Привет, змеёныш

Привет, змеёныш

Людям посторонним было бы сложно поверить в то, что жизнерадостная, улыбчивая хаффлпаффка способна что-то искренне ненавидеть. Особенно, если это «что-то» — праздник Рождества. Светлый, счастливый, семейный, — именно такой, каким его никогда в жизни не смогла бы встретить Шарлотта Маргрейв.

Однако само Рождество было лишь половиной беды. Настоящей проблемой было справлять его в стенах школы чародейства и волшебства Хогвартс. Последние несколько лет она проводила зимние каникулы в гостях у семьи своей лучшей подруги Миллисенты Фоули и совершенно отвыкла от того, что в канун Рождества, сидя за праздничным столом, все хогвартские профессора отчего-то разом забывали, что существуют личные границы и нарушать их не то что некультурно — смертельно опасно.

Шарлотта очень надеялась, что уже к середине ужина выпьет достаточно ромового пунша, чтобы расслабиться и не нагрубить Горацию Слагхорну или, не дай Мерлин, не послать в Запретный Лес заместителя директора школы Альбуса Дамблдора.

— Лотти, девочка моя, где же твоё рождественское настроение? Почему бы тебе не взорвать хлопушку?

Голос Дамблдора сочился снисходительным, хоть и весёлым добродушием, а голубые глаза — мальчишеским озорством. Ни дать ни взять владелец лавки с приколами Зонко.

Она вымученно улыбнулась и потянулась к подносу с игрушками. Когда хлопушка взорвалась, Шарлотту обсыпало разноцветным дождем конфетти и серпантина. Блестящие кусочки бумаги приземлились прямо на аппетитный кусочек торта.

— Замечательно! — зааплодировал профессор и взорвал свою хлопушку. Кажется, пятую подряд. Его рыжая борода была усыпана блёстками. — Профессор Бири, спойте еще раз тот чудесный рождественский кэрол? Мы все с радостью вам подпоем!

Шарлотта застонала и начала медленно сползать под стол.

Да, пунша определенно нужно больше.

За рождественским столом собрался полный состав школьных профессоров. Все были нарочито веселы и наигранно довольны происходящим. Неужели, думала в очередной раз Шарлотта, у этих взрослых людей нет семей, возлюбленных, друзей, любовников, на худой конец, домашних эльфов, с которыми они могли бы провести эту ночь? Сама она при первой же возможности убегала подальше от стен горячо любимого, но наскучившего за годы учёбы замка.

Этим рождеством разделить судьбу преподавателей были вынуждены и пятеро, включая Шарлотту, студентов.

С правой стороны от неё сидела маглорождённая гриффиндорская второкурсница с каким-то сложным именем. Она начала клевать носом уже через час после начала ужина и периодически заваливалась то на плечо своей соседки, то в тарелку с недоеденной индейкой. В её бокале Шарлотта учуяла следы алкогольного пунша.

По левую от неё руку сидел рейвенкловец Дамокл Белби: парень был начинающим зельеваром и остался в школе, чтобы в спокойной обстановке заниматься своими экспериментами. Белби уже несколько лет трудился над зельем, облегчающим трансформации оборотней. Прошлой весной Шарлотта ходила с ним на свидание в Хогсмид, но дальше сливочного пива в «Трёх метлах» дело у них так и не зашло. Впрочем, насколько она помнила, он тогда клялся назвать в честь её «чудесных шоколадных глаз» какое-нибудь зелье. Главное, чтобы не от паразитов.

Напротив ребят расположилась рыжеволосая слизеринка по фамилии Селвин. Во время ужина она несколько раз настойчиво подчеркнула, что осталась в школе только потому, что её бабуля заболела драконьей оспой, и ехать в поместье было небезопасно. Большую часть времени она металась между неоднозначными взглядами на кусок торта в тарелке и однозначными — на пятого в их компании студента.

Том Риддл был однокурсником Шарлотты Маргрейв и единственным за весь вечер, кто не проронил ни слова. Ромовый пунш в его бокале так и остался нетронутым.

Прямая спина, вежливая улыбка, внимательный, настороженный взгляд. В его позе было столько напряжения, столько надлома и драматизма, что он куда больше напоминал оголённый, воспалённый нерв, чем самого популярного студента школы за последние десятилетия. Как только директор Диппет великодушно отпустил всех по спальням — на часах было почти десять вечера, — Риддл первым вышел из-за стола и, не прощаясь, покинул Большой зал.

Было приятно осознавать, что Шарлотта Маргрейв была не единственной, кто ненавидит Рождество.

Она провела в Большом зале ещё немного времени. Скорее из вежливости, а не потому что действительно этого хотела. Обсудила с профессором Бири новый сорт тентакулы, что недавно завезли на британский рынок с востока, допила в компании профессора нумерологии свой пунш, а также выслушала несколько абсолютно идиотских анекдотов от профессора Слагхорна.

Покинув тёплый, пропахший фруктовым алкоголем зал, Шарлотта плотнее закуталась в мантию и двинулась в сторону астрономической башни. Гуляющий по коридорам студёный ветер пронизывал до костей, вызывая на коже неприятные мурашки.

Она добралась до башни за десять минут. По дороге ей не встретилось ни одной души — живой или призрачной, — лишь завывание ветра и зловещий лязг рыцарских доспехов. Быстрым, летящим шагом она поднялась по крутой лестнице и отчего-то несмело замерла перед дверью.

Здравый смысл кричал немедленно развернуться и уйти, но выпитый пунш оказался настойчивее: Шарлотта кивнула сама себе и открыла дверь.

Она сразу заметила подсвеченный луной силуэт на краю обзорной площадки. Засунув руки в карманы, Том Риддл стоял к ней спиной и смотрел на небо. В холодном ночном воздухе пар от его дыхания клубился рваными серебристыми облачками.

