Первые уроки

Глава 3

Столбик с тремя накидами, ещё один, ещё… Замыкаем несколько столбиков воздушной петелькой в лепесток. Потом ваяем такой же второй, третий... двенадцатый. Обвязываем готовый цветок россыпью колечек, не забывая закреплять на кончиках тычинок-пико перламутровые бусинки, будто разбрызгивая росу. Умные пальцы знают своё дело и выплетают затейливый цветочек, уже тридцать второй – последний в кайме, наконец-то! – и всё автоматически, а голова в это время думает.

Вышивка и вязание – те ещё медитации. Кто подсаживался, знает.

Рассуждения мои неспешные всё об одном, наболевшем. В сущности, несчастная женщина эта Мирабель. Так не ценить богатства, дарованного судьбой! И дело даже не в материальном эквиваленте, не в роскошном замке и в несметном богатстве супруга; и не в зависти подруг-ровесниц твоей вечной молодости, а в том, как он, её супруг, этот дражайший дон, вершитель местного закона и миропорядка, Ящер, чтоб его… Бр-р-р. Как вспомню хряп перекушенной им когда-то драконьей шеи – так вздрогну[1]. Так вот, это хладнокровное, жутко харизматичное чудовище, что в основном пребывает в человеческом облике, относится к своей прелестной «половине» снисходительно и терпеливо, прощая всё. Лояльность его проистекает отнюдь не от равнодушия, как у многих мужей с солидным стажем семейной жизни – дескать, пусть творит, что хочет, лишь бы не надоедала – и не от возможного наличия пассий на стороне. Отчего-то не сомневаюсь, что Теймур да Гама дель Торрес практически идеальный супруг, и ежели есть у него иная привязанность, помимо законной, то настолько тайная, что вроде бы и нет её. Хоть пофлиртовать дорогой дон любит, любит… особенно на людях, дабы лишний раз блеснуть обаянием и неотразимостью. Но ещё ни разу ни в кофейнях Терраса, ни в музее или в театре, ни в кондитерских, которые так пришлись нам с Элли по вкусу… одним словом, ни в одном публичном месте, где вольно гуляют сплетни, имя нашего Главы не поминалось в скандальном контексте. О том, насколько он бывает страшен в гневе, хитёр, расчётлив, жёсток – да, мы слышали не единожды, и лично я не удивлялась. О том, что в кругу домашних дон Теймур преображается в почти нормального человека и образцового семьянина, и нипочём не догадаешься, что за вратами Эль Торреса он тиран и деспот – слышала и не раз видела собственными глазами. Но… ни о каких шашнях! ни с кем, никогда, ни полслова, ни намёка!

– А ведь как с ней все носятся: и муж, и сыновья, и Кэрролы! Подруги и кавалеры ковриками расстилаются. Машка с Сонькой даже шефство над ней взяли и воспитывают по-своему. А ей всё мало… – бормочу, отыскивая глазами ножнички. Ладно, семейные неурядицы – это такая проза! А прямо сейчас, в этот самый момент, у меня чистое искусство, долгожданный финиш работы. Волнительный момент!

Но тем не менее машинально завершаю мысль:

– Откуда в ней столько мелочной злобы? Чего ей в жизни не хватает? Рожна, наверное, как моя бабка говаривала!

Элли от неожиданности прыскает.

– Чего-чего? Рожна? Это ещё что?

– Такая длинная заострённая палка, рожон. С виду безобидный, торчит себе в заборе, а выдернешь – можно и огреть, и ткнуть, не хуже копья. С ним когда-то даже на медведя хаживали. У меня на родине говорят иногда: «Какого рожна тебе не хватает?» Или: «Вот дурень, на рожон попёр…» Значит, кто-то зря выкаблучивается: может в результате нарваться на сильные неприятности. Да ладно, хватит об этом. Лучше сюда посмотри!

Затаив дыхание, Элли следит, как лёгким щелчком я перерезаю искрящуюся белую нить. Словно пуповину. Чик – и вот уже моток и шаль не единое целое, а сами по себе, разъединились, наконец. Да. Пуповина – это символично. Взмахом ножниц я заодно окончательно пресекаю росток всё ещё пытающейся проклюнуться обиды на свекровь. Нечего тут. Я сама своему настроению хозяйка.

