Том 4. Пьесы 1865-1867

Сцена четвертая

ЛИЦА:

Дмитрий, самозванец.

Бояре:

Мстиславский.

Василий Шуйский.

Голицын.

Воротынский.

Куракин.

Бельский.

Масальский.

Басманов.

М. В. Скопин-Шуйский, великий мечник

В. Щелкалов, дьяк.

Окольничие, думные дворяне, выборные люди, рынды, стражи.

Грановитая палата.

Трон; по обе стороны трона скамьи; близ трона на столе три короны царские.

(24 июня 1605 года)

Мстиславский, Воротынский, Голицын, Масальский, Бельский, окольничие, дворяне, выборные люди, дьяк Щелкалов.

Входит Дмитрий, впереди его рынды и Скопин-Шуйский с мечом, за ним Басманов.

Дмитрий

(перед коронами)

Короны царств моих! Еще корону
Желал бы я прибавить к этим трем –
Корону Крыма. Если ж наше счастье
Послужит нам, то, с помощию Польши
И императора, врагов Христовых
Мы выгоним из царства Константина;
И завоюют вере христианской
Иван – Казань, а Дмитрий – Византию.

(Садится на трон.)

Все садятся по своим местам; Скопин-Шуйский с мечом и Басманов становятся по сторонам трона. Рынды впереди.

Щелкалов

Великий царь и государь Димитрий
Иванович всея России созвал
Бояр своих, окольничих, дворян
И вас, житые, выборные люди[12].
Для государского больного дела!
Его боярин, князь Василий Шуйский,
Забыв Господень страх, а целованья
И милостей царя к себе не помня,
Виновен стал ему в изменном деле.

Дмитрий

Ни гнева, ни вражды я не имею
На Шуйского и мести не хочу;
Но, чтоб в Московском славном государстве
Без наказанья не был виноватый,
Велели мы московским всем народом
Судить его, чему он доведется.

Басманов

Великий государь, велишь поставить
Изменника, боярина Василья,
К тебе на суд соборный?

Дмитрий

Ввесть!

Басманов

(страже)

Ведите!

Стража приводит Шуйского.

Дмитрий

(Щелкалову)

Скажи ему вину его, Василий!
Пусть он оправится, коль прав, винится –
Коль виноват.

Шуйский

Благодарю за милость!
Невинному защита: суд да Бог.

Щелкалов

(читает)

«В нынешнем, в 113 году, июня в 20 день, как был государя царя Дмитрия Ивановича всея России в Москву въезд, изыманы торговые и иных чинов люди в пустотных речах. И те люди в расспросе в тех своих пустотных, затейных речах винились и сказали: торговый человек Федька Конёв говорил: как был-де великого государя в Москву въезд и стоял он, Федька, перво у Архангела с народом и, выдя из городских ворот, был-де он с народом же на Пожаре, там его и изымали; а говорил он, Федька, на государя Дмитрия Ивановича составные затейные речи, что он государь царевич не прямой, а прямой-де царевич убит от лихих людей в Угличе, там-де у Спаса его и положили, и клепал государя еретичеством и латинством; а те-де речи он, Федька, говорил не своим умыслом, слышал он про то от князя Василия Ивановича Шуйского не единожды. А Костька лекарь в расспросе говорил на Василия Шуйского ж, что говорил ему Василий про царя Дмитрия Ивановича дурно много раз…» (Останавливается.)

Шуйский

А дальше что?

Щелкалов

Чего ж тебе еще!
Кажись, довольно, есть за что повесить.

Голоса

Изменникам царевым суд короткий! –
Изменников и Бог велит казнить! –
Он – лиходей царев! – Его измена
Всем видима. Повинен смертной казни! –
Что нам судить его! Повинен смерти!

Дмитрий

Василий, что ты скажешь в оправданье?

Шуйский

Царь-государь! Боярин твой великий,
Петр Федорыч, слуга тебе хороший!
Лихих людей он сыскивать горазд
И накрепко разведывать измену;
Изменники в речах своих расспросных
Басманову всю правду показали.

