По краю огня

Лавиния утешала подругу, хотя и ей было что помнить. Не только Карлос Д’Освальдо был хранителем. Маркиза Д’Алваро называли так же. И в отличие от своего соседа, домой он вернулся той же ночью — с лицом, залитым кровью, без сознания, тяжело контуженный в голову. Лавиния не любила мужа, но при виде его неподвижного тела, что внесли в дом на одеяле четверо мрачных бойцов, едва не лишилась чувств. Она решила, что он погиб. И вдруг поняла, что совсем этого не хочет. Тот человек, за которого она вышла замуж, холодный, злой и бесчувственный, которого она боялась до дрожи, давно растаял в прошлом. Этот был другой. Может быть, совсем не такой, о каком она когда-то мечтала, но Лавиния не хотела его терять. Она привыкла к нему. Его спокойный голос, когда он, перед тем, как отправиться на заставу, сказал ей: «Не в первый раз, отобьемся», вселил в нее уверенность — что бы ни случилось, им с Алонсо бояться нечего, их есть кому защитить. Что, если теперь станет некому?..

Маркизу Д’Алваро повезло. Обошлось контузией, но целые сутки, до тех пор, пока он не пришел в себя, Лавиния не отходила от его постели. Алонсо приносили ей на кормление и уносили, ела она сама тоже в спальне его сиятельства, роняя ложку и бросаясь к кровати всякий раз, стоило мужу пошевелиться, и спала там же, в большом старом кресле у камина. Ей было страшно. Она не хотела опять остаться одна — нет, только не теперь, когда всё, наконец, наладилось, когда у нее появилась семья, когда они двое вроде бы стали ближе друг к другу. Не теперь, когда за окном война. Не теперь — и никогда!..

А уж особенно не после того, что было прошлой ночью. Маркиза Д’Алваро, задумчиво крутя в пальцах ложку, прикрыла глаза. Она снова вспомнила объятия мужа и тихонько вздохнула. Рядом с ним было тепло. И спокойно. Конечно, это не любовь, но всё же… Лавиния, подняв голову, взглянула на сына, что тянулся за погремушкой в руках у няни, потом обвела глазами просторную комнату с цветущими ирисами на стенах, и ее короткие темные брови нахмурились. Этот старый скрипящий дом был её домом. А этот сердито сопящий малыш и тот, кто подарил его ей, — они были её семьей. О которой Лавиния еще год назад и мечтать не смела. И всё это может забрать у нее война!

Сквозь туман за окном пробился тонкий и бледный солнечный луч. Он скользнул по портьере, по балдахину над кроватью и пощекотал опущенные ресницы маркизы. Та, словно очнувшись, подняла голову. «Записка, — подумала она. — Ему принесли записку, и он спешно уехал… У нас всё в порядке, значит, опять что-то случилось — там, на западе. Неужели что-то серьёзное?»