ — Иван Сусанин, узнав о прибытии в Кострому «польских наездников» с целью убить Михаила Феодоровича, послал своего зятя уведомить Михаила об угрожавшей ему опасности в вотчину, советуя, как можно скорее, спасаться бегством в Ипатьевский монастырь под защиту его крепких стен. Явились поляки в выселки Деревнищи, встретил их Сусанин; с шумом и бранью, в шапках, как нехристи, ворвались они в указанную Сусаниным избу, стали требовать приюта и пищи, насмехаясь над «москалями», их собачьей верой и вновь избранным Царем. Защемило сердце Сусанина, — так и хочется размозжить дубиной поганую шляхетскую голову, но сдержался он, гостеприимно предложил щей и хлебушка непрошенным гостям, заявив, что окромя хлеба и щей у него в доме ничего нет. Поморщились шляхтичи, изругали в досаде Сусанина, но голод — не тетка, достали «фляги» с водкой, напились допьяна, поели непривычных русских щей да хлеба и завалились спать, как бусурманы, не перекрестив лба. Храпят беззаботно пьяные ляхи, а на дворе между тем гудит и злится вьюга, засыпает снегом избы. Иван Сусанин стал на колени перед иконой и молит «царю молодому святой обороны». Прошла ночь, — «луна, между тем совершила полкруга; свист ветра умолкнул, утихнула вьюга, на небе восточном зардела заря; проснулись сарматы, злодеи царя». Увидев стоящего на коленях и горячо молящагося старца, они грубо прервали его молитву и приказали немедленно проводить их в вотчину Михаила Феодоровича. Сусанин согласился. Он повел их окольной тропой в противоположную сторону. Вот входят они в дремучий лес; настало утро, взошло солнце, ярко отражаясь на серебряных сосульках деревьев. В лесу мертвая тишина, нарушаемая изредка лишь скрипом под ногами промерзлого снега, криком испуганного ворона, монотонным постукиванием дятла. Вот Сусанин завел «сарматов» в непролазную чащу, — «не видно ни зги», да и тропинка внезапно исчезла под ногами. Поляки чувствуют, что обманул их «пржеклентый» москаль, и в страшном гневе, подобно стае рыкающих голодных волков, набрасываются на бедного старца. Сусанин мужественно отвечает, что он умышленно завел их в непроходимые дебри и тем спас для России Царя. «Смерть ожидает меня от вас за это, но я не боюсь:

Убейте, замучьте, моя здесь могила,
Но знайте и рвитесь, — я спас Михаила!
Предателя мнили во мне вы найти:
Их нет и не будет на Русской земли,
В ней каждый отчизну с младенчества любит
И душу изменой свою не погубит.
— Злодей! — закричали враги, закипев,—
— Умрешь под мечами! — Не страшен ваш гнев:
Кто русский по сердцу, тот бодро и смело
И радостно гибнет за правое дело!
Ни казни, ни смерти и я не боюсь,
Не дрогнув, умру за Царя и за Русь!»

Посинели от гнева поляки, налились кровью их глаза, готовые от злобы выскочить из орбит, выхватили они сабли и изрубили в куски доблестного гражданина-старца. Пролилась кровь праведника, омочила его серебристую бороду и волосы, обагрив белый снег: «Твердый Сусанин весь в язвах упал»…

«Снег чистый чистейшая кровь обагрила:
Она для России спасла Михаила».