Сонечка. Часть 1

***

В учительскую поочерёдно вводили одноклассников Сони. Понимая, что им может быть вдвое тяжелее и больнее, Иванов старался разговаривать с ними ещё более аккуратно, чем с их педагогом, и каждому из них принёс соболезнования перед допросом. Кто-то из вводимых старался держать себя в руках и не плакать, кто-то мог на короткое время всплакнуть. Однако среди допрашиваемых была одна девушка, в чьих глазах и в голосе не было ничего, кроме холода и равнодушия. Её звали Зоя Кривоумова.

Из допроса Зои Кривоумовой.

— Зоя, примите мои соболезнования… Вы учились с погибшей Софией Цаплиной; как вы охарактеризуете вашу подругу? — спросил Иванов.

— Разрешите поправку, — начала ровным, ледяным голосом Зоя. — Мы учились, но не дружили.

— Почему? — спросил Иванов.

— А какое ваше дело! — вспылила Зоя. — Я с кем хочу — с тем и дружу! Ясно вам?

— Вполне, — ответил Иванов, стерпев хамский ответ девушки. — И всё же, почему вы не дружили с погибшей?

— Списывать домашку не давала, гадина такая! — также по-хамски ответила Зоя.

— Девушка, вы понимаете, что человек погиб?! — рассердился Иванов. — А вы, вместо помощи, тут Ваньку валяете!

— Да что мне ваша Цаплина, сестра родная? — прокричала Зоя. — Меня в момент её гибели не было — я была на уроке.

— На каком? — спросил Иванов.

— На математике, — быстро сказала Зоя. — Можете проверить!

— Проверим! — сказал Иванов. — А пока можете идти! До свидания.

Зоя убежала, не прощаясь.

Из допроса Александра Куприянова.

— Александр, мои вам соболезнования… Что вы можете рассказать о погибшей Цаплиной? — спросил Иванов.

— Да, действительно, ужасно, — мрачно сказал — Куприянов. — Знаете, Соня была хорошей, добродушной девчонкой, но мы с ней близко не дружили.

— Объясните, пожалуйста, почему? — спросил Иванов.

— Понимаете, — начал Куприянов, — Соня любила романы, кино и прочую такую дребедень, тогда как я предпочитаю этому занятья математикой, физикой и информатикой, поскольку хочу быть программистом и хорошо зарабатывать. А Соня летала в романтических мечтах о любви — вот и связалась в итоге с Димкой Еликовым, нашим Ромео.

— Что ж плохого в том, что девушка мечтала о любви? — спросил удивлённо Иванов, на что Куприянов сказал, не задумываясь:

— Может, ничего, но надо жить реальностью; а она такова, что любовь в магазине не купишь и ни на бутерброд, ни в кастрюлю не положишь. А кушать, увы, хочется всегда! Что ж касается любви, то она, по-моему, вообще не обязательная, даже не нужная вещь.

Поняв всё про этого парня, Иванов отпустил его.

Из допроса Евгении Славиной.

— Евгения, примите мои соболезнования, — сказал мягко Иванов. — Каким человеком была погибшая, и какими были ваши отношения?

— Наши с Соней отношения были хорошими, можно сказать даже, сестринскими. В голове не укладывается, что Сони больше нет… — тут Евгения всплакнула слегка, и Волкова её гладила, желая поскорее успокоить. Иванов терпеливо ждал. — Извините, пожалуйста!

— Ничего страшного! Я понимаю, — сказал следователь. — Вы сказали, что ваши отношения можно назвать сестринскими; а как давно вы дружите?

— Да как в первый класс пошли, так и дружим, — ответила Славина. — Знаете, как-то так совпало удачно, что я, Соня, Лена Лисицына и Вася Мельникова сдружились, и так и идём… то есть, шли по этой жизни. — Славина извлекла из кармана пиджака смартфон, чтобы показать одну из последних фотографий со всей компанией. — Вот мы все на моём дне рождения 1-го мая. Рыжая — это Лена Лисицына, а брюнетка — Вася Мельникова, а мы с Соней оказались две блондинки.

Иванов глянул на снимок. Четыре юные и стройные красавицы с улыбкой смотрели на него, показывая большими пальцами на руках, что всё у них прекрасно! И вот одной из них, стоящей между рыжей Леной и светлой Женей, больше нет.

— Замечательная фотография! — с грустной улыбкой сказал Иванов. — Скажите, какой погибшая была и подругой, и человеком вообще?

— Подруга она была замечательная! — ответила Женя. — Мало того, что с ней просто по-человечески было хорошо и легко общаться, так она, если надо, могла и помочь: например, когда я в среду и в пятницу в бассейн шла, она иногда, когда была не занята, легко с моей бабушкой-инвалидкой могла посидеть, пока мама с работы не приедет, благо, мы живём… то есть, жили в одном доме. Однако, если её кто-то допекал, она его и послать могла по почте. Сама раз слышала, как Соня по телефону одного такого послала, после чего отключила телефон. А на мой вопрос — кого это она так? — отмахнулась, мол, есть один неуёмный придурок, который безответно в меня влюблён, и сказала, чтобы я не брала это в голову.

— Позвольте спросить, Евгения: а почему Соня присматривала за вашей бабушкой? — спросил Иванов.

— Просто отец, разведясь с мамой, совсем на нас плюнул, даже со мной не общается, а с маминой стороны некого попросить: одна сестра умерла, другая в другом городе живёт. Такая вот штука.

— Евгения, скажите: а Соня была словоохотливой девочкой? — спросил Иванов. — Было ли так, что она рассказывала вам с девочками о семье, о том, как она живёт?

— Я скажу так, — начала Женя, — Соня любила поболтать, рассказать о каких-то моментах из жизни семьи, но это было что-то весёлое; а так, чтоб поплакаться, этого с нами не было. По крайней мере, на моей памяти! Возможно, у неё для этого был другой человек.

— Спасибо, не буду больше вас мучить, — сказал Иванов, и отпустил девушку.

Допросив также Василису Мельникову и Елену Лисицыну, а с ними и остальных одноклассников Сони Цаплиной, Иванов увидел следующую картину: да, среди них были те немногие, с кем погибшая дружила, включая и трёх первых девочек; но даже и они никто не знали, как она жила до того момента, когда она покончила с собой. Кто-то сам не интересовался её жизнью, кого-то сама погибшая туда не пускала. Почему? Что она скрывала от друзей? Не понятно. И что это за таинственный придурок, который ей звонил? Закончив с допросами, Иванов простился с Волковой и ушёл.