Ключ от всех дверей
- Автор: Софья Ролдугина
- Жанр: Фэнтези
- Дата выхода: 2011
Читать книгу "Ключ от всех дверей"
— О, госпожа сказительница проснулась! — воскликнул купец, увидев, как я выхожу из-за телеги. — Подходи к огню, милая Лале, садись.
— Благодарю, — скромно склонила голову я и украдкой шепнула ученику: — Лале? Ты открыл им настоящие имена?
— А что в этом плохого, госпожа? — так же тихо ответил он, расстилая передо мной на земле рогожку. — Наши попутчики никогда не бывали севернее Дома Зверей, так что в иноземных именах не разбираются… Разве что в островных. Аристократ, крестьянин — так на слух и не различат. Милош, Рамил, Милоро — довольно распространенные прозванья в южных и восточных землях, и все они сокращаются одинаково — Мило. С виду я вполне сойду за местного жителя, а большего и не требуется. Что же касается вашего имени… — он окинул сидящих у костра быстрым взглядом, но никому до нас дела не было: Сара вытирала тряпицей миски и ложки, купец осторожно снимал с огня готовую похлебку, а старая Каре-Ток, которую согласились подвезти лишь из уважения к ее годам, безучастно смотрела в темноту между деревьями. — Как зовут придворного шута, знают разве что в столице, а попробуй отъехать чуть подальше — и вспомнят вас только как последнюю из рода Опал. Не тревожьтесь, госпожа, — добавил ученик, усаживаясь рядом со мною и протягивая миску для похлебки. — «Если можешь избежать лжи — говори правду, — считают на побережье, — ибо из маленького каждодневного лукавства складывается потом большая беда».
— Мудрые люди, эти побережники, — губы мои изогнулись в улыбке. — Я не тревожусь, Мило, просто спрашиваю, как к тебе обращаться, чтобы впросак не попасть. Да назовись мы хоть самими посланниками Тирле, вряд ли нам поверят. Не похожи на знатных путешественников — так себе господа, то ли менестрели, то ли просто бездельники.
— Ну какие же бездельники! — горячо воскликнул Менатеру, услышав лишь последнее слово. — Ты, Мило, столько хворосту собрал за пол-оборота, что на всю ночь хватит. Да и всю дорогу песнями нас развлекал — и не заметили, как время пролетело. Давай-ка сюда свою миску, Лале… Смотри, не обожгись, милая — похлебка только-только с огня.
— Благодарю… Говорите, всю дорогу развлекал? Значит, теперь моя очередь, — улыбнулась я, принимая полную миску. Сказать по правде, рыбные блюда мне не особенно нравились, но эта густая, ароматная похлебка была на вид столь восхитительна, что в животе заурчало. — Знаю я пару презанятных историй, которые с удовольствием поведаю вам за кружкой травяного настоя…
И тут в моей непутевой голове родилась превосходная идея. Подмигнув Мило — мол, учись, мальчик, — я добавила, словно невзначай:
— Но хлеб сказителя — это легенды и мифы. В южных краях мне прежде бывать не приходилось, в отличие от моего спутника, и поэтому буду счастлива, если услышу какую-нибудь историю о старинных временах в обмен на свой рассказ.
— Справедливо! — согласился купец. Вдалеке от города, от соперников, готовых каждое неосторожное слово повернуть против собрата по торговле, Менатеру оживился, даже помолодел. В свете костра в темно-русых волосах седина стала почти незаметной, карие глаза заблестели, и даже фигура не казалась уже такой полной, обрюзгшей, будто всего за день пути дородный купец похудел. — Но сначала — воздадим должное похлебке, что приготовила моя добрая жена Сара!
— Благодарность ей! — с готовностью подхватила я и встрепенулась: — Постойте, а где возница, уважаемый Сазо?
— Спит в телеге, — успокоил меня торговец. — Ему костер сторожить первому, вот и отдыхает. Не беспокойся, милая Лале, отведай лучше похлебки.
— С удовольствием последую вашему совету.