Дмитрий

И ты теперь перед моим лицом,
Передо всем собором, признаешься
В своих речах бездельных?!

Шуйский

Государь!
Обманом жить я не умею, не был
И смолоду обманщиком, зачем же
Под старость мне обманывать учиться!
Моя вина! Винюсь перед собором.

Дмитрий

Не верю я. От слов своих злодейских,
Предательских, ты лучше откажись!
Иль повтори их громко пред собором,
Тогда уж я оправдываться стану

(встает),

Доказывать, что я – царя Ивана
Сын подлинный.

Бельский

(встает с места)

Да разве мы попустим?
Ни вымолвить, ни даже заикнуться
Изменникам твоим мы не дадим!

Масальский

(встает)

Мы голову за батюшку царя
Димитрия Иваныча положим,
Мы все умрем!
Басманов, Вельский и Масальский
Мы за тебя умрем!

(Становятся у трона.)

Голоса

Ты наш царевич! – Наше солнце красно! –
Казнить его, изменника, казнить!

Дмитрий

Последний раз скажи мне, Шуйский, правду:
Твои ль слова, твоим ли наученьем
Изменники в народе говорили?

Шуйский

Мои слова, великий государь!

(Становится на колени.)

Голоса

Вести его без всякой волокиты
На лобное! – На лобное его!

Дмитрий

(Басманову)

Вели молчать!

Басманов

Молчите! Тише! Смирно!

Голицын

(Мстиславскому)

Иль он себя нарочно губит, или –
Тут умысел!

Мстиславский

Темна душа Василья.

Дмитрий

По силам ли борьбу ты затевал?
Иль головы своей ты не жалеешь,
Иль помощи себе откуда ждешь?
Иль испытать меня ты только хочешь,
Не слабо ль я держу свою державу?
Не буду ль я, меня твои заслуги,
Высокий сан и старческие лета,
На замыслы твои глядеть сквозь пальцы?
Ошибся ты! Я взял свою державу
Железною рукой. Я принял царство
Для счастия подвластных мне народов,
А для грозы врагам и на измену

(берет у Скопина меч)

Держу сей меч, и сим мечом клянусь,
Что всякого, кто помешать захочет
Моей священной воле, уничтожу
И прах его развею далеко.
Ну, что же ты не молишь о пощаде?
Что не трепещешь? Иль тебе не страшен
Ни суд мирской, ни грозный гнев царя?

Шуйский

Не стану я просить себе пощады.
Моя вина – слепое исполненье
Велений царских.

Дмитрий

(отдает меч Скопину-Шуйскому)

Говори прямее!

Шуйский

Мы утверждались крестным целованьем
Царю Борису.

Голицын

(Мстиславскому)

Ишь куда пошло.

Шуйский

Ты знаешь сам, что всяка власть от Бога.
Иной за страх служил, иной за совесть,
Да не порок служить и за награду.
Боярин твой, Петр Федорыч Басманов,
Не по уму и не по летам, рано
Добился чести преданностью рабской
Царю Борису. Царь бояр крамольных
Не миловал, грозна была опала
Ослушникам! Вон Бельский попытался,
Да сам не рад, проворовался в службе
И надолго себе бесчестья добыл.
Меня, раба, Борис послал к народу,
И раб пошел, творя его веленье,
И говорил, что не царевич Дмитрий
Идет в Москву с иноплеменной силой,
А вор, расстрига, еретик Отрепьев.
Поверили иль нет, и кто поверил
Словам моим – не знаю; я исполнил,
Что царь велел. Вот вся вина моя!

Басманов

Не верь ему, великий государь!

