Князь мертвецов. Часть II

Дверь хлопнула, послышался шум крыльев и за окном снова мелькнул темный силуэт.

- Она очень странно разговаривает. Будто и не на росском, - задумчиво сказал отец. - Хотя нежить, конечно, пусть и высшего порядка.

- Если окно открытым держать, дом выстудим, - тетушка все еще сжимала побелевшие пальцы у Ниночки на плечах. Потом вдруг содрогнулась, будто очнувшись и выкрикнула. — Это чудовище теперь будет постоянно прилетать?

- Она хорошая! И красивая! - вдруг выпалила Ниночка.

- Давайте побеседуем в кабинете, - дипломатично предложил отец и с некоторым трудом поковылял обратно.

Им пришлось ждать, пока у дверей зазвучали тихие шаги и в кабинет вошла тетушка. Ниночкину руку в своей она держала так крепко, что девочка морщилась, но терпела.

- Так с чего вы решили, мадемуазель, - строго спросил отец, - что эта крылатая нежить ...

- Мара ... - негромко вмешался Митя.

- Мара ... - согласился отец. - Что мара - хорошая?

- Так сразу же видно! - возмутилась Ниночка, как всегда угрожающе выставляя косички-рожки. — Вот по той госпоже, которая нас учить приходила, тоже сразу видно было, что она плохая, хуже некуда! Ты ее, наконец, убил? – требовательно поглядела она на Митю.

- Ниночка! - ахнула тетушка.

Митя несколько нервно кивнул.

- А я уже думала, ты совсем глупый. - Ниночка решительно тряхнула косичками. - Ты, главное, всегда слушайся меня - со мной не пропадёшь!

- Гхм ... - отец задумчиво откашлялся, разглядывая Ниночку с новым интересом.

- Так это правда? - тетушка нервно стиснула пальцы. В большом кресле перед отцовским столом она неожиданно показалась маленькой и тщедушной, - что ... что Митя ... стал князем? Он теперь... - в голосе ее послышалось глубочайшее изумление. - Первый князь Меркулов?

- Нет, - неожиданно отозвался Митя. - Я - Истинный князь, а первый князь Меркулов - отец. Я как раз хотел тебе сказать, насчет прав Истинных князей мне Белозерские рассказывали, - пояснил он удивленному отцу. - Супруг или супруга Великого Предка носит титул Первого Князя или Первой Княгини и является родоначальником нового княжеского рода.

- Неожиданно ... - отец покачал головой.

- Аркадий, твоей женой и правда была... Морана? - голос тетушки упал до свистящего шепота, а сомкнутые пальцы напряглись до белизны.

- Поверь, для меня это тоже некоторый сюрприз, - с принужденным смешком откликнулся отец.

- Я ... Я даже не знаю ... Что матушка Ефимия скажет!

— Это которая ярославская попадья? - не дрогнул отец. - И зачем бы ей знать?

- Я думаю, нам с Ниночкой лучше вернуться в Ярославль! - решительно выпалила тетушка. - Мы ... Я к этому не готова! Здесь опасно: варяги, и нежить, и чудища какие-то, и тут даже портные – нелюди! Когда ты мне написал, я не думала, что всё будет так! Я представляла совершенно по-иному: и здешнюю жизнь, и тебя, и Митю, и как вы между собой ладите. Я думала, я тебе нужна, а сейчас ... - она развела руками и в голосе ее зазвенели слезы. - Я ничего не понимаю! Я умею экономить, и приготовить обед на трех человек и прислугу из одной курицы, но я не умею принимать губернаторш, и князей, и еще Бог весть кого! Я чувствую себя... замарашкой, глупой и невоспитанной! А теперь, когда ты еще и целый князь ... Я рада за тебя, Аркадий, Христом-Богом клянусь, рада. И родители бы гордились ... Но нам с Ниной лучше уехать!

- Но я не хочу! - Ниночка вдруг уперла кулачки в бока и впервые на Митиной памяти наставила косички на маменьку. - Митька же без меня пропадет! На нем же возьмут, да обженятся, и даже не спросят! Я этих девчонок знаю!

- Кто ... обженится? - дрогнувшим голосом переспросил Митя.

