Эльфийские глупости

– Пойдем, – позвал он, и Амайя нетвердой походкой поплелась за ним к деревьям.

Обычно вождь лесных эльфов устанавливал заговоренный шатер немного в стороне от поляны, чтобы звуки чужой страсти не мешали договариваться о сделке. Так поступил и Тириэль.

Они углубились в лес, вокруг мерцали светлячки, при их приближении начинала сиять кайма листьев кустарника, пересвистывались ночные птицы. Тьма, царившая кругом, рассеивалась с каждым шагом. Впереди показался шатер, озаренный особыми пылающими золотом соцветиями.

Тириэль остановился, повернулся к Амайе и взял ее за руки. Они стояли так близко, что воительнице приходилось задирать голову, что смотреть сыну вождя в лицо.

– Прекрасная горная дева, тебе понравилась песня, что я исполнил на пиру?

Амайя вспомнила, как расплакалась от трогательных слов и проникновенной мелодии.

– Д-да, – выговорила она, не в силах лгать.

Тонкие губы Тириэля тронула благодарная улыбка, мягкий взгляд зеленых глаз наполнился нежностью.

– Она была о тебе. О нашей встрече. О том, какой я тебя вижу.

– Видишь меня? – поразилась Амайя.

Никто раньше не говорил ей таких слов, и она растерялась, не до конца понимая, что имеет в виду сын вождя.

– Ты ослепительна в своей невинной красоте, – нараспев заговорил Тириэль. – Твои смоляные волосы сродни горному потоку, падающему с утеса.

Он расплел ее косу, освободил густые пряди, волной укрывшие спину, и пропустил их сквозь длинные пальцы.

– Твоя кожа белее лунного света, – продолжал сын вождя, скользя ладонями по открытым плечам и рукам.

– Твоя талия уже начала ущелья возле Перевала путников.

Его пальцы провели по животу Амайи, пробудив слегка утихший внутренний трепет.

– Твои округлые бедра манят с неодолимой силой.

Ладони Тириэля медленно скользили вниз по набедренной повязке, пока не коснулись обнаженной кожи.

– Ты лишила меня покоя, дочь гор, и забрала мое сердце, – выдохнул он в приоткрытый от изумления ротик Амайи и поцеловал воительницу, едва касаясь полных губ и давая возможность себя прервать.

Амайя закрыла глаза и замерла. Она прислушивалась к своим ощущениям, впитывала неспешные прикосновения эльфа и все отчетливее понимала, что не желает его останавливать. Горячий язык Тириэля скользнул в рот, танцуя и маня вступить в игру. Амайя ответила на поцелуй и вложила в него всю свою тоску по ласке и любви, которых еще ни разу не вкусила.

Под сенью исполинских деревьев сын леса и дочь гор переплелись в объятьях, мечтая полнее почувствовать друг друга. Тириэль оторвался от пьянящих губ воительницы, ослабил завязки брюк, стянул через голову тунику и отбросил в сторону. Амайя смотрела на него затуманенным взглядом, очерчивая каждый витой мускул гибкого тела. Сын вождя потянулся подрагивающими пальцами к шнуровке ее кожаного доспеха. Броня упала на траву, и эльф застонал, накрыв ладонями тяжелые груди.

У Амайи голова пошла кругом, стоило ему отыскать и погладить чувствительные соски. Сколько нового открыла для себя воительница в этой бесхитростной ласке! Она выгнулась навстречу рукам Тириэля, найдя опору у ближайшего гладкого ствола векового дерева.

Эльф подхватил ее под бедра и поднял выше. Теперь Амайя обнимала его талию сильными ногами, а он посасывал ее грудь, дразня затвердевшие соски языком. Воительница вцепилась в ветку дерева, боясь упасть, и тихонько протянула от удовольствия:

– М-м-м-м.

Тириэль на мгновение остановился, посмотрел на распаленную горную Амайю и выдохнул:

– Твой голос – самая волшебная музыка для меня. Не сдерживайся. Спой свою песню любви. Услади мой истосковавшийся слух.

