Сумеречное королевство

И только Мариус внушал Кейну уважение. Казалось, у Священника были ответы на все его вопросы. Но такой друг, — опаснее лютого врага. А потому, Кейн старательно избегал долгих бесед с ординатом Гайосом. Слишком проницательный ум, слишком сильный телепат.

Что же было говорить о смертной, чьим назначением теперь будет лишь хранить в себе силу Маледиктуса, всего Сумеречного Королевства, да передавать ее своему супругу, пока Кейн будет идти к своей цели.

Король наблюдал, как бегают и суетятся слуги в Маледиктусе. Предстоящее торжество удивило смертных, возмутило Истинных и доставило удовольствие полукровкам.

Кейн шагал по многочисленным комнатам и коридорам своей крепости, вслушиваясь в перемены, что творились в нем самом.

Сила. Огромная. Он мог менять свой мир. Но надолго ли?

Зал был полон гостей. Тишину изредка нарушал шорох одежды, верийцы общались мыслями, никто не снисходил до людских слов.

Жанна, облаченная в темное красное платье, отороченное золотыми узорами, стояла напротив Кейна в алом военном мундире. Она знала: ее сейчас обсуждают, рассматривают с ног до головы.

Несколько незнакомых вериек накануне церемонии пытались убить ее в галерее Маледиктуса. Горничная сгорела от заклинания, когда перестилала ее постель. И было еще несколько неприятных встреч и покушений. От плевков в лицо до чудом промазавших стрел. От разодранных в клочья платьев Жанны до повешенной в ее комнате служанки.

Но Жанне в каком-то смысле везло: всегда ей на выручку поспевала стража. Словно сами стены защищали свою будущую хозяйку.

Между королем и его невестой стоял худой священник, хранитель обрядов и ритуалов расы верийцев. Все происходившее казалось сном. Совершенно опустошенная, она безразлично следовала указаниям, которые ей дала Лилит. Смирение все-таки пришло.

На алтаре из массивного черного камня лежал маленький кинжал, стояла чаша из золота, украшенная драгоценными камнями.

Словно в том ужасном сне, где Кейн приносил Жанну в жертву. От страха девушка не смела, вымолвить ни слова. Хотелось плюнуть в это бледное и надменное лицо, вцепиться зубами и ногтями, кричать и драться до последнего вздоха, но уничтожить короля верийцев!

При полной тишине священник произнес слова ритуала, в его костлявой руке сверкнуло лезвие, он по очереди надрезал вены на запястье Жанны и Кейна, свел их руки над чашей, заставляя кровь обоих смешаться в сосуде.

Затем они оба выпили из этой чаши, произнося слова… Жанна механически повторяла заученную клятву. А потом крики ликования разорвали тишину огромного зала…

Все остальное вспоминалось плохо: какие-то подарки, принесенные именитыми гостями, даже что-то вроде бала. Да, не чужды верийцам были даже танцы. Нескончаемая вереница благородных домов, слова, половину которых она не понимала, обрывки чужих мыслей…

Оказалось, что жизнь этих хладнокровных существ была напичкана этикетом не меньше, чем жизнь дворян Оринберга. Был какой-то особый порядок среди поздравляющих, в череде танцев и жестоких убийствах пленных, которым несказанно радовались гости.

И лица, лица, лица… Бледные, смеющиеся, злые и не человеческие. Горящие глаза гостей давно плясали хороводом огоньков, голова шла кругом. Пестрые одежды мелькали в танцах, так похожих на те, что были у людей.

За большим столом смеялись и пировали чудовища. Взгляд невесты машинально ощупывал не тронутые блюда и полный кубок, а в голове был только родной дом. Луга и леса, усадьба де Стрейн, ее слаженный быт, семейные праздники и путешествия…

На мгновение мелькнул Фауст, окруженный своей малочисленной свитой из остатков рода Гевальт. Девушка с удивлением узнала Шарлотту. Верийка гордо шла рядом с Фаустом и на ее голове красовалась диадема, — знак старшей рода.

