У меня есть выбор

— Ну а Седрик? — иронично улыбается Дафна. — Давно у нас пуффендуйцы своими стали? Сколько раз тот же Малфой унижал этот факультет, называл их самыми глупыми простофилями во всей школе. А тут он внезапно стал фанатом Седрика? Да вся эта поддержка строится только на нелюбви к Поттеру. А такая «поддержка» — хуже безразличия. Понимаешь?

Астория, кажется, понимает. Кивает с очень осознанным видом. Готовая вот-вот снять злополучный значок. Но, как и положено пытливому ребёнку, не может обойтись без вопроса напоследок.

— И ты пойдёшь к Драко Малфою и скажешь ему об этом? — без всякого подвоха, абсолютно наивно интересуется она.

Вот тут Дафне впору раздосадованно вздохнуть.

Нет, конечно же, она не выскажет всё это в лицо Малфою.

Знает, что бесполезно. Только хуже себе сделает, разворошит осиное гнездо, посеет раздор между однокурсниками. Или же дело не в этом? Может, ей банально страшно? Может, Дафна Гринграсс попросту боится подать голос и предпочитает трусливо отсиживаться в тени?

Лучше не задумываться, чтобы случайно не узнать о себе много нового.

Пятый курс.

— Благодарю за неравнодушие, — говорит Луна Лавгуд так беззаботно, будто они давние подруги. — Не то чтобы я не любила прогулки босиком, но сейчас очень похолодало, а простудиться мне было бы некстати.

Дафна только что отчитала младшекурсников со Слизерина, похитивших ботинки Луны. Правда, вслух она их корила вовсе не за ботинки, левитировавшие под самым потолком, а за применение магии вне урока. Удобный предлог, чтобы её потом не задразнили «защитницей сирых и убогих». На Слизерине таких презирают, а слухи по школе разлетаются быстро. В пределах факультета — и того быстрее.

Для весомости перед малолетками Дафна добавила, что является членом инспекционной дружины, указав на свой знак отличия. По правде говоря, она этим совсем не гордится. Никакого желания потакать откровенному самодурству Амбридж у неё нет. Но родители написали, что ей непременно нужно вступить в эту сомнительную, по мнению Дафны, организацию. Потому что Амбридж теперь в школе начальник и бог, а хорошо проявить себя перед министерством лишним никогда не бывает. И Дафна просто заняла привычную для себя позицию: не высовываться и на рожон не лезть, но в дружине как бы присутствовать. Для красоты. Благо активистов там и без неё хватает.

Так или иначе, ботинки Луне вернули.

Дафна наблюдает, как она вприпрыжку бежит дальше по коридору, напевая себе под нос. И, кажется, у неё даже есть предположения, куда именно направляется Луна. За ней проследить гораздо проще, чем за остальными заговорщиками. Даже странно, что ни у кого из инспекционной дружины так и не получилось. А вот Дафна давно поняла, какую общую тайну хранят от слизеринцев ученики других факультетов.

Она грустно смотрит вслед Луне, пока та не скрывается за поворотом. Жаль, что ей среди них не место. Жаль, что пока они узнают что-то новое и увлекательное, Дафне доступны лишь скучные уроки по книжкам Амбридж без единого взмаха палочки. Ей даже завидно. Но и выдавать нарушителей Дафна не намерена. В кои-то веки её бездействие полезно, хотя никто, кроме неё, об этом не узнает.

Столько всего было за годы учёбы... От воспоминаний комок встаёт в горле. Дафна всегда оставалась собой — незаметной и бесконфликтной. На самом трудном, седьмом курсе, когда ставки настолько высоки, держать нейтралитет было уже не так просто. Ей даже приходилось пару раз изображать обморок, чтобы Пожиратели не заставили её испытывать на младшекурсниках непростительные. И её лишний раз не трогали, посчитав, видимо, болезненной белоручкой с замашками кисейной барышни.

Но кем Дафна считается сейчас, бросив вызов стереотипам на глазах у всей школы?

Чужая среди своих, но не своя среди чужих?

Страшно остаться совсем без поддержки.

А Макгонагалл смотрит на неё с неожиданной теплотой.

— Ваше желание помочь похвально, мисс Гринграсс. Проходите к остальным.

И камень падает с души.

Пока Гарри Поттер занимает её место рядом с Макгонагалл, совещаясь о чём-то важным, Дафна неуверенно подходит к столпившимся студентам — гриффиндорцам, когтевранцам и пуффендуйцам. Никто не пытается её прогнать, не проявляет враждебности, которой так боялась Дафна. Она различает среди толпы улыбающуюся своей мечтательной улыбкой Луну Лавгуд. Невилл Долгопупс первый выходит ей навстречу, смотрит с ободряющим уважением:

— Молодец, что решилась!

— Да, нам подмога в эти непростые времена не помешает, — добавляет кто-то из близнецов Уизли.

Дафна так и не научилась их различать.

— Особенно такая симпатичная подмога, — шёпотом вторит ему брат, поигрывая бровями.

Шутники в своём репертуаре.

Теперь, когда самое волнительное позади, Дафне становится так легко, будто впереди и не предстоит тяжёлая битва. Будто ей и не придётся потом вновь столкнуться с реакцией других слизеринцев; возможно, объясняться перед ними. Всё это видится сущей мелочью, когда на кону что-то по-настоящему серьёзное.

И важное осознание запоздало приходит к Дафне.

Без разницы, как её приняли бы другие, что бы о ней подумали, доверились бы ей или нет. Ведь нельзя нарушить право человека поступить так, как велит сердце.

Выбор у неё есть всегда.

И она его сделала.