За Синей рекой

– Ты боишься! – закричала она. – Твое нутро спит! Рви, рви! С хрустом!

– Но это и в самом деле очень опасно, госпожа Гретель, – чуть осмелев, возразила Марион. – Вы знаете, одна девочка оторвала голову кукле, а потом оказалось, что это не простая кукла, и – бац! – жену одного аптекаря нашли потом без головы. Это был такой случай.

– А ты можешь научиться… Можешь… – протянула старуха. – Это совсем просто.

Она несколько раз взмахнула руками и медленно, словно отодвигая что-то тяжелое, направила раскрытые ладони к Марион. Марион, моргая, смотрела на напряженное лицо старухи с опущенными веками и ощущала крайнюю неловкость.

– Поняла? – будничным голосом спросила Гретель и опустила руки.

– Нет, – честно призналась Марион.

– Ладно, попробуем по-другому. Встань!

Марион послушно встала.

– Закрой глаза! Сейчас я, не прикасаясь к тебе руками, заставлю твое тело колебаться, как травинка на ветру! – Гретель снова протянула ладони, надула жилы на шее и принялась совершать движения от себя и к себе, словно выдвигала и задвигала ящик комода. – Видишь, как просто, – приговаривала она при этом распевно, – моя сила лишает тебя воли и заставляет колебаться.

Боясь разозлить старуху, Марион украдкой подглядывала за ее манипуляциями и старательно наклонялась то вперед, то назад. Ею постепенно овладевала тоскливая скука. Было очевидно, что старуха взялась за нее всерьез.

Та наконец перестала водить руками и быстро спросила:

– Поняла?

– Да, – соврала Марион.

– Назови цвет.

– Какой цвет?

– Первый попавшийся. Не думай. При обучении нельзя думать.

– Красный, – сказала Марион.

– Животное?

– Медведь.

– Растение?

– Роза. Нет, лучше ромашка.

– Ты – заурядная личность, – объявила старуха. – Заведи вот эту карусель!

Марион подошла к игрушечной карусели и несколько раз повернула ключик. Деревянные лошадки стронулись с места и тихо поплыли по кругу.

– Что ты видишь? – спросила старуха.

– Карусель, – ответила Марион недоуменно.

Госпожа Гретель откинула назад голову и громко захохотала.

– Для чего люди едят человеческое мясо? – спросила она, снова переходя на тихий вкрадчивый тон.

Марион тоскливо озиралась вокруг.

– Не знаю, – выдавила она.

Старуха хлестко ударила ее по щеке. Марион вскрикнула.

– Думай! – приказала старуха.

– Ну, с голоду… – неуверенно сказала Марион, потирая щеку.

– Власть! – зашипела старуха. Теперь она нависала над Марион, словно намеревалась ее проглотить. – Подмять под себя! Растоптать! Убить! Поглотить!

– Ясно, – пискнула Марион, приседая.

– Это в воздухе, – шепотом сказала старуха. – Запомни, это в воздухе…

И вышла, бросив Марион одну.

Марион села на пол и безутешно разревелась.

И вдруг под окном послышался знакомый хрипловатый басок:

– Я все видел, ваше высочество. Это чудовищно! – И вслед за тем в окошке показалась мордочка Людвига.

– О Людвиг, Людвиг!.. – Марион все всхлипывала и не могла остановиться. – Беги к ним, скажи им, где я!

Тут она представила себе, сколько времени займет у Людвига дорога, и разрыдалась пуще прежнего.

– Я ужасная дура! Я забыла одеяло… А эта! Она уже там ждала…

– Мы все знаем, – торжественно объявил Людвиг. – Зимородок, пользуясь моими советами, распутал эту историю в два счета. По следам. Он пошел за подмогой. Кстати, сколько ИХ?

– Кого? – не поняла Марион.

– Злодеев в стоптанных башмаках.

– Пока один, то есть одна…

Людвиг засунулся поглубже в комнату.

– Мне кажется, я тут кое-кого узнаю… – пробормотал он.

Марион обернулась:

– Кого?

