Палочка из остролиста

Я не заметил, как вновь привязался к человеку. Это уже стало вредной привычкой: третий волшебник за мою скромную жизнью. Надо попросить Факварла почитать мне курс по челоконенавистничеству. Если Птолемей брал меня отношением как к равному и неистребимым желанием познать суть демонов, если Натаниэлю я отвечал взаимностью лишь на его сентиментальность, то Гарри Поттер брал человечностью. Он ловил заговоренные руки джинна Добби — и узы заклятия Самоистязания слабели. Он давал честное слово — и держал его. Он смог вытянуть из Хагрида очень многое из того, что школьникам не рассказывали. Действительно, если приучить детей, что все за них делают демоны, они, став взрослыми, уже не увидят ничего страшного в том, чтобы владеть рабами.

Пацан так и не научился призыву демонов, Хагрид молчал, и я подозревал, что молчит он, потому что пока не готов брать ученика. Пацану это и не было нужно. Он знал, что то, что его охраняет, будет охранять его до совершеннолетия, и до той поры ему было нужно найти альтернативу этому демону, призванному его матерью.

А потом умер его учитель. Я видел, как он сгорал, съедаемый могуществом Уразиила; но Альбус Дамблдор не был ровней Соломону, каким бы великим он ни был. Он решил умереть до того, как Уразиил выпьет из него все силы. Он пробовал уничтожить тюрьму моего старого знакомого, но когда много позже мой хозяин получил Кольцо, Уразиил по-прежнему находился в нем. Лишь тогда я ощутил все могущество мальчишки. Он единственный не замечал тяжести ношения Кольца. Он просто призвал духов, они обратились в его родителей и близких, говорили ему все то, что он хотел услышать. Все хотели обладать Кольцом, в котором был заключен Уразиил, а мальчик просто оставил его в лесу.

Если так подумать, то у нас нет выбора. У меня нет иного выбора, кроме как спасти моего хозяина, как бы он ни пытался умереть. А потом вместе с ним уничтожить последние книги о призыве демонов, вернуть в Иное Место всех демонов, что наполняют человеческий мир. Я не хочу более пускать это на самотек, пусть эта мечта и безнадежна. Мы умрем, но когда-нибудь будет начертана очередная пентаграмма и названо случайное имя. Снова появится раб.

И никто не скажет ему: “Ты свободен”.

Люди так не поступают.