- Да хоть Варька, племянница губернаторская, что давеча приехала! Так и сказала, что ее тетушка ее на тебе обженит. Алька Шабельская ее побила, она сама хочет на Митьке обжениться! А я их обеих стукнула, потому что Митька - мой кузен, а они обе - дуры, особенно Алька, только жрать и горазда! Хотя и Варька не лучше. И ты на них не обженишься, понял?

- Клянусь, кузина, сделаю, как ты скажешь, - пробормотал Митя, в доказательство прижимая ладонь к сердцу.

— Это ты сейчас так говоришь! - Ниночка подозрительно на него прищурилась. – А потом хлоп - и обженят! Никак нам нельзя уезжать, - она убедительно поглядела маменьке в глаза. - А еще Варька говорила, что, если я ей помогу, так мне тоже жениха найдут, может даже графа какого! Только я ей все равно помогать не стану! Я лучше, как та девочка, с которой мы в мелочной лавочке познакомились, когда с Георгией за покупками ходили ... она путешественницей хочет быть, и я тоже захотела! Если у меня кузен - князь, мне же можно за графа не ходить и быть путешественницей?

- Вы же не можете лишить дочь такого будущего, а меня - такой защитницы, тетушка? - ломким от смеха голосом выдавил Митя.

- Ты над маменькой смеешься! - воинственные Ниночкины косички снова нацелились на него. - А моя маменька - самая лучшая, и она всегда права! Только сейчас чуть-чуть ошибается, но она немножко подумает, мы останемся, и она снова будет всегда права, ясно?

- Совершенно, - торжественно согласился Митя.

- Людмила? - отец вопросительно поднял брови. - Дети вроде как поладили. Хотя образованием девочки все равно следует озаботиться всерьез: будущей графине нужны манеры, а путешественнице - знания.

- Я ... я подумаю, - поднимаясь, пробормотала тетушка. - Ниночка, идем. – они вышли. Ниночка оглянулась и строго на Митю насупилась - присматривала.

- Как думаешь, стоит сказать тетушке, что отпустить их мы всё равно не сможем. Родня Истинного Князя без защиты и присмотра - слишком большое искушение для всех, кто пожелает от нас чего-то добиться, - глядя им вслед, негромко спросил Митя.

- Всегда лучше, когда человек полагает, будто сам принимает решения, - покачал головой отец.

Глава 30. Очень важные разговоры. Разговор с альвом-евреем

Другие важные разговоры состоялись на следующий день.

Йоэль явился по своему обыкновению с утра. Не то чтоб совсем раннего, но измотанный вчерашними событиями Митя уснул, будто провалился в бездонную пропасть.

Пронзительный вопль Леськи:

- Спит паныч, умаяшись оне, никак вам туды не можна! - и громкий хлопок двери заставили его резко сесть в кровати и потянутся за подушкой, испытывая необоримое желание запустить ею в наглого альва.

И тут же он замер. Потому что на кровати, прямо поверх перины, едва заметно мерцая глубоким жемчужным блеском, лежали сорочки. Восхитительные. Строгие. Ни единой лишней детали. Абсолютное совершенство кроя и строчек. Безупречные.

Митя протянул к ним подрагивающие пальцы. Прикосновение к мягко переливающемуся альвийскому шелку были чистым, незамутненным наслаждением.

- Я, к вашему сведению, спал, - пробормотал Митя и в голосе его дрогнуло самое настоящее рыдание.

Глаза альва, восседающего на стуле с величием и изяществом наследного принца на троне, довольно блеснули:

- А мы с дядьями и матушкой - нет! Всю ночь шили. Примерьте, - альв легко спорхнул со стула и подтянул к себе саквояж. Ни безупречный цвет лица, ни безукоризненный костюм, ни собранные на макушке в вычурные косицы серебряные волосы - ничто не выдавало бессонной ночи.

- А пауков переловили? - спросил Митя, поглядывая на сорочки в благоговении и почти ужасе - вдруг исчезнут? Потому что две - нет, господа, вы не понимаете, действительно ДВЕ! - сорочки целиком из альвийского шелка ... Такое разве что у самих альвов бывает. Не таких, как Йоэль, а тех, что совсем альвы, из-под Холмов.