– Вон та каруселька… Отойдите немного в сторону, ваше высочество… Да, да, эта гнедая, и вон та серая в красных яблоках… Не думал, что еще увидимся. Столько лет в одном мешке…

– Ты хочешь сказать, что эту карусельку делал Косорукий Кукольник? – удивилась Марион.

– Хочу сказать? Да я это уже сказал. – Людвиг слегка присвистнул, старая пружина внутри карусельки скрипнула, и лошадки медленно двинулись по кругу. – Они узнали меня! – обрадовался Людвиг.

Страшная тяжесть, сжимавшая сердце Марион, вдруг отступила. Она осторожно одела голову куклы обратно на туловище. Кукла пропищала «спасибо» и поправила шляпку.

– Вот вы и улыбаетесь, ваше высочество, – удовлетворенно произнес Людвиг. – Кстати, почему бы вам не выйти отсюда?

– Здесь нет дверей, – объяснила Марион. – А в окошко я не пролезаю.

– А как же… ЭТА… входит и выходит?

– Понятия не имею.

Снаружи послышались голоса, пронзительный вой старухи и боевой клич пана Борживоя.

– Начинается! – возбужденно заверещал Людвиг. – Они уже здесь! Вперед! На битву!

Он ловко вскарабкался в окно и плюхнулся на пол рядом с Марион.

Зимородку не пришлось далеко идти за подмогой. Все его спутники во главе с Мэгг Морриган уже приближались к поляне. Зимородок столкнулся с ними нос к носу.

– Она жива? – спросила Мэгг Морриган.

– Судя по всему, похищена.

– Кем? Для чего? Ее пытали? – посыпались вопросы.

– Ситуация не вполне ясна, – ответил Зимородок.

– В подобных случаях обычно производят рекогносцировку, – заметил Освальд фон Штранден.

– Иди ты в болото со своей ренсцировкой! – взревел пан Борживой. – Мое слово: штурмовать!

– Мне кажется, безоглядно и неразумно бросаться в бой… – заговорил Кандела.

Гловач двумя пальцами взял его за горло и внятно произнес:

– Пока ты тут рассуждаешь, этот гад уже, небось, отпиливает бедной девочке ногу!

Гиацинта побледнела и прикусила губу.

Брат Дубрава вышел вперед и серьезно произнес:

– Пан Борживой прав, времени нет. Пусть он со своей саблей идет вперед, Зимородок прикроет его стрелами, а мы все возьмем палки и будем помогать нашим товарищам, как сможем.

– За это люблю! – Пан Борживой сгреб Дубраву за плечи и наградил жарким поцелуем. Затем он выхватил из ножен старую саблю и с топотом побежал к белому домику.

Зимородок положил стрелу на тетиву и двинулся следом, быстрым зорким взглядом окидывая окрестности. Остальные двинулись следом. Отстали только Гиацинта, которая долго и придирчиво выбирала себе дубину поизящней, да Вольфрам Кандела – он почему-то считал, что в атаку лучше ползти по-пластунски.

Гретель ждала их на крыше своего домика. Распущенные седые волосы падали ей на лоб и плечи. Подпустив врагов поближе, она испустила громкий вопль.

– Эго-гой! – жизнелюбиво откликнулся пан Борживой.

Старуха широко развела руки и медленно соединила их. Между ее пальцев пробежали искры, седые космы встали дыбом. Выдернув из-за пояса широкий кухонный нож, она прыгнула с крыши. Еще в воздухе ее пронзила стрела Зимородка. Она не успела пустить в ход оружие – пан Борживой ударил ее саблей наискось, от плеча до пояса и… ничего. Клинок прошел сквозь тело Гретель, как сквозь масло. Даже крови не показалось.

Борживой ошеломленно смотрел на старуху. У подбежавшего Зимородка наготове была вторая стрела. Старуха засмеялась и ловко вскочила на ноги.

– Меня вострой сабелькой не возьмешь! – почти пропела она и закружилась на месте. Развевающиеся лохмотья так и мелькали перед глазами.

Подбежавший Дубрава громко крикнул:

– Руби ее тупой стороной! Тупой!

Страшно выкатив глаза и оскалив зубы, пан Борживой перевернул саблю…

Раздался скрежет, как будто кто-то пытался пилить ржавый металл. Повалил черный дым, и старуха разделилась на две половины. Обе они, визжа и завывая, продолжали вертеться. Брату Дубраве вдруг почудилось, что в этом нечеловеческом визге он различает слова:

Хорошо тому живется,
У кого одна нога!..