Первую ложку мужчина по обычаю выплеснул в костер. По моему мнению, пустая трата припасов, да и запах от горелой рыбы и моркови не слишком приятный, но бывалые путешественники считают, что таким нехитрым способом можно умилостивить духов дороги. Словно выказываешь уважение: мол, спервоначала вы откушайте, а потом уж и я остаточки приберу. И что с того, что «остаточков» — полный котелок?
А похлебка и вправду оказалась чудесная. Не знаю, в голоде было дело или в искусстве госпожи Сары, но вкусней этого незамысловатого кушанья мне давно не случалось пробовать. Я умяла целых две порции под изумленным взглядом Мило. Удивлялся ученик вполне закономерно: последние дни ему приходилось не по одному обороту уговаривать меня попробовать хотя бы кусочек. А здесь — мало, что съела все без капризов, так еще и добавки попросила. Когда я с удовольствием облизнула ложку, наслаждаясь последними каплями, Авантюрин посмотрел на меня почти с умилением, как добрая мать на непослушного, но любимого ребенка.
Тем временем забулькал котелок с водой. Сара взяла на себя обязанности радушной хозяйки и разлила по чашкам кипяток, заваривая смесь душистых трав и сушеных ягод. Мило осторожно вручил мне напиток, а потом подмигнул и, словно заправский фокусник, вытащил из сумы два мятых пирожка с фруктовой начинкой. Я чуть не прослезилась от радости — так обрадовалась сладкому. Думала, что до самого города терпеть придется. Ах, какой же замечательный, заботливый у меня ученик!
— А теперь — прошу, поведай нам какую-нибудь любопытную историю, сказительница, — разомлевший от вкусной еды купец щурился, словно кот. — Али передумала?
— Ни в коем случае, — задорно улыбнулась я. — Напротив, есть у меня легенда в запасе, которая непременно вам понравится.
— О любви? — впервые подав голос, тихонько спросила Сара. Светлые ее волосы выбились из-под платка, завиваясь крупными кольцами.
— О любви, любезная Сара, — я легко согласилась.
— Жаль, — огорчился купец. — Мне хотелось бы услышать историю о сражениях.
Вот ведь… мужчина! И пузо у него от эля отросло, и плешь пробивается, а он все туда же — желает сказок о битвах! Что ж, хочет — так получит.
Я смешно округлила глаза, взмахивая руками:
— Но позвольте, сударь, эта легенда — и о сражениях тоже.
— О сражениях и о любви? — удивился господин Менатеру. — Разве такое может быть?
— Может, — уверенно кивнула я, а Мило фыркнул, срывая тонкую травинку и прихватывая ее губами. Он понял, что за история сейчас прозвучит. Еще бы, ведь эта легенда была первой среди тех, что я рассказывала ему. — И даже больше… Она о том, как битвы и предательства породили самое прекрасное чувство — любовь.
Каре-Ток вздрогнула, словно очнувшись от сна, и посмотрела на меня светлыми, удивительно ясными для столь преклонных лет глазами, сияющими на обветренном, загорелом лице, как звезды.
— Стало быть, история-то с моралью? — прошамкала она. — Добро. Много мне довелось историй переслушать, да разумных среди них — и пары не наберется.
— Эта — как раз из таких, — уверила я старую женщину, мечтательно улыбаясь. — А началось все четыре столетия назад, в Доме Зверей, когда возжелал власти молодой и жестокий царевич Каор Черный Змей…
…Дом охватила война. Сражались все со всеми — верные прежнему правителю с вассалами нового, бедные — с богатыми, крестьяне и простой люд — со знатью. Никто не оставался в стороне, но каждый выбирал путь по себе: клан Лисиц хитрил. Заячий — путал следы. Вороны добивались победы обманом. Куницы били исподтишка. Медведи — те дрались против всех, смело, открыто и безрассудно.
И только мудрый Волчий клан не стал проливать кровь, укрывшись от битвы в дремучих лесах.
