Привет, змеёныш

— Хуже грязнокровок могут быть только хаффлпаффцы, — рассматривая шарф, внезапно сказал Риддл.

Шарлотта усмехнулась и закатила глаза. Его слова её не обидели: на факультете ещё в первый день предупредили, что таких как она будут ждать не самые радушные объятия от некоторых студентов.

— А что говорить о хаффлпаффцах-грязнокровках, да? — широко улыбнулась она. Риддл поднял брови. — Даже самый жалкий домашний эльф лучше меня.

— Что? — Том выдохнул вопрос вместе с облачком белесого пара. — Я не…

Он схватился за шарф и неловко помял его в руке, будто до конца не понимал, как лучше поступить: как можно скорее избавиться от вещи, принадлежащей человеку, которого он презирает, или оставить, чтобы и дальше наслаждаться теплом, которое та ему дарила.

Он выглядел умилительно потерянным, с взъерошенными, влажными волосами и нахмуренными бровями. Шарлотта почувствовала необъяснимый внутренний порыв и, сделав к мальчику шаг, быстро поцеловала его в холодную щеку.

Том выпучил глаза и поражённо приложил пальцы к щеке. Шарлотта тихо рассмеялась.

— Зачем ты это сделала? — сухо спросил он.

— Ну, ты симпатичный, — протянула она, пожав плечами. — И выглядишь как человек, которому срочно нужен поцелуй.

Шарлотта была готова поклясться, что на долю секунды, пока он не спохватился и не ушёл быстрой походкой в сторону выхода, Том растянул губы в едва заметной улыбке.

— Пришёл загадать желание? — спросила она Риддла.

Слизеринский шарф приятно согревал шею и плечи. Шарлотта дыхнула на руки, пытаясь их согреть.

— У меня достаточно сил, чтобы самому исполнить свои мечты, Маргрейв, — не сводя зачарованного взгляда с небосвода, проговорил он в ответ.

— Справедливо, — улыбнулась она. — Увы, но простым смертным вроде меня остаются глупости вроде падающих звезд и национальных лотерей.

Он тихо усмехнулся, но не повернулся, продолжив смотреть перед собой. Шарлотта вряд ли могла похвастаться тем, что хоть сколько-нибудь знала Тома Риддла, но даже ей было очевидно: с того момента, как они говорили тут в последний раз — много-много лет назад, — он очень сильно изменился. В Риддле и его магии появилось что-то прекрасное и вместе с тем чудовищное. Будто он и не человеком был вовсе, а падающей в небесах звездой. Пленительно прекрасной в полёте, но способной оставить на земле, куда вскоре упадет, один лишь огромный шрам-кратер.

— Зачем ты здесь? — повторил он свой вопрос.

— Надеялась встретить тебя.

Он кивнул, будто и правда ждал такого ответа.

— Ты была с семьёй? — он, наконец, повернулся к ней и строго заглянул в глаза.

Шарлотта прекрасно поняла, что именно он имел в виду — все те зимние каникулы, все те морозные дни Рождества, которые она была вне школы. Все те мгновения, которые Том Риддл, скорее всего, провёл тут в полном одиночестве.

— С семьёй моей подруги Милли.

Шарлотта улыбнулась, вспоминая весёлые посиделки в их небольшом коттедже под Лондоном. Пускай Рождество она ненавидела, но проводить его с семьей Фоули было на удивление приятно.

— Я говорила тебе, Риддл: у моих родителей новые, нормальные дети. Для фокусницы вроде меня в семье места нет.

Том красноречиво хмыкнул.

— Тебе стоит отомстить за это своей семье.

Шарлотта устало провела руками по глазам.

— Отомщу, — кивнула она. — Когда добьюсь своей мечты.

— Тогда бери судьбу в свои руки, Маргрейв, и поменьше рассчитывай на падающие звезды.

Второе рождество в Хогвартсе ничем не отличалось от первого, разве что детей, оставшихся в школе, стало заметно больше из-за вступления Великобритании в войну.

После праздничного ужина Шарлотта почти что бегом устремилась в сторону Астрономической башни. Том Риддл уже был там и, сложив руки на груди, ждал её у двери.

За год однокурсник изменился: он заметно подрос, с его щёк ушла милая пухлость, оставив после себя острые, скульптурные скулы. В этот раз Том был одет в теплую зимнюю мантию и шарф собственного факультета.

— Привет, змеёныш.

Парень хмыкнул и красноречиво закатил глаза. Он больше не напоминал затравленного, уязвленного её нелепой заботой зверёныша. Шарлотта много раз слышала, что Том Риддл обзавёлся чистокровными и богатыми друзьями среди своих однокурсников, а раздражающее всезнайство сменил на исключительную даже по меркам факультета Рейвенкло начитанность и эрудированность. За год, прошедший с момента их встречи на этом самом месте, они ни разу не говорили.

— Маргрейв, — самодовольно произнес он её фамилию. — Опять ты?

— Вижу, ты соскучился, — она со смехом подошла, и Риддл подавился воздухом то ли от её тона, то ли от того, как близко были их лица.

— Нет, — он механически покачал головой, — не воображай.

— Ладно, — пожала плечами Шарлотта и как ни в чем не бывало пошла к краю площадки.

День выдался очень снежным, и ботинки утопали в мягком хрустящем снегу. Она слышала, как за ней следовал Риддл. В отличие от неё, он шёл почти беззвучно.

Закрыв глаза, она вновь начала думать о своей мечте. Как она прогуливается по берегу лазурного моря, как вечерами танцует с симпатичным молодым волшебником какой-нибудь зажигательный танец под аккомпанемент гитары, как едет по горному извилистому серпантину на собственном автомобиле…

— О чём ты мечтаешь, Маргрейв?

