Всё началось с прощального поцелуя

Глава первая и последняя

Всё началось с прощального поцелуя.

Потягивая утренний чай и просматривая воскресные газеты, Люциус наслаждался отдыхом на террасе, когда в дверном проёме появилась его жена, полностью экипированная для шопинга: элегантный костюм-двойка, приличествующий ему жемчужный гарнитур, набитая Мерлин знает чем сумочка из драконьей кожи и такие же туфли-стилеты.

С губ раздосадованного Малфоя невольно сорвался короткий неудовлетворённый вздох.

Он-то рассчитывал, что Цисси всё ещё спит, и подогревал себя неясными волнующими фантазиями о том, как сейчас пойдёт в спальню и разбудит её качественным, мощным, безудержным… соитием. По его подсчетам, прошло уже по крайней мере три месяца, с тех пор как они... Он мысленно поискал подходящий к случаю изящный эвфемизм…

«Имели супружескую связь», — после чего раздражённо оборвал разгулявшуюся фантазию, еле слышно поправив себя:

— Трахались. С тех пор как мы трахались.

Было время, много лет назад (тогда их ещё не погребли под собой родительские обязанности, бизнес, тюремное заключение и война), когда секс на выходных являлся чем-то вроде священного, нерушимого ритуала.

Стоило Люциусу вспомнить те волшебные денёчки, и он явственно почувствовал, как под махровым халатом кое-что возбуждённо встрепенулось. Нарцисса тем временем продолжала быстро прохаживаться перед ним туда-сюда и с истинно женским кокетством покачивать бёдрами, изгибая в прелестной улыбке алые губы.

«...Ах, эти её мягкие сладкие губы, способные издавать в моменты удовольствия в высшей степени очаровательные мяукающие звуки... не говоря уже о прочих, не менее приятных способностях...» — он позволил себе удовольствие: мысленно нарисовал картину, в которой жена стоит перед ним на коленях и двигается, оставляя яркие алые следы помады на всём члене...

Тут Малфой закашлялся и попытался настроиться на то, что произносили эти губы в данный момент.

— …обсудить торт и цветы… — говорила ему жена.

«Мерлин, эти свадебные хлопоты когда-нибудь закончатся?»

— …а потом наведаюсь к мадам Малкин, чтобы проконтролировать, как идут дела с пошивом платья для Астории. Просто не верится, что осталось всего лишь три недели! Надеюсь, за это время ты успеешь поговорить с Драко о его нелепой, куцей козлиной бородёнке. Не так ли, милый?

Люциус опустил взгляд на очки для чтения и издал ни к чему не обязывающий, неопределённый звук, подтверждавший всего лишь, что информация принята к сведению.

«Полагаю, теперь о минете вопрос уже не стоит», — предпринял он слабую попытку сострить и с сожалением подумал, что жена не баловала его этим чудесным, доставляющим наслаждение процессом большую часть последних десяти лет.

Как раз в этот момент Нарцисса нагнулась и, на мгновение прижавшись губами к его рту, пробормотала:

— Я вернусь к обеду, дорогой.

Из желания позабавиться Малфой несколько секунд размышлял над идеей о том, чтобы, подобно какому-нибудь мужлану, сграбастать жену и на руках доставить до любовного ложа в люксе для новобрачных, в стиле её любимых героев-воителей из нелепых дамских эротических книжонок (о, да, он пролистывал их достаточно часто. Из желания узнать, что же в них такого завлекательного. Проклятье, однажды он даже вздрочнул в душе после прочтения одной особенно выразительной сцены в «Приручении дракона»!) Но к тому моменту, когда эта шальная мысль окончательно оформилась в его голове, Нарцисса выскользнула в двери и исчезла.

Уже не скрываясь, Люциус вздохнул ещё раз, более громко, швырнул на стол очки для чтения, сложил газету и поднялся. Отругав себя за нерасторопность, он с сожалением опустил взгляд на выпуклость, всё ещё оттопыривавшую полу махрового халата.