Он развязал набедренную повязку Амайи, освободил от белья из тончайшей кожи и принялся ласкать полное влаги средостение страсти. Воительница извивалась и хрипло постанывала в руках Тириэля. Не в силах больше ждать, он осторожно насадил Амайю на себя. Воительница не была невинной, но ее узость, заставляла действовать как можно аккуратнее. Амайя напряглась в ожидании той дикой боли, что когда-то пережила, но Тириэль никуда не спешил, медленно двигался вперед, опуская ее бедра все ниже.

– Отвечай! – рявкнула Мать, но Амая так и не проронила ни слова.

– Какой с никчемной девки спрос? – лениво протянул лежащий на тахте Фарзуф.

На нем были только кожаные брюки. Бугристые мышцы перекатывались под лоснящейся кожей при каждом движении. Длинные шелковистые волосы спадали на плечи, гладковыбритое лицо кривилось в презрительной усмешке.

– Увидела лесных и нюни распустила. Что ты с ней возишься? Заставь пройти наказание. В следующий раз умнее будет.

Амайю передернуло от отвращения. Наказаний она не боялась, но вид праздно валяющегося Фарзуфа заставил ее вспомнить сказания о людях. В детстве она слышала, что в человеческих землях специально откармливают особых животных, чтобы те заплыли жиром, и их мясо стало нежным. Фарзуф походил именно такое животное, и Амайя отвернулась.

Мать клана с обожанием посмотрела на одного из приближенных к ней мужчин и сказала:

– Ты прав, умнейший Фарзуф. Ее ждет наказание. Но оно должно пронять так, чтобы в голову больше никогда не закралась мысль о нарушении приказа.

По бледным губам матери скользнула полная холодной жестокости улыбка.

– Амайя, дочь Вары, ты будешь развлекать меня и наших мужчин этой ночью. Час за часом, пока не взойдет солнце.

Каждая женщина в клане знала, что изредка в наказание за особый проступок Мать могла взять в свой дом преступницу на час, или в самых тяжелых случаях на два. Несчастную отдавали всем мужчинам клана разом, и те делали с ней, что хотели. Бывало, что их беспощадность не знала границ, и тогда преступница едва держалась на ногах после пережитого. Но еще никогда Мать не брала кого-то в дом на всю ночь.

Внутренности Амайи скрутило от ужаса. Она побелела и с мольбой посмотрела на Мать.

– Я подвела народ, – срывающимся голосом затараторила Амайя. – Я заслужила наказание и готова понести любую кару. Но не заставляй меня оставаться здесь на ночь. Умоляю, сжалься, милосердная Мать!

– Нет! Ты будешь ублажать нас, дрянная девчонка! Даю тебе слово, утром тебя вынесут из моего дома. Ты поплатишься за то, что сделала. А теперь убирайся!

Кровь застучала в висках, жар опалил лицо, и Амайя вскочила на ноги.

– Не бывать этому! – рявкнула она.

Амайя прыгнула в сторону, сорвала со стены меч и ринулась к открытому окну. Мать зашлась диким воплем, призывая стражниц. Фарзуф бросился наперерез. Одним ударом Амайя рассекла ему широкую грудь, и приспешник Матери упал на пол, истекая кровью и заходясь криком от боли.

Амайя вскочила на подоконник и засвистела, подзывая вожака боевых орлов. В небе раздался его ответный клекот. Под окном простиралась бездонная пропасть, и Амайя надеялась, что ее верный товарищ успеет вовремя.

Но когда орел спикировал к окну, в спину вонзилась стрела, пущенная стражницей. Амайя рухнула к ногам обезумевшей от ярости Матери.

Отравленный наконечник сделал свое дело. Яд помутил разум, и Амайя обмякла. Сознание быстро ускользало, но последние слова Матери все же до нее долетели:

– Бросьте изменницу в долину слизней. Пусть сдохнет в муках.

***

После ночи переговоров Тириэль уснул, крепко обнимая прекрасную Амайю, а утром не нашел ее рядом. Впервые сын вождя проспал и даже не почувствовал, что его возлюбленная ушла.