Шуйский

Я все сказал, что за собою ведал,
Перед лицом царя я повинился,
И больше нет вины за мной. Велите
Пытать меня, хоть до смерти замучьте,
Вы не услышите ни слова больше!
Напрасно ты, Петр Федорыч, безвинных
Сирот пытал! Узнать тебе хотелось,
Что говорил, по царскому приказу,
Я с лобного; на каждом перекрестке
Спросил бы ты – тебе без пытки скажут,
Да не запрусь и я, не потихоньку –
На всю Москву я громко говорил.
Ждет милостей народ, а ты пытаешь.
Что значит – кровь! Отец был в палачах,
И ты по нем.

Басманов

Он лжет перед собором,
Бесстыдно лжет! он ведомый обманщик!
Не с лобного – то было, да прошло, –
В своем дому недавно он народу
Бездельные те речи говорил.

Шуйский

Ни слова! Стой! Заглазно сколько хочешь
Нашептывай; в глаза не смей порочить
Вернейших слуг московских государей!
Чем клеветать на Шуйских, вы бы лучше
Царям служить у Шуйских поучились.

Щелкалов

У тех ли Шуйских, что в Литву бежали?
У тех ли Шуйских, что царя Ивана
В младенчестве не досыта кормили,
В его глазах бояр его губили,
С митрополитов облаченье рвали?
Или у тех, что черный люд московский
Не раз, не два водили бунтом в Кремль?

Шуйский

Наш род большой, в семье не без урода.
Я б насчитал тебе десятки Шуйских,
Проливших кровь и головы сложивших
На всех концах, на всех украйнах русских,
В бою ручном и в городских осадах –
Да говорить я не хочу с тобой.

Бельский

Боясь Бориса, ты солгал народу;
Зачем же ты потом не повинился
Во лжи своей? Когда Гаврило Пушкин
С Плещеевым нам грамоты читали
Димитрия Иваныча, ты где был?
Ты что ж молчал? А в день царева въезда
Опять не ты, а я да Петр Басманов
Поехали с народом говорить;
А ехать бы, по совести, тебе!
Ты Федором Иванычем был послан
Похоронить царевича, ты знаешь,
Кого ты хоронил. Вы с патриархом
Не раз божились, что царевич Дмитрий
Похоронен тобой в соборной церкви;
Зачем же ты молчишь теперь, не скажешь
Народу правды? Вы похоронили
Попова сына, так бы ты и молвил;
А ты молчишь да морщишься – мол, знаю,
Да не скажу до случая

Дмитрий

Василий,
Зачем молчал ты о своем обмане?
Ты виноват передо всем народом –
Ты лгал ему. Я здесь, я на престоле,
Не в Угличе, не мертвый! Хоронили
Другого вы. Кого вы хоронили?
Ну, говори!

Голоса

Казнить его, злодея!

Шуйский

Ты выслушай, великий государь!
Про мой обман, про вымыслы Бориса
Народ забыл и знать про то не хочет
На радости. Бездельные те речи
Я говорил давно; с Мстиславским после
Мы за тебя, под звоном колокольным,
Народ московский ко кресту водили
И верой, правдой, не жалея жизни,
Служить тебе учили. Для чего же
Про старое напоминать народу!
И Бельский да Басманов неразумно
Народ московский на Пожар сбивали,
Чтоб клясться в том, чему и так все верят.
Недаром же руками им махали,
Чтоб не клялись: «Мы и без вас-де знаем».
А без нужды божиться, лишь в сомненье
Народ вводить… И стало им обидно,
Что я разумно сделал, не поехал
На лобное. Чему бы обижаться?
Кому как бог даст: разум или глупость,
Так и живи! На Бога с челобитьем
К кому пойдешь!
Великий государь,
Я все сказал тебе, что может правый
Сказать в защиту правоты своей.
Теперь в твоих руках и суд и милость,
И головы и честь холопей царских,
Бояр исконных, суздальских князей.

Дмитрий

Увесть его!

Шуйского уводят.

Вы слышали, бояре,
Окольничьи и думные дворяне,
И вы, честные люди; обсудите
И приговор поставьте по закону
И совести и расходитесь с Богом!
Чему приговорите, так и быть.