В ритме сонета

— Удачи вам, — сказал Люциус, слегка понизив голос.

— Спасибо, мистер Малфой, — поблагодарила Гермиона и слегка улыбнулась.

Нет, определённо что-то кардинально изменилось. Сам Люциус Малфой, бывший Пожиратель Смерти, желает ей, Гермионе Грейнджер, удачи на поэтическом вечере?

Если бы ей кто-нибудь сказал об этом раньше, Гермиона бы подумала, что он совершенно точно сошёл с ума.

Поэтический вечер пролетел, однако, совершенно незаметно. Гермиона очень выразительно декламировала стихи, подробно рассказывая об авторах, сочинивших их, об истории создания каждого стихотворения.

Она несколько раз за вечер сталкивалась с серебристыми глазами, в которых видела... Уважение? Восхищение? Страсть?.. Насчёт последнего Гермиона не была до конца уверена, однако интуиция ее практически никогда не подводила.

— Благодарю вас за вечер, мисс Грейнджер. Очень трогательно и интересно, — поблагодарил Малфой Гермиону в конце вечера.

— Рада, что вам понравилось. Никогда бы не подумала, что... — она прервалась на полуслове.

— Что? — заинтересованно спросил Люциус.

— Что сам Люциус Малфой удостоит своим вниманием такое мероприятие, как это, — она вновь слегка покраснела.

Малфой слегка усмехнулся и ответил:

— Повторюсь, вы многого ещё обо мне не знаете, мисс Грейнджер. А люди со временем меняются. Мы ещё увидимся. До свидания, мисс Грейнджер, — последнюю фразу он сказал загадочным полушёпотом, заставив сердце Гермионы стучать в несколько раз быстрее...

Она смотрела ему вслед, сама не понимая, почему вдруг ей не хотелось с ним расставаться.

Он был загадкой, он будоражил ей душу лишь одним своим взглядом.

* * *

Беспокойные мысли, мешающие спать каждую ночь.

Её карие глаза цвета шоколада, вьющиеся непослушные волосы и мягкий смех преследовали его во снах.

Он просыпался, ощущая жар в груди, просыпался именно в тот момент, когда хотел дотронуться до её мягкой руки или когда готов был прикоснуться к её таким желанным губам...

Это было его тайное желание, которое, по его убеждению, никогда не сбудется.

Он мечтал о том, чтобы запустить руку в её непослушные локоны, прижаться к ней, вдыхая сладкий аромат её духов...

Его голову не покидал её образ, она везде преследовала его, где бы он ни находился, чем бы он не занимался.

Он не понимал, как же он раньше не замечал того, насколько она грациозна, элегантна и притягательна.

Смятение, полное непонимание происходящего, нежелание принимать реальность, злость на самого себя — вот какие чувства испытывал Люциус Малфой в последние несколько месяцев.

«Вот чертовка! Неужели запала в душу? Да не может быть такого! Но как же она, чёрт её подери, притягательна, сексуальна...» — думал про себя Люциус каждый раз, когда видел её.

Он буквально не находил себе места, отказываясь поверить в то, что она запала к нему в сердце.

И когда же это произошло? Когда же его сердце вдруг стало стучать в несколько раз быстрее, когда он слышал её имя?

Он знал о том, что если бы он рассказал кому-то из своих знакомых чистокровных волшебников, что влюблён, то его бы тут же осмеяли, назвав глупцом.

А если бы они узнали ещё и о том, что влюблён он в магглорождённую...

Ему было бы не избежать презрения и унижений с их стороны.

Он отказывался верить в то, что она смогла растопить его ледяное сердце.

Он признавался себе в том, что по-настоящему никогда никого не любил. Нарциссу же он уважал, как женщину, чувствовал симпатию, привязанность, но ничего более.

Он был рад, что Драко вместе с Асторией уехал в путешествие, что сын не видит его душевных метаний, его переживаний.

Он думал о ней день и ночь.

Она была для него некой яркой звездой, до которой он стремился дотянуться.

Ещё ни одна женщина в его жизни не вызывала в нём таких сильных чувств.

Он хотел, чтобы она была его, хотел владеть ею, знать, что она всегда будет рядом с ним.

Раньше он испытывал к женщинам всё, что угодно — страсть, похоть, увлечение, но только не любовь.

Она стала первой женщиной, заставившей его сердце метаться в любовных мучениях.

Люциус не узнавал сам себя. Что же стало с ним за эти несколько месяцев? Куда же делись все его гордость, холодность, презрение, надменность?

Он не понимал того, как раньше у него поворачивался язык называть её грязнокровкой.

Но он не верил в то, что его мечта когда-нибудь исполнится. Он был уверен в том, что он обречён до конца жизни страдать в этой ужасной любовной муке.

Он имел возможность её видеть всё так же один раз в неделю — когда приходил на поэтические вечера в её уютный книжный магазин, где она декламировала стихи великих маггловских поэтов.

Он знал, что она ждала его каждый раз. Он видел это по её выражению лица, которое больше не выражало прежней злости и презрения.

Сталкиваясь с её глазами цвета молочного шоколада, он забывал обо всём.

Её глаза же выражали то удивление, то заинтересованность, то искреннюю радость, то... непонятные искры, отчего у него буквально всё переворачивалось внутри.

Сегодня же он был настроен очень решительно. Он надел свой лучший костюм, расчесал и аккуратно уложил свои волосы цвета платины, побрызгался своим самым дорогим одеколоном.

Он был уверен, что она не сможет противостоять его превосходному искусству завлечения и обольщения.

Сегодня она читала стихи Гёте, Гейне и сонеты Данте Алигьери. Он пришёл несколько позже, зайдя в небольшой зал совершенно беззвучно.