Шарлотта открыла глаза и посмотрела вверх… Но в этот раз, как бы она ни вглядывалась в тёмно-синее небо, так и не заметила ни одной падающей звезды. Том стоял напротив неё: руки на груди, голова чуть наклонена, пронзительный взгляд не сходит с её лица.

— Если я скажу, Риддл, то мечта не сбудется, разве ты этого не знаешь? — выпрямилась Шарлотта, чувствуя себя немного не в своей тарелке от его пристального взгляда.

Он улыбнулся.

— Глупости.

— Ничего не глупости.

— Глупости.

Том приблизился. Если бы не улыбка, в темноте сумерек он бы выглядел жутко. Впрочем, если учитывать как странно, даже ненормально он улыбался, это не сильно помогало делу.

— А о чём мечтаешь ты, Риддл? — спросила она скорее чтобы разрушить повисшую тишину, нежели из настоящего интереса.

Он хмыкнул и чуть отвёл взгляд в сторону.

— К твоему счастью, Маргрейв, тебе места в моих мечтах не уготовано.

Отчего-то — внутреннее ли это было чутье, или всё дело было в тоне, которым он сказал эту странную фразу, — но Шарлотта знала, что в его словах был второй, куда более глубокий смысл. И лучше ей даже не пытаться узнать, что именно он имел в виду.

— Шарлотта, — вместо этого сказала она.

— М-м? — непонимающе повернул он к ней голову.

— Я бы предпочла, чтобы ты звал меня по имени, — сказала она, а затем торопливо добавила:

— Когда мы здесь.

Риддл нахмурился и задумчиво прикусил губу.

— Шарлотта, — протянул он. — Знаешь, это просто отвратительно магловское имя. Звучит так, будто ты шоколадный пирог с яблоками.

Она открыла рот от возмущения.

— Прошу прощения? И это мне говорит Том! Звучит так, будто ты бармен в «Дырявом котле».

Риддл нахмурил брови: он выглядел разъярённым. Казалось, что он сию же секунду если не проклянет её «Авадой», то просто вышвырнет через невысокое ограждение башни.

Впрочем, через несколько мгновений молчаливого выдалбливания в её голове дыры, Том чуть слышно усмехнулся.

— Сойдёмся на том, что нам обоим не повезло.

Они простояли на площадке ещё около часа, изредка переглядываясь и ещё реже переговариваясь. А потом, когда пальцы на ногах окоченели, когда снежинки стали размером с добрый кнат, когда холодные тёмные тучи закрыли собой серп убывающего месяца, погрузив площадку в мрачную темноту, они поцеловались.

Шарлотта слышала, что часы в Часовой башне пробили трижды: они впервые провели вдвоем так много времени. Просто стояли бок о бок, освещённые слабым светом луны в полнейшей тишине. Том был мрачен и задумчив, на красивом лице плясали причудливые тени. Казалось, на его плечах внезапно оказались все тяготы мира.

Веселье и смелость от выпитого на празднике пунша давно выветрились, и Шарлотта не могла найти в себе сил ни заговорить с Риддлом, ни просто молча уйти. Холодный ветер играл с волосами, давно превратив замысловатую причёску в стог мокрого сена. Отчаянно хотелось рассмеяться, чтобы разрушить вставший между ними холод.

И всё равно это было лучше, чем любой вечер в лоне дорогой и любимой семейки Маргрейв.

— Ты всё ещё мечтаешь о морском побережье Италии? — глухо спросил Риддл.

— Откуда ты… — поражённо прошептала она, не веря в то, что услышала.

Никто во всём мире не знал о её планах. Её мечтах. Никто. Включая Тома Риддла.

— Ты должна уехать туда сразу после школы и никогда не возвращаться.

Шарлотта молча посмотрела в его немигающие тёмно-синие глаза. В них притаилось предупреждение, в них жила опасность. Он больше не был тем странным, грубым, но по-своему милым мальчиком, которому она отдала когда-то свой шарф. И тем более не тем обворожительным юношей, которому подарила свой первый в жизни поцелуй.

Но по какой-то причине она не могла отвести от него взгляд. Как от пылающего жаром огня в костре, как от ядовитой змеи, приготовившейся к броску. Как от несущегося на неё с небес метеорита.

— Любуешься, Шарлотта? — вкрадчиво спросил он, приблизившись.

— Не без этого, Том, — она непроизвольно задержала дыхание.

— И что ты видишь?

Его рука несмело прикоснулась к её локтю. Даже сквозь мантию Шарлотта почувствовала, насколько холодными были его пальцы. Она чуть улыбнулась, чувствуя, как по телу пронеслась волна возбуждения.

— Человека, которому всё ещё не помешает поцелуй.

В отличие от его пальцев — в отличие от самого Риддла, — его губы были горячими, дразнящими и ласковыми, и эти прикосновения говорили Шарлотте куда больше всех слов, всех взглядов и действий, которые между ними когда-либо были.

Она знала наверняка, что, закончив школу, оставит прошлое и уедет на побережье Италии. Знала, что будет бездумно танцевать там зажигательные танцы и наслаждаться горечью солёного морского воздуха. Знала, что откроет там свою цветочную лавку и определенно точно никогда-никогда-никогда в жизни не вернётся в Великобританию. Но сейчас, в эту морозную рождественскую ночь, — как и в те рождественские ночи, что у них ещё будут до окончания школы — Шарлотта Маргрейв хотела только одного.

Безрассудно падать в небесах со звездой, которая может исполнить лишь одно желание. Своё собственное.