Он помчался искать ее, но оказалось, что горные девы уже улетели. Помощники его отца выглядели донельзя довольными. Тириэль спросил о причинах такой радости, поскольку уловил за широкими ухмылками нечто большее, чем просто наслаждение прошедшей страстью.

Соплеменники признались, что так и не получили от сына вождя никаких указаний насчет товара и все сделали на свое усмотрение. Они забрали привезенные шиалами травы, а взамен наполнили короба лишь половиной обещанных плодов. Поначалу их страшил гнев командующей отрядом, но мужчины быстро смекнули, что сын вождя хорошо ее обработал, и девица не станет ничего проверять. Уж слишком задумчивой она выглядела, пока седлала орла.

Тириэль помертвел, узнав, на что пошли соплеменники. Обезумев от гнева, он накинулся на обманщиков и задал им приличную трепку. Никто не мог утихомирить его, пока Тириэль не выдохся и не упал рядом с провинившимися помощниками вождя.

– Вы опозорили племя лесных эльфов, – в отчаянии прошептал он. – Теперь нам не видать нового договора с горными девами.

– Ну что ты, – начал увещевать его один из опытных воинов. – Куда им деваться без наших плодов. В горах ничего не растет. В сезон ледяных ветров шиалам необходимо укреплять тело дарами леса. Иначе им не выжить. А нам не протянуть без их чудодейственных целебных трав. Вот и повелось издревле, что мы торгуемся друг с другом до седьмого пота. Кто окажется ловчее, тому и прибыль. Уже несколько лет твой отец заключал невыгодные сделки. А ты принес племени удачу. Из тебя получится прекрасный вождь. Твой отец будет доволен.

Тириэль молча поднялся и ушел в лес. Душу терзала гнетущая тяжесть. Обман еще никому не приносил добра. А хуже всего то, что Амайя могла пострадать. Это он виноват, что воительница потеряла бдительность. Если бы он думал не тем, что болтается, а головой, то позаботился бы о своей возлюбленной и отдал необходимые распоряжения.

Тоска пронзила сердце, и Тириэль ощутил, что ему невыносимо одиноко без Амайи. Как теперь жить без нее? Он надеялся, что уговорит воительницу прилетать к нему хоть изредка. Но ночью страсть совсем помутила ему разум, а когда силы иссякли, Тириэль провалился в сон и потерял возлюбленную. Следующая встреча с горными девами состоится только через год. Если вообще состоится.

Тириэль сомневался, что Мать горного клана простит обман. В конце концов, лесные эльфы не единственное племя в округе. Есть еще водные в озерном крае Вечнозеленого леса, болотные – возле скал, земляные – у границы с людьми. Да мало ли желающих заполучить удивительные травы? Лес дарит свои плоды любому эльфу, просто племя лесных самое сильное и многочисленное, вот горные шиалы и выбрали их для торговли.

От одной мысли о том, что в следующем году Амайя полетит заключать договор в другое племя, где другой мужчина будет пытаться увлечь ее, у Тириэля потемнело в глазах.

Нужно найти ее! И как можно скорее.

Он бросился бежать и не останавливался, пока не оказался в селении и не отыскал отца.

– Мне срочно нужно к шиалам! – выпалил Тириэль, едва влетел в дом третьей наложницы вождя, где отец коротал дневной зной в объятиях сероокой Лалиэль.

– Зачем, позволь узнать? – усмехнулся вождь, явно сбитый столку помятым видом сына. – Неужели хочешь еще что-то прибрать к рукам? Слышал, ты здорово облапошил эту дуреху Амайю. Наконец-то, она получит по заслугам. Мать шиал из нее душу вытрясет за такую оплошность.

Вождь засмеялся, и уже дающие о себе знать морщины на суровом лице разгладились. Лалиэль звонко ему вторила, наглаживая бедра и пах вождя сквозь легкие свободные шаровары. Тот блаженно прикрыл глаза и откинулся на спинку мягкого дивана из шелковистых листьев. Его ствол топорщился, так и норовя прорваться сквозь тонкую ткань, и наложница усиленно скользила по нему ладонями. Вождь положил руку на ее маленькую грудь, прикрытую прозрачной туникой, и принялся щипать соски, заставляя Лалиэль повизгивать.