Она тут же метнула на него свой взгляд, который был полон чего-то тёплого, отчего он почувствовал, как сердце пропустило несколько ударов.

Тем временем вечер поэзии постепенно стал подходить к концу.

Гермиона декламировала стихи очень экспрессивно, эмоционально, что приводило публику в восторг.

Стихи Гейне и Гёте создавали какую-то необыкновенную атмосферу, заставляя забывать о реальности.

Все с удовольствием слушали рассказы волшебницы о жизни великих поэтов, а Гермиона, в свою очередь, чувствовала ещё бо́льшую уверенность.

Она отметила про себя, что эта уверенность появилась в тот момент, когда в зал зашёл Люциус.

Тут она объявила:

— А сейчас я прочту вам, дорогие гости, ещё один выдающийся сонет о любви великого Данте Алигьери.

Публика зааплодировала. Люциус же, слегка улыбнувшись на её реплику, стал внимательно слушать.

— Так свеж ручей, но ты милее втрое:

С твоих густых волос я снял покров,

И вижу робкий блеск лесных цветов,

Запутанных в их золотистом рое.

На грани года, в чуждом ей настрое,

Колеблется Весна: на тихий зов

Не тянется терновник из снегов,

Беседки полнит веянье сырое.

Но солнце будит луг в апреле раннем.

Закрой глаза, ты слышишь, здесь и там

Весна проходит лёгким трепетаньем,

Как поцелуй, по векам и губам,

И целый час Любовь клянётся нам,

Что в сердце снег хранить мы перестанем.

Она закончила так же внезапно, как и начала. В зале на несколько мгновений повисла звенящая тишина.

Через несколько минут публика восторженно зааплодировала, и на этом ещё один поэтический вечер подошёл к концу.

Все стали вставать со своих мест.

Люциус поспешил выйти за дверь и скрыться за ближайшим углом.

Он терпеливо ждал, пока все выйдут из зала.

Через минут пять вновь наступила звенящая тишина. Последний посетитель ушёл, поблагодарив Гермиону за вечер. Дверь зала была слегка приоткрыта.

Люциус слышал, как она расставляет стулья обратно по своим местам, напевая что-то себе под нос.

Он решительным шагом вышел из своего убежища и зашёл в зал.

Заметив его, она на секунду вздрогнула от неожиданности, но затем, слегка успокоившись, проговорила с удивлением и слегка натянутой улыбкой:

— Вы ещё здесь, мистер Малфой? Я думала, вы уже ушли...

— Да, мисс Грейнджер, как видите, я ещё здесь. Захотелось лично поблагодарить вас за сегодняшний чудесный вечер и доставленное удовольствие.

В следующее мгновение бездонные серебристые глаза и шоколадные встретились друг с другом.

Гермиона вдруг ощутила непонятно откуда взявшееся волнение в груди.

Но, улыбнувшись уже искренне, она ответила, слегка покраснев:

— Не за что, мистер Малфой. Очень рада, что для вас стало теперь традицией посещать мои поэтические вечера.

Тут Люциус подошёл к ней чуть ближе.

Их разделяли всего несколько футов.

Гермиона почувствовала, как начинает буквально тонуть в его бездонных серебристых глазах.

Однако она всё ещё старалась удержать самообладание.

Чувствуя, что владеет вниманием этой девушки, Люциус довольно улыбнулся, сократив расстояние между ними ещё на один шаг.

— Меня особенно впечатлил последний сонет. Он такой необычный, даже, можно сказать, завораживающий, — он аккуратно приближался к Гермионе. Та непроизвольно стала пятиться назад. Он усмехнулся на её реакцию, продолжая медленно надвигаться на неё.

Однако в следующее мгновение она уверенно ответила:

— Да, я тоже очень люблю Алигьери, как вы знаете. Он для меня всегда был особенным, — она продолжала пятиться от Малфоя назад и вдруг упёрлась спиной в стену. Отступать больше было некуда.

Люциус же медленно приближался к ней, чувствуя, что она всё больше находится в его власти. Ему это явно нравилось, огоньки страсти засверкали в его глазах.

— Я тут вспомнил... Ещё один его сонет, которым всегда восторгался. Хотите прочитаю? — он вкрадчиво посмотрел на неё, отчего у Гермионы побежали мурашки по спине.

— Да... Давайте... — ответила она, слегка понизив голос.

Тут на секунду повисла мёртвая тишина. Настолько мёртвая, что Гермиона могла слышать собственный стук сердца.

Подойдя совсем близко к Гермионе, настолько, что их друг от друга отделяло всего лишь несколько дюймов, Люциус начал читать:

— Старенье, близость гибельной земли,

Нашествие превратности лихой

Растлят ли плоть мне, скаредной рукой

Души наряд венчальный схватят ли?

Любимой губы звучно расцвели

В моих губах: гармонией такой

Орфей венчанный встретил дорогой

Незрелый облик, спеющий вдали.

Я, как ребёнок, ею был вскормлён,

Как муж, её ласкал я — и потом,

Как дух, вливался в дух её ручьём,

Я богом был, когда наш громкий стон

Взбивал нам кровь, слияньем окрылён

Огня с огнём, желанья с божеством... — последние строки он произнёс уже шёпотом, нависнув над Гермионой.

У Гермионы уже подкашивались ноги от возбуждения, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

В следующее мгновение он впился в её губы страстным поцелуем.

Она не оттолкнула его, а лишь обвила его шею руками, отвечая на поцелуй.

Через несколько мгновений, которые, как казалось Гермионе, длились вечность, Люциус потихоньку стал спускаться ниже, страстно целуя её шею и ключицы.

Она томно выдохнула, еле сдерживая рвущиеся наружу стоны.

Люциус же усмехнулся, явно радуясь тому, что наконец-то завладел ею — такой идеальной, красивой, неприступной.