Татуированная роза

Сцена 1

Тот же день двумя часами позже. Серафина выходит на крыльцо босая, полуодетая. Под глазами — темные круги. Лицо блестит от пота. На нейлоновой нижней рубашке — темные винные пятна. Стоять ей тяжело, но сидеть спокойно она не в состоянии. Почти непрерывно болезненно стонет. На горячем ветру шуршит тростник. Маленькая Виви подкрадывается к крыльцу, чтобы поглядеть на Серафину. Так глазеют на диковинного зверя в клетке. Рот и руки Виви перемазаны жевательной резинкой. Она жует, уставившись на Серафину. Серафина избегает ее взгляда. С трудом стаскивает с крыльца старый выцветший плетеный стул. Устанавливает перед домом и тяжело опускается на него. У стула обломана ножка, он покосился. Виви подкрадывается к Серафине. Серафина сердито к ней оборачивается. Девочка хихикает и отскакивает к крыльцу.

Серафина (снова опускаясь в кресло): О, Мадонна, Мадонна, Мадонна, дай мне знак (Поднимает глаза к чистому сиянию неба)

К дому приближается Отец де Лео. Серафина вся сжимается в кресле, чтобы он ее не заметил. Он стучит в дверь. Не не получив ответа, оглядывается, видит Серафину во дворе и подходит. Подойдя, обращается к ней мягко, но строго.

Отец де Лео: Здравствуй, Серафина.

Серафина (еле слышно, с некоторым отвращением): Добрый день.

Отец де Лео: Как ты можешь выходить из дому в таком виде? Что это на тебе? Неужели белье? Бретельки спустились, а голова, голова такая сальная, будто ты ее облила маслом. Теперь понятно, почему твои соседки днем не спят. Гораздо интереснее сидеть на крыльце и смотреть на спектакль, который ты им устраиваешь. Да ты слушаешь меня? Должен заметить, что внешне и внутренне ты очень изменилась, и далеко не к лучшему. Горе обычно облагораживает женщину. Но если отдаваться ему целиком, это просто переходит в распущенность, а я знал, что все так и будет. Началось все с кремации Розарио. Уже тогда ты поступила против закона Церкви. (Серафина поднимается с кресла и спешит к дому. Отец де Лео идет за ней.) Устроить дома усыпальницу и на языческий манер поклоняться пеплу! Да ты слышишь меня?

На набережной появились две женщины, они направляются к дому. Серафина с трудом поворачивается, чтобы встретить их, как измученный бык встречает каждую новую атаку матадора.

Серафина: Вы ко мне? Ну чего вам еще? Я не шью. Смотрите, совсем бросила. (Снимает вывеску с двери и швыряет в сторону) Куда хотите, туда и идите. И здесь вам делать нечего.

Отец де Лео: Они ничем тебя не задели.

Серафина: Только за тем и пришли. Думают, что знают больше меня, а знать-то им нечего. Нету меня этого. (Изображает рога на голове) Нет — и все! (Идет, шаркая, во двор, Отец де Лео — за ней)

Отец де Л ео: Ты позвала меня утром и была в великой тревоге.

Серафина: Звала утром, а нынче — полдень.

Отец де Л ео: Я крестил младенца — внука нашего мэра.

Серафина: Еще бы. Мэр — фигура, а кто Серафина?

Отец де Лео: Ты не приходишь на исповедь.

Серафина (возвращаясь к. крыльцу): Не прихожу. Не хожу. Не… о… о… (Прыгает на одной ноге.)

Отец де Лео: Наступила на что-нибудь?

Серафина (опускаясь на ступеньки): Нет, нет, нет. Ни на что я не наступила.

Отец де Лео: Пойдем в дом, промоем ногу. (Она поднимается, ковыляет к дому) Будешь ходить босая — занесешь инфекцию.

Серафина: Отстань.

На насыпь выбегает маленький мальчик с красным змеем и машет им в воздухе, как сигнальщик флажком, передающий сигнал на большое расстояние. Серафина прикрывает ладонью глаза, чтобы следить за змеем, а затем, будто его движения поведали ей что-то ужасное, издает сдавленный крик и бросается к крыльцу. Прислоняется к столбу, несколько раз проводит рукой по волосам. Отец де Лео с некоторой робостью приближается к ней.

Отец де Лео: Серафина?

Серафина: Ну, что еще?