Рада Гевальт сверкнула золотыми глазами, полными огня, преклонила колени перед королем, Шарлотта последовала ее примеру.

Выглядел князь больным, сухо поздравил Кейна и его жену, даже не взглянув на нее, скрылся и больше не появлялся, как и его спутники.

Жанна не знала о происшествии на крепостной стене. Но обида затаилась внутри.

«Я вернусь» — пообещал князь. И теперь смотрел сквозь нее, точно через стекло.

«Лжец! Лжец! Лжец!» — Зло пульсировало в голове Жанны.

Такого предательства она не простит ему никогда!

Не знала лоринка, что Лино ди Герра помог Фаусту добраться до Волчьего замка: тот едва стоял на ногах. Сутки вериец лежал не в силах пошевелиться. Да и не хотел Советник ничего видеть и слышать! Опустошённость сменилась яростью: князь разгромил половину комнат в своем замке, насмерть перепугав слуг, а потом заперся в бывшей спальне своей возлюбленной…

Все здесь напоминало князю о его гостье: гребень возле зеркала, которым Герда расчёсывала ее чудесные жемчужные волосы, простыни, что до сих пор хранили запах кожи Жанны де Стрейн. Тоскливо висели в гардеробной платья. Это были просто изукрашенные драгоценными камнями и кружевом куски ткани, именно Жанна всегда делала их красивыми. Ее тонкая фигурка, легкая поступь, звонкий смех.

Скучала на софе открытая книга, дремали холсты и краски, сиротливо блуждали закатные лучи по кистям на мольберте.

Мертвая тишина стояла в замке Гевальт до самой Свадебной ночи. Единственная живая душа, которая могла спокойно входить и выходить в восточное крыло, была Рейна. Верная и преданная, она искренне разделяла печаль своего хозяина.

Тоска толкнула сердце в пятки, в глазах щипало, к горлу подступил комок. Ей было одиноко. Почему он даже не попытался помешать? Он обещал вернуться… Она только начала чувствовать его, понимать все его метания и поступки, как он снова закрылся и стал чужим.

Неужели Лорин окончательно покинула ее? Что делать дальше, — графиня совершенно не знала.

Верийцы долго удивлялись выбору своего Короля, смакуя подробности появления девушки в замке. Всех ртов не закрыть, и Кейн позволил им утолить жажду сплетен, разумеется, под страхом казни.

Среди этой суеты, Жанна чувствовала себя крошечной и беспомощной. Все поклоны, поздравления и улыбки были фальшивыми. Каждый второй или сдерживал ехидную улыбку, или пылал ненавистью к ней, как к неполноценному существу, что оскорбляет общество своим присутствием.

Очнулась Жанна только в покоях Кейна. Она, стояла к нему спиной, затаив дыхание, смотрела в пол.

«Не бойся меня» — Промелькнуло в ее сознании.

«Как не бояться? — Отрешенно подумала Жанна, — хладнокровного убийцу, который преследует меня и весь мой мир. Если он попытается прикоснуться ко мне…» — Она крепче сжала рукоятку ножа, что стащила со стола.

Ведь Лилит ясно дала понять: можно избежать ритуала. Если один из двоих умрет — связь разорвется. Можно отказаться, но король не хочет испортить репутацию князя и Жанны. Ее собственное достоинство должно быть сохранено из элементарной благодарности за помощь. Вопросы крови такие деликатные…

Что стоит ему прямо сейчас свернуть ей шею, вырвать сердце, разорвать его, чтобы наверняка убить бессмертное тело? Что ему на самом деле нужно, зачем этот фарс?

Она не смела поднять глаз, сжавшись в комок обнаженных нервов. Покорность — это не про Жанну де Стрейн. Она будет драться до конца!

Когда тяжелая рука легла на плечо, девушка решилась и резко выкинула нож вперед, почти не глядя, куда войдет лезвие.

Кейн перехватил руку девушки, острие лишь слегка воткнулось в плечо. Король отобрал оружие, грозно посмотрел на Жанну.