Десять лет длилась смута. Дом лежал в руинах. Поля зарастали сорняками, горели терема и целые деревни, мор вздымал крылья там, где люди не успевали хоронить убитых. Но Каор не отступал ни перед чем, огнем и мечом прокладывая путь к трону, и однажды, в день, когда само солнце умылось кровью, подчинил себе последних непокорных.
Медленно поднималась страна из пепла. Гарь зарастала зеленой травой, отстраивались разрушенные усадьбы, отступали болезни. А Черный Змей, теперь уже законный государь, а не бунтовщик, правил твердою рукой, щедро оделяя сторонников и жестоко преследуя непокорных. И в недобрый час вспомнил он о Волках, так и не присягнувших новому правителю. Долго искать мятежный клан не пришлось — всего через месяц возвратились гонцы из лесов с ответом: «Нет над нами государя, а только лишь высокое небо. Не можем мы обещать верной службы тому, кто в крови утопил землю».
Еще трижды направлял Каор посланников к Волкам, но ни один не добился клятвы. Последнего так и вовсе за частокол не пустили — осыпали насмешками да велели убираться восвояси. Не стерпел Черный Змей такой строптивости. Вызвал самого страшного своего слугу, чьего имени никто не знал, а звали его просто Охотником, и повелел ему силой или хитростью, но вырезать всех Волков до последнего.
«Никого не жалей, — приказал Каор. — Старик или ребенок, мужчина или женщина — все должны умереть лютой смертью».
Эти жестокие слова кольнули в сердце даже безжалостному Охотнику, но не мог он ослушаться приказа. Склонил он голову покорно и молвил:
«Я исполню твою волю. Но это будет последнее, что я сделаю для тебя, а после — не ищи меня ни среди врагов, ни среди друзей».
Так сказал Охотник, и царь не стал ему перечить. Главное — непокорных изжить, а там хоть гори оно огнем.
День миновал, ночь пролетела, а за ней еще день и еще ночь… На третий закат вышел Охотник к поселению, где жили Волки. Не как воин, открыто — как подлый убийца, во тьме. И так велика была его сила, так совершенно искусство, что ни один из Волков, что был в деревне, не пережил ту ночь, всех настигла коварная сталь. И лишь одна девочка сумела спастись, ибо днем заплутала в лесу и вышла к родному дому лишь на рассвете, когда Охотник уже скрылся.
А там — крови по колено, горя по горло. Воют духи предков, словно волки, ищут покоя…
Плачь, Последняя, одна ты на свете осталась!
Три дня собирала Волчица хворост для погребальных костров. А в ночь запылал огонь, обратил тела в пепел — и обрели духи свободу от этого мира. Но каждый, исчезая, оставлял Последней частичку своей силы и наказ отомстить за смерть, шептал о седом Охотнике — об убийце во тьме, да о жестоком царе Каоре, приказавшем не щадить никого. И лишь последняя душа обмолвилась: «Месть сладка, смерть легка. Трудно жить и прощать».
Но Последняя, хоть и была еще ребенком малым, в тех кострах сожгла свою жалость, и сердце, и саму жизнь свою.
День миновал, и ночь пролетела, а за ней еще день, и еще ночь… Так прошло двадцать лет. Давно уже заросло травою и молодыми соснами пепелище Волчьей деревни, а сама память о ней изгладилась. Загремело на всю страну имя Последней Волчицы, прославилась она делами великими. И малый, и старый — все знали о прекрасной деве, не знающей пощады в бою. И так славили Волчицу, что сам царь приказал наградить ее золотом и землями и представить пред его очами.
Привели Последнюю. Гордо выпрямился Каор на троне и произнес такие слова:
«Слава твоя велика, но нет у тебя ни дома, ни богатства. Присягни мне — и получишь все, что пожелаешь, и даже больше».
Но только рассмеялась Волчица, грозно сверкнув потемневшими от гнева очами — как хрустальные осколки в лицо бросила:
«Нет надо мной государя, а есть только небо. Не присягну я тебе, изжившему мой род».