Отец де Лео: Я хочу пить, а ну-ка иди и вынеси мне воды!

Серафина: Входите и берите. Кран в доме.

Отец де Лео: А почему ты не можешь зайти в дом?

Серафина: Он покрыт жестью. Нечем дышать.

Отец де Лео: Там есть чем дышать.

Серафина: Нет, нечем. Жесть раскалилась, и я…

Стрега крадется сквозь камыши, притворяясь, что ищет заблудившегося цыпленка.

Стрега: Цып, цып, цып, цып… (Наклоняется, чтобы заглянуть в дом.)

Серафина: Что это? Кто это?.. Колдунья! (Поднимает горшок с засохшим цветком, пересекает двор) Стрега! Стрега! (Стрега поднимает голову и слегка отступает) Да, ты, именно ты. Никакой ни цып-цып. Пошла вон с моего двора!

Стрега злобно бормочет, отступает в заросли тростника. Серафина скрещивает пальцы — в защиту от нечистой силы. Где-то блеет козел.

Отец де Лео: У тебя нет друзей, Серафина!

Серафина: Не нужно мне никаких друзей.

Отец де Лео: Ты ведь еще молода. Можешь любить, иметь детей. Помню, как-то на Пасху ты пришла к заутрене в голубом платье, словно закутанная в голубое небо. Как гордо ты шла тогда, слишком гордо! А теперь сутулишься и шаркаешь босыми ногами. Живешь, как узница, ходишь в отрепьях. Знакомых — никого, с соседками не знаешься. Ты…

Серафина: А чего с ними знаться? (Смотрит на женщин на набережной) Мои манекены и те лучше. Они хоть не лгут. Ну что это за женщины? (Зло передразнивает) А где папа? А где мама? Сю-сю-сю! Тьфу! Им и всего-то по тридцать, а двуспальная кровать у них уже на чердаке, зато в спальне узенькие койки по последней моде, чтобы спать на животе.

Отец де Лео: Остановись!

Серафина: В жизни их — ни красоты, ни смысла. Да зачем им сердце, был бы холодильник в доме. И мужчины у них не лучше. Да разве может быть иначе с такими женами? Им бы пойти в бар, напиться, подраться, отпустить брюхо, наставить жене рога. А все потому, что настоящей любви никто из них не знал, не знал смысла и красоты в жизни. А я знала. Любовь была для меня как молитва. А теперь лежу одна ночью и все вспоминаю, вспоминаю. Одно это — счастье. И чтобы он, мое вечное счастье — обманул! (Женщины на набережной смеются. В ярости бросается к ним. Они разбегаются в разные стороны) Кудах-так-так. Курицы вы мокрые! (Раздается издевательский смех)

Отец де Лео: Во всех домах над тобой смеются.

Серафина: Я и сама смеюсь. Вот, послушайте. Я тоже смеюсь. (Громко смеется фальшивым смехом, проходя по всей сцене) Ха-ха-ха-ха! Теперь все вместе! Ха, ха, ха!

Отец де Лео: Тише! Подумай о дочери!

Серафина (до нее доходит слово «дочь») Так это же вы думаете о моей дочери! Выдаете сегодня аттестат, выдаете награды в школе! Книжки дарите — энциклопедии! Сплошные знания! А что она знает? Чему научилась? Как хвостом вертеть? Конечно, этому надо поучиться: хвостом крутить да парней обкручивать. Вы знаете, чем они занимаются в этой школе? Девчонок губят! Закатывают весенние балы, иначе девицы без молодых людей на стенку лезут! Так моя дочь и встретилась с морячком-то. Да на него приличной женщине и посмотреть-то стыдно, так его штаны обтягивают. А утром сегодня? Утром себе чуть вены не вскрыла, чтоб ее отпустили! А сейчас отправилась компанией на какой-то остров, в лодке. Называют это пикник!

Отец де Лео: Это школьный пикник под наблюдением учителей.

Серафина: Еще бы! Знаю! Помешанные на мужиках старые девы. Да они там первые начнут буйствовать!

Отец де Лео: Серафина делла Роза! (Берется за спинку стула и тянет его к крыльцу в тот самый момент, когда Серафина собирается сесть на него?) Приказываю тебе войти в дом.

Серафина: В дом? Я войду. Войду в дом, если вы мне ответите на один вопрос.

Отец де Лео: Отвечу, если смогу.