- Ловим, - вздохнул альв. - Одного не хватает. Найдется, рано или поздно, главное, чтоб никто его не прибил, приняв за фомора. Или еще за какую нечисть. Предваряя ваш вопрос, сразу скажу, - он вскинул ухоженную ладонь, не давая Мите вставить слово, - их привезла моя мать, из Вены. Он ... он был альвом. Мой отец. Только, это ведь для нас все альвы - лорды. А в реальности, даже альвийской, когда все лорды, кто-то должен быть лордом-золотарем. Ну, или лордом-садовником. Лордом-портным. Вот он таким и был: портным при альвийском посольстве в Австрийской империи. У них это, правда, именовалось, лорд-мастер Одеяний. Он даже и впрямь принадлежал какому-то из альвийских Великих домов ...

«Дому Ивы, - подумал Митя. - Тут уж без сомнений»

- Ему нужны были помощницы для черновых работ. Но даже для таких работ альвы набирают лучших. Моя мама такой и была - лучшая портниха мастерской, в которой она тогда работала. Альвы — это уровень, если ты работал на альва, для тебя все двери открыты. Ее взяли, а потом ... Она ведь и сейчас красива, а тогда ... Молодая. Экзотичная - по крайности, для него. Талантливая - для альвов это много значит. Он говорил, что она тонко чувствует красоту. Он вообще говорил много и красиво. Сейчас тоже все говорят: что она сама виновата. Надо было помнить, что он другой веры. И вообще нелюдь. Но она не хотела об этом помнить тогда. А потом оказалось, что у нее будет ребенок.

Митя почувствовал, как щеки у него вспыхивают — все же это очень деликатная тема, а альвы, вот уж дети природы, если так просто могут ее обсуждать! Даже будучи евреями ...

- Мы с ней говорили об этом всего один раз. Я ее заставил.

Вот точно - дети природы! Трудно вообразить, как бы он, Митя, свою мать заставил. Хотя и мать у него ... м-да...

- Он сперва очень удивился. Сказал, что никак этого не ожидал. Что это также странно, как если бы человек имел ребенка от мартышки, - лицо альва исковеркало чудовищной гримасой: в ней была и боль, и ненависть, и презрение, и ... бесконечное унижение - уж его-то Митя опознавал безошибочно. - Что люди и без того нечто вроде животных, а уж те, которых и сами люди считают не ровней себе, те и вовсе ... И велел ... приказал ей избавиться от ребенка. Я ... Вы ... По всем статьям то, что она сделала - преступление. Но она говорила, что была очень зла. Хотела сделать ему также больно, как он сделал ей. И она украла. Зашла в его мастерскую, вроде как в последний раз - к ней там все привыкли. И забрала маленьких паучков, новорожденных. И уехала. Ей предлагали остаться в Петербурге, в ателье самой Иды Ладваль. Но она боялась, что он станет ее искать. Не из-за меня, - он усмехнулся, криво и зло, но даже эта улыбка ему шла, - из-за пауков. А может, хотела, чтоб искал, хотя бы из-за пауков. Уехала сюда, к братьям. Пауков разводить она даже не пыталась - им требуется особая, альвийская сила, чтобы расти, а без нее они во что-то вроде спячки впадают. Мне пять лет было, когда я коробку с ними нашел. Вот у меня они выросли, и даже ткать начали. И стало очевидным, до какой степени я... альв. Может, не будь я таким альвом, или не будь меня вовсе, всем было бы легче.

- Зато теперь ваши соотечественники вас уважают - вы так дрались за них, - тихо сказал Митя.

Он стоял перед зеркалом, на нем была сорочка альвийского шелка. Еще недавно он бы и убил, и умер ради этого. Но теперь он уже и убил, и умер, и может, именно поэтому даже не смотрел на свое отражение, а только на отражение застывшего лица Йоэля у себя за спиной.

- Уважают, кланяются даже. Никто дурного слова не говорит. вчера вместо Йоськи ребе Йоэль назвали ... - улыбка на его губах была вымученной, - и я понял, что навсегда останусь чужим для народа моей матери! И для племени моего отца тоже, только вот их я и сам не приму! - с тяжелой, подсердечной ненавистью процедил он. И тихо добавил. - А для империи я плох и с той стороны, и с этой. Как ни повернись, - он отвернулся. И заговорил оживленным, насквозь фальшивым голосом. - Сюртук примерьте! Он пока только сметан, но поглядеть же надо.