В четыре руки мы с Элизабет аккуратно расправляем дивную ажурную паутину. А полюбоваться?

Красота. Неописуемая.

Жалко отдавать, скажете вы? Да ещё такой стервозе, как Мирабель? А вот и нет. Я всё-таки обережница, хоть и начинающая. В хитросплетении ажурных цветов и снежинок вкраплены видимые лишь намётанному глазу руны, умягчающие неспокойное сердце. Вреда никакого, а польза огромная. Всем. Ну, и мне, само собой.

***

Итак, мой титанический труд завершён. Ну, что сказать? Сама работа, начиная с первого колечка из воздушных петель, и до последней бусинки прошла легко, почти без осложнений, не считая постоянного спасания шали: то от утопления, то от унесения ветром в окно. Совершенно верно, нынешнее покушение не первое. И не второе. Ах, да, ещё пришлось однажды перевязать несколько фрагментов, закапанных свечным воском – в то время я ещё не знала очищающего заклинания. Не о чем говорить. Легко отделалась.

Но больше подобных сюрпризов я не допущу.

Поэтому-то прямо сейчас, не медля, надёжно упаковав будущий подарок в неизвестный этому миру сетчатый пакет, иду с ним туда, куда Мири в жизнь не сунется добровольно: к мудрейшей донне Софье. Величественная старуха, чей грозный вид ничуть нас с Элли не пугает, понимающе хмыкает в ответ на просьбу «немного подержать это у себя». Придирчиво изучает шаль, особое внимание уделив рунам, и хмыкает вновь, одобрительно. Но, отправив пожилую компаньонку с нашим сокровищем в какую-то «особую» гардеробную, скептически поджимает губы. В ответ на наши встревоженные взгляды отмахивается:

– Идите уж…наседки. Некогда мне тут с вами заниматься, у меня свои дела.

И уже вслед нам сердито бурчит:

– Дожила! Никакого уважения к старшим!

Элли, взявшаяся было за ручку двери, оборачивается, улыбаясь:

– Зря вы так думаете, бабушка Софи! Мы ведь всё помним и очень вас уважаем! И кое-что готовим, хоть вы от всех и скрываетесь.

– Хм-м… – в очередной раз выдаёт наш матриарх. Вроде бы даже с некоторым удивлением. – Что ж, посмотрим.

… – Что помним-то? – решаюсь спросить не раньше, чем мы выходим из её крыла. Элли делает загадочные глаза:

– Т-с-с! Это секрет! Вернее, из тех секретов, о которых все знают, но помалкивают. Оказывается у бабушки Софи именины на день раньше Мирабели, понимаешь? То есть вот-вот, на подходе! Мне Ник под большим секретом это сообщил, и сам обещал непременно к этому дню приехать. Все думают, что бабушка Софи отменила празднования всех своих дат из-за того, что терпеть не может, когда ей напоминают о возрасте. На самом деле всё гораздо сложнее. За всё своё детство Ники помнит одни-единственные её именины; ему тогда было семь лет. Сперва поздравляли бабушку, а на другой день – Мирабель. На следующий год перед самой подготовкой к двухдневному празднеству Мири возьми да и брякни: что, если соединить два торжества, её и почтенной донны? Ой, что тогда было! Вслух бабушка ничего не сказала, но Мири потом три для лежала в лихорадке и с прыщами. Больше она подобных идей не высказывала. А бабушка…

Элли скорбно вздыхает, увлекая меня к парадной лестнице. Откровенничает она вполголоса, вроде бы не для ушей застывших в поклоне лакеев, но достаточно отчётливо. Уж будьте уверены: к вечеру молва об услышанном облетит весь Эль Торрес, и молодняк слуг, ещё не знакомых с закидонами матриарха, у которого здесь все по струнке ходят, будет знать всё, до последней детали. И на ус намотает.