— Держи. — Он протянул ей нож. Целься в сердце или в глаз. Это вполне может убить верийца. Нож — твое излюбленное оружие? — Он насмешливо смотрел на девчонку. — Нужно смотреть, куда бьешь или не браться за оружие вообще.

Конечно, он знал обо всех ее приключениях и нелепых попытках помочь кому-нибудь из смертных в землях Гевальта. Жест был предсказуем.

Жанна схватила оружие, но медлила. Дыхание ее было частым, ладони вспотели. Ей было страшно. Она должна сделать это. Это спасет и ее мир, и ее саму.

— Решайся! — Хриплый голос хлестанул как плеть. — Если не убьешь меня сейчас — будешь подчиняться до конца своих дней.

Ничего общего с тем Кейном, что часами рассказывал о восьми мирах. Снова ледяная фигура без чувств.

Ее разум противился такому поступку: убить другое существо. Хладнокровно и безжалостно. Даже такое отвратительно, как Кейн. Сейчас ее жизни ничто не угрожало, нечем было оправдать такой поступок. Она внутренне сжалась, точно перед прыжком с огромной высоты. Жанна крепче перехватила свое жалкое оружие, размахнулась и с отчаянным криком вонзила его в сердце чудовища.

Широко раскрытыми глазами смотрела она на изменившееся лицо короля. Ни капли презрения или отвращения не было в нем. Но и умирать он не спешил.

— Тебе удалось удивить меня. Ты не безнадежна.

Кейн также всматривался в ее напряженное побелевшее лицо. Все ее мысли были как на ладони. Нелепые, полные страхов.

— Успокойся. — Он бережно провел рукой по ее вздрагивающим плечам. — Бога нельзя убить так просто. — И ты умрешь вместе со мной, об этом ты не думала? Мы связаны. Дай мне руку.

Белая широкая ладонь сомкнулась на узеньком запястье девушки. Кейн потянул ее за собой к двери. Жанна упираться не стала. Пульсирующий ужас отступал перед божественной волей.

Когда дверь распахнулась, и она сделала шаг вперед, то поняла, что летит куда-то во тьму! Густую и беспросветную.

Кейн тянул ее за собой все дальше и дальше.

«Где мы?» — Ошарашено подумала она.

«В сердце мира. — Ответил он одними губами. — В глубине Маледиктуса. Он запомнит тебя и примет окончательно».

Воздух стал плотным, как вода, Жанна начала задыхаться, пыталась вырваться, но хватка у Кейна была железная. Жар подступал со всех сторон, тьма пульсировала, изредка пробегали алые всполохи.

— Чтобы родиться заново — нужно умереть, дитя. — Рассмеялся он, наблюдая, как свободной ладонью Жанна хватается за горло. Как часто вздымается и опускается ее грудь, в поисках драгоценного глотка кислорода.

Наконец, она сдалась и обмякла. Тело безвольно застыло в антрацитовой густоте.

Тогда Кейн освободил ее руку, медленным приглашающим жестом, вытащил из смертной оболочки голубые искры ее души. Огоньки впитались в бледную кожу верийца, его собственное тело засияло!

Это длилось совсем не долго. Словно он вознёсся над всеми восьми мирами! Кейн видел, как вспыхивают звезды, как смеются и плачут незнакомые существа, как ветры раздувают паруса чужих неведомых кораблей, как сверкают капли росы в зеленых долинах, как распускаются цветы в густых чащобах, как горит в домашнем очаге сухое полено, как закрывает глаза умирающий старик и кричит новорожденный на руках матери…

Поток души вырвался обратно, снова влился в Жанну, и она сделала резкий вдох, открыла глаза и… очутилась все в той же комнате, откуда они шагнули в бездну.

— Маледиктус принял тебя, Королева. — Торжественно произнес Кейн. — Отныне мы — единое целое.

Так странно было дарить свои знания этому существу. Да, разумеется, ей придется пройти огонь и воду. И, однако же, она умна. И, что не мало важно, ее мораль все еще гибкая.