Тем временем Борживой рассек одну половину еще раз пополам. Нога куда-то ускакала, а часть туловища с рукой и половинкой головы начала стремительно испаряться. Вторая половина загорелась.

Нога же ускакала довольно далеко и дважды наступила на Канделу, прежде чем Гиацинта уложила ее ударом дубины.

– Никогда такого не видел! – отдуваясь, заявил пан Борживой. – Кстати, на что она рассчитывала супротив меня?

Ответа на свой вопрос он не получил. Подошла Гиацинта с дубинкой на плече.

– Ну как? – осведомилась дочь Кровавого Барона. – Надеюсь, все чудовища мертвы? Я тут расправилась с одним. Здесь главное, чтобы оружие было по руке.

– Это точно, – согласился пан Борживой.

– По-моему, кто-то кричит, – сказал Зимородок. Он поднял руку, и все замолчали.

– Я здесь! – донесся голос Марион. – Выпустите меня!

– Вон она, в окне, – сказал Гловач и неожиданно заорал: – Держись, Марион! Мы тебя вытащим!

Гиацинта с недовольным видом потерла ухо.

– Здесь нет двери! – крикнула Марион. – Надо стены ломать!

Только теперь, когда страшная старуха была уничтожена, появилось время заняться домиком, где была заточена Марион.

– И правда, нет дверей, – сказал Гловач. – Вот чудеса-то!

– Ой, осы! – Девица Гиацинта наморщила нос. – Ненавижу!

– Не нужно махать руками, они и не тронут, – посоветовал брат Дубрава.

– Кстати, откуда здесь столько ос? – задумчиво произнес Зимородок.

– И муравьев, – брезгливо добавила Гиацинта.

– Вот именно, – произнес Кандела, присоединяясь к остальным. Он был измазан землей и сильно искусан насекомыми. – Муравьев здесь видимо-невидимо. Не знаю, как жив остался. Они меня заели.

– Заели… – пробормотал Дубрава. Он подошел к дому и, слегка наклонив голову, вдруг, к удивлению окружающих, вцепился зубами в наличник.

– Что это с ним? – спросил Кандела. – Никак рехнулся наш праведник?

Мэгг Морриган хлопнула себя по лбу:

– Ну конечно!.. Вот уж не думала, что на самом деле когда-нибудь увижу…

Брат Дубрава повернулся, и все увидели, что подбородок у него в крошках.

– Домик-пряник! – закричала Гиацинта. – Надо же! Домик-пряник!

– В архивах мне попадались описания самых удивительных памятников архитектуры, – сказал Штранден. – Здания из бумаги, из палой травы, из шелковых тканей… Да, да, припоминаю… Встречался мне в «Архитектурном бревиариуме» раздел «Строения из кулинарных компонентов»…

– Нужно прорубить в нем дверь! – предложил Зимородок.

– А заодно запастись в дорогу сладостями, – добавила Мэгг Морриган.

За дело взялись радостно и вскоре проломили в стене довольно большое отверстие.

– Крошек-то, крошек, – ворчала Мэгг Морриган, собирая обломки пряника, шоколада, вафли, карамелей и складывая их в короб.

Пан Борживой вошел в раж и рубил пряник саблей, приговаривая: «А мы его так! А мы его вот так!»

Скоро пролом был настолько велик, что Марион свободно выбралась наружу.

– А я больше всего люблю шоколад, – заявила она, набивая карманы передника.

Уходя, путешественники оставили на поляне полуобъеденную избушку и три черных зловонных лужицы. Так окончила свой земной путь старуха Гретель.

– В конце концов, все обернулось к лучшему, – рассуждал философ Штранден, идя по тропинке. – Если бы Марион не попалась этой странной даме, не было бы у нас сейчас сладостей.

– Мне говорили, что все умные люди любят сладкое, – заметила Мэгг Морриган.

– Дураки тоже любят, – отозвалась Марион, которая непрерывно жевала шоколад. – Как это я сразу не догадалась прогрызть в стене дыру?