– Бабушка заявила, что в её-то годы смешно наряжаться, как кукла, и корчить из себя королеву сутки напролёт лишь из-за того, что в очередной раз Вселенная напомнила о годовщине её появления на свет. Дескать, Мирабель и одна за двоих управится. А с неё хватит этой кутерьмы. Пусть у других голова болит от поздравлений и льстивых напевов.

– Ой-ёй!

Есть с чего расстроиться!

– А я-то не знала про именины! Выходит, она сейчас обиделась из-за того, что для Мири подарок уже есть, а для неё нет! Срочно надо исправляться.... Так. Шаль, конечно, мы повторить не успеем, времени маловато. Надо бы заглянуть в мой любимый магазинчик, а ещё лучше – в ювелирную лавку. Видела я там интересные камни для оберегов…

– А ведь в Осталете нынче ярмарка! – вдруг вспоминает Элли.

Мы понимающе переглядываемся.

Вырваться за пределы Эль Торреса одним, даже в сопровождении охраны, даже увешанными с головы до пят защитными амулетами, но в отсутствии мужчин дель Торресов – та ещё задача. У них у всех, а особенно у нашего дорогого – очень дорогого дона! – пунктик на почве безопасности. Если не сказать – паранойя. Поэтому каждый самостоятельный выезд из резиденции приходится отвоёвывать с боем. Подозреваю, дело не только в паранойе: просто Главе нравится, чтобы его о чём-то очень просили, особенно хорошенькие женщины. Плюс природная вредность, этого у него не отнять. А я терпеть не могу канючить, льстить и уговаривать. Но ради бабушки Софьи, так и быть, поищу к нему подходцы.

В Малой гостиной, из которой мы намерены шмыгнуть в боковой коридор и прямиком вернуться в рукодельную, нас нагоняет один из лакеев. Время обеда, дорогие донны, хозяин напоминает, что дорогим доннам в их положении нельзя нарушать режим… Тут даже кроткая Элизабет поднимает глаза к небу и с досадой что-то шепчет. Однако не хуже меня понимает, что повод напроситься на поездку сам идёт в руки, и упустить его нельзя.

– Скажи, что сейчас будем, – говорю я лакею. И замедляю шаг, продумывая тактику предстоящего разговора.

Но, как это порой бывает, мысли сбиваются совсем в ином направлении. Бедная Софья Мария Иоанна! Мы-то привыкли видеть в ней несгибаемую Железную Донну, и даже не задумывались, что под обличьем суровой властелинши скрывается страдающая женщина, уязвлённая однажды в самое сердце. И не намекайте мне – «увядшая», мол, «растерявшая былую привлекательность»… Ничего подобного. Я видела её, помолодевшую, в день возвращения Маги из мира иного: тогда рядом с ней даже Мирабель поблёкла. Помню чудесное преображение, когда бабушка услышала о скором возвращении своего сгинувшего старшего сына, брата дона Теймура. Для могущественных некромантов молодость – вернее сказать, соответствующий облик – не проблема, другое дело, что по определённым причинам они сами избирают себе любимый возраст, в котором однажды и застывают навсегда. Бабуля Софи остановила выбор на личине грозного матриарха. Но мы-то, девочки, знаем, какой она может быть!

Можно только догадываться, сколько крови попортила ей вздорная невестка.

А ведь так просто вновь обернуться молодой! И одним сиянием своим заглушить бледную моль, в которую неизбежно превратится Мири. Видела я, с какой тайной завистью та поглядывала на портреты женщин в фамильной галерее: а ведь ни одна из них не превосходила матриарха в молодости. Но бабушка… просто ушла в тень, передав власть сыну, и если до сих пор вмешивается в управление кланом, то аккуратно, из этой тени не выходя.

Кажется, я знаю, почему.

Она просто щадит чувства сына и внуков, потому оставила невестку в покое. Ради мира в семье. А окружающие восприняли её отступление как должное и… почти забыли, когда у этой прекрасной женщины с благороднейшим сердцем день рождения. Всё-таки Николас молодец, вспомнил; а Мага-то, Мага?.. Или мой некромант, вечный молчун, просто в последний момент поставит меня в известность?