Серафина: Сможете! Вы были исповедником Розарио. (Смотрит священнику в лицо.)

Отец де Лео: Да, был.

Серафина (с трудом): Он вам… говорил когда-нибудь о женщине? (Мимо дома бежит плачущий ребенок. Отец де Лео берет шляпу и собирается уйти. Серафина медленно пододвигается к нему. Потом бросается за ним) Подождите! Минутку!

Отец де Лео (испуганно, не глядя на неё): Оставь… Разве не знаешь — такие вопросы задавать нельзя. Я не нарушаю закона Церкви. Тайна исповеди священна. (Поворачивается и уходит.)

Серафина (хватая его за руки): Я должна знать. Скажите мне.

Отец де Лео: Отпусти меня, Серафина.

Серафина: Только если скажете мне, святой отец. Падре, скажите мне! Скажите! Или… я сойду с ума! (Яростным шепотом.) Я пойду в дом и разобью урну с пеплом — если вы не скажете! Я сойду с ума от сомнений и сердечной муки. Урну разобью, а пепел развею, пепел моего мужа!

Отец де Л ео: Что я могу сказать тебе, если ты фактам не хочешь верить?

Серафина: Фактам… Кто их знает?

Соседки, слыша спор, начинают толпиться вокруг. Пораженные отсутствием Серафины уважения к сану, испуганно шепчут.

Отец де Лео (испуганно): Оставь меня! О, Серафина, я слишком стар для этого, прошу тебя…

Серафина (яростным шепотом): Да кто, кто, кроме меня, знал мою любовь, мою розу?! А сейчас, когда жизнь кончена, роза увяла — пусть лгут, пришло их время. Это они хотят разбить мраморную урну, да только моими руками. Я знала настоящую красоту и счастье, вот они и хотят развеять все по ветру. Зачем им счастье, зачем красота? Им нужны факты! Амбарные мыши! Кто знает факты? Вот вы, святые отцы, носите черное. А ведь это потому, что истинные факты не ведомы никому.

Отец де Лео: О, Серафина, люди смотрят!

Серафина: Пусть смотрят, раз есть на что. Пусть хоть удовольствие получат. А я уж давно хотела высказать все, что накипело.

Отец де Лео: Я слишком стар. Мне шестьдесят семь лет. Сил у меня нет. Неужели я должен звать на помощь?

Серафина: Зовите, зовите на помощь, но я не отпущу вас, пока вы не скажете мне…

Отец де Лео: Ты недостойная женщина.

Серафина: Да, недостойная, я просто женщина.

Отец де Лео: Да ты и не женщина. Ты — животное!

Серафина: Да, да, животное. Животное! Скажите им всем, кричите, чтоб слышал весь квартал: вдова делла Роза — недостойная женщина, даже не женщина — животное. Нападает на священника. Сорвет с него черную рясу, если он не скажет, что городские шлюхи лгут ей!

Соседки, постепенно приближавшиеся, пока шел спор, помогают Отцу де Лео освободиться от Серафины, готовой разорвать его на клочки.

Отец де Лео: Полицейский! Полицейский!

Женщины оттаскивают от священника Серафину и уводят его, утешая.

Серафина (протягивая руки как бы для наручников): Да, это я, это я! Арестуйте меня! Заприте меня! Или я разобью мраморную урну. (Откидывает голову и прижимает кулаки к глазам. Затем бросается на ступеньки и падает на них плашмя.)

Ассунта: Серафина! Дочка! Пойдем домой!

Серафина: Оставь меня, старуха. (Медленно опускается на ступеньки крыльца. Сидит, как усталый крестьянин — расставив колени и опустив голову на руки. Вокруг дома крадутся дети. Маленький мальчик стреляет в нее из трубочки горохом. Она вскакивает с криком. Дети, визжа, разбегаются. Она вновь присаживается на ступеньки, затем откидывается, глядя в небо и слегка раскачиваясь) О, Мадонна, дай мне знак, Мадонна!

Как бы в насмешку появляется Коммивояжер и направляется к крыльцу. Это толстяк в полосатом льняном костюме и соломенной шляпе с яркой лентой. Лицо его свекольного цвета. Под мышками — пятна пота. На нем лиловая сорочка и галстук, бледно-голубой с крупной желтой крапинкой, завязан бабочкой. Звучит саркастическая музыка.