Дао Дзэ Дун

— Да вот… — развел руками Страхов. — Жду… И тебя тоже.

Он чувствовал, что сейчас опять расплачется, но только уж точно — в последний раз.

Сын посмотрел на него внимательно, даже придирчиво.

— Ты знаешь, па, надо сменить кадр.

— Что?! — не понял Страхов, и от этого ему немного полегчало.

— Ты, пап, просто стоишь тут, как Григорий Мелехов в последнем кадре «Тихого Дона»… — объяснил сын. — Ну, или в последнем абзаце… Смотря какой формат.

— Уровень доступа к памяти «Десять три плюса»… — пошевелил немеющими губами Страхов.

— Ну, па, здесь отметок уже не ставят, — сказал сын.

Он снова внимательно и даже придирчиво посмотрел на отца и, видно, решил, что отцу нужно помочь, что нужно пересилить свои подростковые комплексы и что настоящей сыновней нежности, несвойственной в его возрасте, нужно именно сейчас дать полный выход.

Он шагнул навстречу отцу и, поскольку обе руки были в тот миг невольно заняты, просто уткнулся лбом ему в грудь:

— Ну, здравствуй, па! Я, честно, соскучился.

Вот теперь Страхов и заплакал на макушку сыну, обнял его за голову и вздохнул, чуя чудесный запах только что выловленной рыбы.

— Ну, здравствуй, Андрюха! — сказал он, когда продышался. — Я тоже соскучился… Заработался там, черт его возьми!

— Ну, нормально, па! — прогудел сын ему в грудь. — Ты же столько сделал тут для всех. Я бы не смог… Мне, наверно, страшно бы стало. Я бы не смог так… ну, стольким пожертвовать.

Страхов вдруг вспомнил про разбитую фару Swarovski, но сразу отогнал от себя это уже совсем ненужное осколочное воспоминание:

«Знать бы скольким… А лучше, наверно, уже не знать».

— Ух ты, какая сцена! — звонко воскликнула Лиза с порога. — Прямо историческое полотно!

Она была в коротком и легком… нет, не ситцевом, а — Страхов пригляделся — шелковом платье. Кремовом, в мелких незабудках и васильках. Какого-то очень элегантного, но непритязательного ретро-фасона.

Сын рывком развернулся к матери, жутко засмущавшийся.

— Ага, — надавил он басом. — «Царь Давид прощает сына своего, Авессалома».

— А ты что, уже успел тут побунтовать? — озорно удивилась Лиза.

Невесомым скоком она сбежала с крыльца — какой родной звук дачного крыльца! — и взъерошила сыну волосы.

— Ну, тогда «Телемах узнает отца на фоне матери своей, Пенелопы», — парировал тот.

— Ну да, нам еще только горы окровавленных трупов в качестве фона не хватает! — отмахнулась Лиза. — Не верь ему, отец, не было тут никаких женихов, не было! Откуда им тут взяться!

— «А поворотись-ка, сынку, экой ты смешной какой!» — не выдержал Страхов, а про себя еще поразился по инерции: «Это же какие тут у них допуски! Какие допуски!.. А ну их, к черту всех, эти допуски!»

— Вот! — подняла пальчик Лиза. — Слушай отца. Он знает название картины! Шесть побед на мировых викторинах, между прочим!.. Все, быстро давай! Мой руки и догоняй, а то семеро одного не ждут.

— Ну, уж папу-то сегодня они подождут, — как бы из духа противоречия заметил сын, но послушно и быстро двинулся в дом.

Лиза взяла Страхова под руку, и они пошли по улице.

Должно было быть странным, что улица пуста, но Страхов уже адаптировано не удивлялся. Да и приятным, просторным было это безлюдье. Лиза не торопила, как будто приняла на вид замечание сына.

— Ну, как тебе тут? — так, легко, без опасений спросила она.

— Андрюха бы сказал «нормально», — сказал Страхов, заглядываясь на проплывавшие мимо наличники и вспоминая те, которых — аутентичных, а не коттеджных — на этой шестой части суши и, естественно, везде давно не стало.

