Штиль в саргассах

Тряпками висящие паруса, гладкое зеркало моря, глухой ропот команды и тишина, непривычная слуху моряка, позволяли голосам внутренних демонов обрести силу. Давно лица убитых слились в одно размытое пятно, давно был утрачен счёт погибших от его руки, давно перестало казаться важным сохранить чистоту репутации. Имя капитана Флинта внушало уважение по всему Новому Свету, его боялись как местные жители, так и мирные обыватели Англии, его имя гремело по всем берегам Атлантики… Но в ранг безжалостного чудовища его возвели совсем недавно, и новое звание пригибало к земле непомерным грузом.

Что-то тёмное, не больше точки, пятнало горизонт; в другой день, в другом настроении он бы уже приказал спустить баркас — что бы это ни было, команда «Моржа» находилось в безвыходном положении, и даже иллюзорная надежда была для них благом, — но мысли тянули на дно, и сквозь толщу сожалений, воспоминаний, самообвинений надежде было не пробиться.

Он слышал приглушённое бормотание — чьи-то молитвы, — но не смел обращаться к Богу. Презрев законы Божие, он вышел в море под Черным флагом много лет назад, и пусть буря оставила корабль вовсе без флага, он больше не был лейтенантом Макгроу с чистым сердцем, у которого было право обратиться к Богу.

Отныне и присно он — капитан Флинт. Пират, готовый любой ценой добиваться своих целей.

— Китовья туша! В нём воды на неделю, а еды — на три!

Флинт вздрогнул, подёрнутый пеленой воспоминаний взгляд приобрёл остроту — Сильвер уже протягивал подзорную трубу. Тёмная точка на горизонте, на которую он не пожелал обратить внимания, действительно была китовой тушей.

Саргассово море не любит отпускать свою добычу. Бескрайнее, извечно спокойное, ставшее кладбищем многих кораблей, сводящее с ума жаждой и голодом… Каждый моряк, будь то богатый купец или нищий пират-матрос, знает, что попавший в его воды обречён.

Джеймс Флинт смирился с уготованной ему судьбой… — этого хотел от него Бог? Принятия? Это было испытанием?..

«Не знаю, слышишь ли Ты меня, но если мы выживем, я сочту это Твоим прощением и благословением».

Воспоминания больше не затмевали его взор, зеркальная гладь моря не слепила, голод не мешал мыслить трезво, несгибаемая воля надёжным щитом встала между ним и самобичеваниями — давно вынашиваемые планы вновь обрели чёткость…

…лёгкий бриз заставил хлопнуть свободно висящий край паруса.