— Привет, змеёныш, — сказала она вполголоса, но звук всё равно вышел громким.

Как щелчок невидимого хлыста, он разрезал безмятежную тишину и заставил Риддла резко повернуть к ней голову. Увидев слева от себя однокурсницу из Хаффлпаффа, парень издал странный, похожий на невеселый смешок, звук и вновь отвернулся. Сильный порыв ветра с озера забрался под школьную юбку Шарлотты, заставляя колени в тонких чулках дрожать.

— Зачем ты здесь? — глухо спросил Риддл.

Шарлотта замерла. Неужели он и правда её об этом спрашивает?

— Немного свежего воздуха перед сном, — ответила она, неопределённо махнув рукой.

Парень повернул к ней голову и медленно, будто бы даже лениво осмотрел её тонкую, мокрую от снега мантию, напрягшиеся от холода плечи и дрожащие посиневшие губы. Сам он выглядел так, будто даже не замечал трескучий рождественский мороз. Даже если бы градусник опустился до критично низкой температуры, этот холод не сравнился бы с тем, что исходил от самого Тома Риддла.

— Здесь холодно, — заметил он с легкой, ничего не значащей улыбкой.

— Прости, Риддл, но в этот раз я не захватила для тебя шарфик, — ответила она, обхватив саму себя за плечи.

— Поверь, Маргрейв, я это переживу, — усмехнулся он, покачав головой.

В кои-то веки от его насмешки повеяло теплом.

— А вот ты — вряд ли.

Быстрым движением он стянул с шеи слизеринский шарф и, сделав шаг к Шарлотте, небрежно закрутил его вокруг её шеи. Пальцы, как и он сам, были ледяными.

Её колени вновь задрожали, но едва ли в этом был виноват ветер с озера.

Шарлотта думала о том, что забраться на Астрономическую башню будет просто фантастическим завершением этого рождественского дня. Если где-то и загадывать желание, то в самой высокой точке школы чародейства и волшебства Хогвартс. Вид на заснеженные горы, утопающие в розовом сумраке, захватывал дух. Хотя она жила в мире магии уже четыре месяца, ей всё ещё сложно было поверить, что эта сказка — реальна. И, что ещё удивительнее, она в ней — главная героиня.

Когда она поднялась на верхушку башни и зашла на площадку обсерватории, то сразу обнаружила, что идея насладиться красотой хогвартских земель пришла в голову не ей одной.

Там был этот странный мальчишка с факультета Слизерин.

Том Риддл.

Они никогда не общались, никогда даже рядом не стояли, но Шарлотта знала, что на факультете он не пользовался всеобщей любовью из-за своей нечистокровной фамилии, замкнутого характера и тяжёлого, пугающего взгляда тёмно-синих, как беззвёздное небо, глаз.

А ещё он был отвратительным, раздражающим всезнайкой.

Шарлотта приблизилась к стоящему на краю площадки однокурснику. Он был одет в тонкий школьный свитерок и заметно трясся.

— Привет, змеёныш.

Риддл повернулся резко, стремительно, будто этим приветствием она огрела его по голове лопатой. Он нахмурился и выглядел оскорблённым до глубины души. Последнее, что успела заметить Шарлотта, прежде чем он снова отвернулся — это его красные то ли от слез, то ли от холода глаза.

— Маргрейв, — проговорил он высокомерно.

Шарлотта удивилась тому, что он знает её фамилию: едва ли она могла похвастаться тем, что знает имена большинства однокурсников с других факультетов, не говоря уже про их фамилии. Том Риддл был редким исключением. Он слишком выделялся, чтобы его можно было не заметить. Не запомнить.

— Можно просто Шарлотта, — дружелюбно предложила она.

Риддл издал странный звук, который мог бы быть веселым смешком, если бы он не был пронизан ядом. Неудивительно, что мальчишку не жалуют на факультете.

Воистину змеёныш.

Она подошла к каменной ограде и, положив на обледеневшее покрытие руки, закрыла глаза. В голове возникла картинка её заветной мечты: вот она открывает свою собственную лавку с удивительными волшебными цветами и растениями где-нибудь на побережье Италии. Солнце, море, запахи цитрусов и искренние улыбки покупателей, что забредают к ней за букетом или последней сплетней.

«У тебя всё обязательно получится, Шарлотта Маргрейв».

Она открыла глаза и с надеждой посмотрела на небо. Сердце застучало с удвоенной силой, когда она увидела в отдалении падающую звезду. Её желание обязательно сбудется.

Шарлотта счастливо улыбнулась и — глупо и по-детски, — помахала почти исчезнувшей за горами звезде.

— Что ты делаешь? — послышался сбоку озадаченный голос Тома Риддла.

— Загадываю желание на звезду.

— Глупость какая, — фыркнул он.

— Ничего не глупость.

— Глупость.

Она повернула голову к однокурснику. Он снова нахмурился, на тёмных волосах неравномерной кучкой лежал снег. Нос и щёки покраснели, отчего его белая, бледная кожа стала ещё светлее.

— Здесь холодно, — заметила она, а затем быстрым, решительным движением стянула с себя школьный шарф и, приблизившись, накинула его на Риддла и обернула дважды вокруг шеи. Том замер, поражённо рассматривая край чёрно-желтого шарфа, падающего на его слизеринский свитер.

— Зачем ты это сделала?

— Чтобы ты не умер от обморожения, глупый, — улыбнулась она.

— Я бы не ум… — он так сильно сжал губы, что они превратились в две бледные полоски. — Ладно.

Шарлотта и не рассчитывала на «спасибо», но то, что Риддл заметно расслабился, перестав хмуриться и смотреть на неё волком — было уже неплохим прогрессом.