— Тут хорошо, — счастливо и упокоено сказала Лиза. — Спасибо тебе.

— Это в последний раз… — предупредил Страхов. — Про «спасибо».

— Хорошо, — покорно сказала Лиза.

— А Андрюшке как тут? — спросил Страхов.

— Хорошо, — счастливо вздохнула Лиза. — По-моему, он только об этом и мечтал… Как и ты.

— А он тут давно? — невольно и не подозрительно поинтересовался Страхов.

— Ну, так… Почти год, — ответила Лиза, как-то не особо сфокусировано определяя понятие «год».

— Год, — более четко определил для себя Страхов. — Так. И что лицей в Цюрихе? Какие у него там были успехи?

Лиза захихикала, а потом звонко, совсем не обидно, даже совершенно очаровательно рассмеялась:

— «Лицей в Цюрихе»! Ну, ты это круто, Саша! Какой, к чертям, лицей!

Такое веселое «к чертям» Страхов услышал от Лизы впервые. Это было его собственное словечко-паразит былых, доравновесных времен. Мусор подсознания, от которого он успешно избавился. Но сейчас оно, это словечко, было очень уместным, многое проясняло, а в интонации Лизы звучало просто обворожительно.

Страхов не выдержал, загреб ее правой рукой — и припал к ее губам, все еще пахнувшим речкой детства.

И услышал аплодисменты.

И не смутился.

И увидел все.

Внизу, под деревней, на широком лугу, стояла большая, как цирк-шапито, деревянная беседка-шатер, выкрашенная в белый цвет. Там было много разного, явно хорошего и доброго народа, неторопливо суетившегося в режиме раннего пикника. Тот народ и хлопал в ладоши счастливой паре, замершей в поцелуе на горушке.

— Пошли… — сказала Лиза.

И они пошли спускаться в приятную, счастливую тишину, наступившую после добрых аплодисментов.

Стол был уже накрыт, а народ по мере их приближения расчленялся на отдельных интересных и добрых персонажей.

С ним все здоровались и здоровались так запросто, как со старым знакомым, что у него не возникло никакого стеснения подойти к этому новому в его жизни столу.

Страхов еще не адаптировался к отсутствию доступов к любым уровням памяти и не успевал сразу узнавать всех.

Проводник-Вергилий, он же Мудрый Старец и просто добрый человек Владимир Алипкович снова выступил вперед «встречающей стороной».

— Давайте, давайте, быстренько, все стынет и заветривается, — сказал он, и Страхов с Лизой очутились под сводом беседки, продуваемой нехолодным ветерком.

— А наследник-то? — не досчитался Алипкович.

— Бежит, — счастливо улыбнулась Лиза.

— Бегу! — уже бежал сверху Андрей.

Народ под сводом был разный, приятный и скромный, и всех возрастов, как в обычном подъезде небоскреба, на улице коттеджного поселка или линии старинного, доравновесной эпохи кладбища. Страхов помнил и все еще радовался, что никаких запретов по допускам памяти нет. По ходу обзора Страхов зацепил взглядом очень симпатичную девчушку лет шестнадцати, чем-то похожую на Дрозофилу, но без битого стекла во взгляде, и он понял, что сын тут не пропадет.

Все как-то ненавязчиво суетились, делали салатики, резали хлеб, мазали на него ослепительно свежайший творог — коровы явно стояли где-то неподалеку.

Тихо сидел на круговой лавочке у большого стола, почти не двигался и блаженно-мудро улыбался только один человек. Его Страхов заметил, выделил еще, когда спускался сверху.

Человек был в больших очках — и улыбнулся им с Лизой всем своим по-настоящему добрым лицом, выглядевшим тем более добрым в украшении больших ретро-очков.

«Билл Гейтс!» — приятно осенило Страхова, когда старый добрый человек в больших очках улыбнулся именно ему.

— Точно, он, — шепотом кивнул Алипкович. — Десять лет жил в юго-западном массиве, а потом потянуло сюда, в нашу Сибирь. Были большие переговоры. Но все устроилось. Вот великий человек!.. Приятного аппетита.