Пройдя в спальню, Малфой выбрал пару светло-серых брюк от домашнего костюма, обычный трикотажный свитер и направился в ванную.

По пути он привычно кинул взгляд в большое зеркало на туалетном столике жены и внезапно остановился.

Странное, но… приятное ощущение пронзило Люциуса, когда он развернулся всем телом к собственному отражению. Нарцисса, видимо, забыла закрепить макияж заклинанием, и теперь его рот, словно кровавым клеймом, был запятнан алой губной помадой... и будь он проклят, если открывшееся зрелище не выглядело довольно соблазнительно!

В каком-то трансе он приблизился к туалетному столику и, прежде чем успел осознать, что делает, уже сидел на низенькой элегантной банкетке с тонкими витыми ножками и открывал плавно скользнувший навстречу верхний ящик. Как только тюбик алой помады оказался в его руках, он снял с неё колпачок, раскрутил и поднёс обнажённый стержень к губам.

Сосредоточенно наморщив лоб, Малфой применил напоминающее воск вещество по назначению, проведя им из одного угла рта в другой, стараясь придерживаться естественных очертаний и неохотно признавая артистичную ловкость Нарциссы в использовании сего предмета, которую никогда до сих пор не ценил. Со всей тщательностью нарисовав фигуру «губки бантиком», он откинулся на спинку стула и с удовлетворением осмотрел себя.

Люциусу часто говорили, особенно в молодые годы, что он не просто статен, пригож и так далее, но прекрасен, эффектен и даже великолепен… И он был более чем склонен согласиться с подобными определениями. Несмотря на то, что ему перевалило за сорок, он все ещё сохранил резкую, точёную форму скул, чёткую линию заострённого подбородка и гладкое, почти лишённое морщин лицо, чему могли бы позавидовать не только многие волшебники, но и большинство ведьм…

«На самом деле, я мог бы сойти за старшую сестру Нарциссы. Не Дромеду и не Бэллу, конечно (особенно не за Бэллу, тьфу-тьфу-тьфу, только не за неё!), но за некую воображаемую блондинистую сестру повыше ростом и покрепче фигурой, чем миниатюрная, изящная Цисси, за этакую амазонку… Да, вполне мог бы… Чуть подкрасить глаза, нанести немного румян…ещё, может быть, надеть серьги… Да. Я почти наверняка сойду за даму, и красивую притом…

Почти наверняка?.. Всего лишь почти?!»

Снова заглянув в выдвинутый ящик, Малфой заметил там знакомую золотистую трубочку, взял её в руки и открутил верхнюю часть. Внимательно присмотревшись к тонкой чёрной щёточке, он внезапно осознал необдуманность идеи о том, чтобы так близко подносить маленький заострённый инструмент к незащищённому глазному яблоку.

Мрачно бурча под нос что-то вроде:

— Примитивные методы… практически маггловские… давно пора придумать заклинание… — он осторожно поднёс смазанную тушью щеточку к глазу и медленно провёл ею вдоль ресниц.

Эта штука казалась смехотворно маленькой в его крепких руках с длинными пальцами, Люциус никак не мог приспособиться: дважды он чуть не ткнул щёточкой в глаз. К тому же накрашенные ресницы слипались в неопрятные пучки и оставляли на веках чёрные полосы.

«Проклятье! Чёрт побери! Почему у Нарциссы всё получалось легко и просто?»

После нескольких минут издевательства над самим собой, Малфой, использовав пальцы, чтобы разделить слепленные ресницы, и немного слюны, чтобы стереть чёрные бороздки туши, остался доволен результатом. Его и так весьма выразительные, отливавшие серебром глаза, сейчас, подчёркнутые частоколом чёрных, как смоль, мохнатых ресниц, определённо перетягивали на себя максимум внимания.

«А теперь румяна».