Аппетит был действительно приятным и — самым живым, сколько Страхов себя помнил после наступления Равновесия. Не было тут изысков, как в мире аутов, но и совсем их не хотелось. Даже легкое отвращение-тошнота появилась при воспоминании, которое Страхов сразу сбросил в «корзину»… Он потянулся за хлебом, за приглянувшимся ему творогом, взял перышко лука и стал наслаждаться…

— А почему крыши медные? — полубессознательно спросил он, также машинально пересчитав на столе всякую медную утварь — кружки, плошки… Фарфора и стекла не было, только легкий пластик под стекло и фарфор. Медь и пластик.

Спросил он не Лизу, а, конечно, Алипковича, оставшегося рядом с ним ненавязчиво, но явно намеренно — как раз на случай новых вопросов и недоумений.

— Да у нас тут «Медное царство», разве не заметили? — иронично, но явно не фигурально ответил Алипкович.

— Да? — уже не удивился Страхов.

Мир наоборот: он прибыл в Медное царство из Золотого, пройдя Серебряное… Нет ничего нового под Луной — все дело в расстановке… и финансировании… Под Луной. «Под Луной…», — еще раз почему-то подумал Страхов.

— Вот, кстати о финансировании… — заметил чуть громче, то есть для всех Алипкович, отпив из медной кружки глоток молока. — Сегодня для утренней разминки у нас кое-что легенькое, но срочное. Второй транш по сетке добывающих платформ в секторе Малого Таймыра и к ним вся инфраструктура Sotechso от компрессоров Усть-Куйги и выше… А уж после обеда мы вплотную займемся нашими «инъекциями» в Тургайский мегаполис… Ну вот, наш новый герой… только не будем его смущать… В общем, вот у Александра Васильевича по Sotechso есть хорошие наработки. И вообще, у него сейчас отличный потенциал. Дадим ему первым и начать с легкого, чтобы включиться без лишнего напряжения… И прошу: поддержим не как обычно, а особо — в режиме каскада. Финансовая энергия у Александра Васильевича лучше не только Urals’a, но и Brent’a аж на три пункта, нечего ее попусту терять на выходе.

Страхов понимал, что речь о нем, но «героя» и «Александра Васильевича» он, конечно же, воспринял как некие отстраненные объекты и абстрактные понятия.

— Начинаем полегоньку… — сказал Алипкович.

Ничего не произошло. Все продолжали неторопливо завтракать — кто сидя, кто стоя у стола. Только стало как-то умиротворенней и тише.

— Начинайте, Александр Васильевич, — ненавязчиво, но безоговорочно предложил Алипкович.

— А как, я не знаю… — не слишком смутился Страхов, тоже продолжая жевать.

— Да знаете, — без упрека уверил его Алипкович. — Просто представьте себе транш… А потом — обычную трансакцию. Просто денежный перевод как он есть. Из одного места в другое. Из банка в банк на счет. Без всяких хитростей и метафор. Это то же самое электричество. Есть кабель, есть разность потенциалов. Включаем эту линию и — все.

— Ну, это можно представить себе, — кивнул Страхов.

— Вот и отлично. Только не забывайте, что мы не дома, а непосредственно на электростанции… Чтобы четче представить, скажем так — на атомной электростанции, а не на гидро… У нас тут и источник энергии и все остальное. Генераторы, конденсаторы. В подробности не вникайте. Просто вот сравните про себя банк с электростанцией, а потом… да?

Страхов попытался — и легко получилось.

— Вот! — поддержал Алипкович. — Не застывайте только. Базовые источники энергии, конденсаторы, генераторы — повторяю, пока не ваше дело. Это, скажем так, наше общее большое коллективное бессознательное. Считай, «колхоз»… Помните такие? Сейчас ваша задача — просто представить себе транш, как электроэнергию как таковую, и трансакцию, как электрический ток… ну, а потом еще — какой-нибудь простенький распределительный щит… Не тормозите себя… Здесь допусков нет… Просто поработайте на уровне пусть примтивного, но зато и самого непосредственного детского воображения… Это такая, можно сказать, финансовая медитация…