Там же в ящике он нашёл какую-то большую плоскую спрессованную фигню, поверх которой лежала круглая кисть, выглядевшая гораздо менее неудобно и опасно, чем щёточка для туши, так и норовившая воткнуться прямо в глаз. Вера в себя начала возвращаться, и Малфой, покружив кистью по палитре розового оттенка, провёл ниже линии скул живописный мазок.

Получилось как-то слишком ярко. Люциус не мог с уверенностью вспомнить: видел ли он когда-либо на лице Нарциссы подобные полосы… И тем не менее, сказать, что этот цвет ему не подходил, было нельзя. Теперь он определённо выглядел более женственно. И даже немного помолодел (хотя, может и нескромно говорить так о самом себе).

«Больше сорока и не дашь. Скорей даже от тридцати пяти до сорока».

Поймав себя на том, что изображает надутые, подрагивающие от обиды губки (именно такие строила Нарцисса всякий раз, когда пыталась убедить его в необходимости присутствовать на одном из её глупых вечеров), Малфой решил, что женские уловки в его исполнении смотрятся очень даже впечатляюще.

«А теперь последний штрих…»

Люциус потянулся к одной из бархатных коробочек, стоявших на туалетном столике. Открыв её с тихим щелчком, он достал пару бриллиантовых серёг в форме слезы и прикрепил их к мочкам временным приклеивающим заклинанием. Одним движением плавно откинув волосы назад, он осторожно покачал головой, наблюдая за тем, насколько соблазнительно выглядит мерцание серёжек рядом с волевой линией его подбородка.

«О-о-о, я определенно мог бы запасть на самого себя», — подумал Малфой самодовольно и несколько смутился, обнаружив, что выпуклость под махровым халатом приподнялась, бодро качнув головой, как бы соглашаясь с ним.

А затем Люциус встал и (один Мерлин знает, о чём он думал в эту секунду) начал наклоняться к зеркалу… всё ближе… и ближе… пока его тёплые, покрытые алым воском губы не слились с холодной и твёрдой стеклянной поверхностью. Вернувшись в прежнее положение, он заметил, что оставил на зеркале идеальный отпечаток собственных губ.

Малфой только и успел подумать, что надо бы не забыть оттереть улику до того, как вернётся Нарцисса, когда за спиной раздался странный тоненький, похожий на мышиное чихание писк.

Серебристые глаза широко распахнулись, когда столкнулись в зеркале с отражением пары сине-зелёных, и Люциус понял, что в дверном проёме стоит его аккуратно причёсанная, отлично выглядящая, хрупкая жена и смотрит на него в полнейшем шоке.

«О, чёрт... Она, видимо, что-то забыла, — первую мысль быстро вытеснила следующая: — Ну, хорошо, по крайней мере, что это не Драко, — и завершила: — Держись спокойно и срочно вспоминай, как обливиэйтить».

Дотянувшись до палочки, Малфой повернулся к жене, бормоча:

— Так быстро вернулась, дорогая? — когда с властной настойчивостью его прервал резкий звенящий голос:

— Заткнись! Просто заткнись! И не вздумай даже слово сказать!

И прежде чем Люциус понял, что происходит, Цисси вихрем промчалась по комнате и прыгнула на него, обвивая руками шею, а ртом с жадностью впиваясь в его губы.

Он с трудом поверил в собственное счастье. Когда первоначальное потрясение, выраженное мыслью:

«Почему маленькая распутница никогда ничего мне об этом не говорила?» — растворилось, Малфой притянул жену к себе ещё крепче, пока стройные ноги не стиснули его талию, подхватил под бёдра, и выпуклость, оттопыривавшая полы махрового халата, пылко вжалась в её извивающееся от желания тело.

Его язык погрузился в рот Цисси, скользя, переплетаясь, играя с её языком. С какой-то давно забытой, почти подростковой импульсивностью они прикусывали друг друга зубами, сталкивались носами и даже не пытались сдержать невольно вырывавшиеся из горла рыкающие и мяукающие звуки.