space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том

Глава 63

space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том

Приветствие

Здравствуй, мой новый читатель вне времени открывший эти страницы! Добро пожаловать в мой мир невообразимой и умопомрачительной вселенной. Пробираясь через тернистые и острые колючки удовольствия, вы попадёте в магию, где самые глупые мечты становятся реальностью, детские фантазии обретают сознание, а монстры под кроватью в вашей комнате, рыдают без устали, чтобы только история не закончилась никогда; ни в понедельник, ни во вторник, ни в субботу и, даже ни в другие выдуманные человечеством дни. Мир, где вам предстоит побороть свои детские страхи и тоску взрослой жизни. Книга, с которой вы окунётесь во что-то безумное и новое для себя.

Ваша мама когда-нибудь читала вам сказки на ночь? Помните, каково это прижаться к подушке и боятся за жизнь героя, переживать за него? По правде сказать, лишь немногие из вас осилят книгу, но всё-таки я верю в то, что вы сильнее, чем все остальные и у вас есть сила воли не бросить всё в самом начале. Вы же не разочаруете меня, правда? Те немногие, кто всё же начнёт читать и не бросит её на пол пути, уже больше никогда не будет мыслить, как все эти взрослые — по-взрослому. Мы разрезаем все стандарты шаблонности в клочья, на мелкие-мелкие вселенные. Ведь именно здесь каждая история оживает с новой удивительной силой!

Эта книга — безумный мир волшебства, фантастики и безбашенного сюрреализма! Такой завораживающей, прекрасной и сумасшедшей! Доброго пути тебе, странник, зашедший на страницы параллельных вселенных, пространства времени и чёрных дыр!

Глава 1

SPACE: сто одна история Сюрреализма

Глава первая. Миры за пределами.

Два кузнечика сидели на крыше дома и спорили о том, чья же нога более сексуальней будет смотреться на неделе моды в Милане, и предпочтёт ли судья тощие или упитанные ноги. Так...стоп! О чём это мы? Начнём с самого начала. Да-да, ещё с того времени, когда во вселенной не было атомов и кварков. В те ещё стародавние времена, когда во вселенной была только великая чёрная пустота и смерть обитала в тех местах в поисках жизни. Не придумана была ещё время, и одиночество её было бесконечным.

Кхм, вы отвлеклись, сударь!

Видим, вам это не очень-то и интересно, поэтому ради блага наших читателей перемотаем магнитофон времени и пространства немного вперёд, совсем чуточку, и...

Тринадцать миллиардов лет спустя.

Итак… планета человеческих отпрысков.

Ах, вот она — земля, взгляните дамы и джентльмены!

Так и не скажешь, что там обитают человеки, множество и множество человеков, которых хочется задавить большим пальцем и сполоснуть руки в серной кислоте. Этот персик заражён этими паразитами — кишмя кишит земля ими. Будь мир плодом, скажем, каким-нибудь фруктом, их бы вытравили инопланетяне, и съели плод, однако… взгляните. Дождевой червь размером с Эйфелеву башню, выпрыгивает из вулкана, и ныряет в землю, ест её изнутри – нашёл ли он там шоколад или мармелад из яблочных долек, кто же знает. Ну и зубки у него, удивляться есть чему, огромные и острые, просто кошмарно ужасающие, как хребты на спине какого-нибудь межзвёздного динозавра! Будь червь кошельком, то не было бы жаднее существа во всей земле. Черви эти, разумеется, злые и безмозглые, как и полагается. Говорят в тех кругах, что черви не очень любят яды всякие ядовитые, кислые, острые и сладкие. Ну а кто же любит, правда же? Именно по этой причине, обходят ядро земли стороной, несмотря на то, что полнится она варёной сгущёнкой. Черви знают, что, чем слаще плод, тем он может быть гнусавее.

А вот и облака… кто-то зевает и тень ниспадает на землю.

А там, на облаках, на земле этой пресловутой — там, знаете ли, сидят пингвины — гордые птицы. Таких гордых птиц можно встретить разве что на Амазонке и на самых высоких деревьях. Пингвины свивают гнёзда на них и мусор из которого они сделаны извиваются грустью разочарования и боли, крича орангутангам под собой, чтобы спасли их от мучительной жизни. Прилетели пингвины сюда из юга, когда совсем стало невыносимо жить в Новой Зеландии. Им обещали лучшую жизнь и безмерно лёгкую судьбу, но… Ипотеку и коммуналку оплачивать — надоело им всё то безобразие. Рыбу ловить и кормить детей, ещё чего! Шарлатаны! У детей есть ласты, пусть кормятся, пускай находят еду и добывают, где им вздумается. Терпели пингвины своих детей долго, до самого вылупления, хватит!

Пингвины те поднимались высоко на небо и рассаживались на облаках, наблюдали, когда можно будет скатиться по ним в океан, и уплыть к белым медведям на айсбергах, сев в них.

Говорят, белые медведи не видели пингвинов никогда. Скажем вам по секрету — это будет незабываемым зрелищем. Приплывёт пингвин на льдинке, а медведь посмотрит на него и не поймёт, то ли бревно, то ли касатка, или человек в акваланге, помашет рукою и поприветствует гостя. Но насторожится медведь. Затрясутся у него лапы, задрожит, но не подаст виду.

Нет, разумеется, ничего забавного в этом нет, пингвин очень опасный зверь, кровожадный и жестокий! Поднимет медведя высоко в небо сжав в исполинские, ужасные когти, полетит в тёплые края, в другие континенты и сбросит в обрыв где-нибудь в Американском штате – скал и каньонов там хватает. Медведь очень не любит, когда ему бывает жарко – всю жизнь жил на морозе, не привычно потеть будет ему, зажмурится и заплачет. Слышал он, что у людей есть ванна с душем, и они могут прятаться от духоты и зноя солнечного, но даже в самых страшных снах не представлял, как выглядит душ и где расположен. Будь у него больше знаний, то он напал бы на них и отобрал этот чёртов душ!

Медведь сядет и вытащит веер из кармана брюк, затем встанет и начнёт бегать вокруг веера, создавая ветер. Веер заговорит, откроет рот и скажет медведю, что он плохо бегает, что ей всё так же душно, как и всегда. Да кто ж любит жару, правда же, особенно, если столько шерсти, а в той шерсти сотня блох со своими блохами даже у медведя, не говоря уже о веере из пера лебедя? Каким-то чудом стоит начать почувствовать себя хорошо и блаженно, блохи почувствуют это и влетят в шерсть. Кто их звал в гости? Вытащат эти кровопийцы острые клыки и начнут сосать через кровь холод. Им тоже жарко. Ничего вы не понимаете!

Медведь заплачет горькими слезами, закрыв глазки ладонями, и веер не поможет ему, лишь нахально посмотрит на него и уйдёт обратно в измерение брюк. И от зноя станет зверь соломой, сухой такой, страшной, едва различимой от пыли – вяленым мясом – вся вода испарилась с него, и превратится медведь в мумию. Индейцы найдут животное у мёртвого кактуса, где плакал медведь и на том месте вырос кактус, и подумают, что это им оставили люди из соседнего города, чтобы те не голодали. Накинут на спину, обвяжут верёвкой, закинут в рюкзаки, и, уйдут к водопаду. Сядут у водопада испить водицы от жажды, после долгого путешествия по дюнам и лесам, а тут… страшное дело произойдёт, и как громом средь белого дня сушёное мясо впитает брызги от водопада и начнёт танцевать и плеваться слюнями, рычать и жадно глотать воду. Встанет оживлённый зверь на лапы могучие и оторвёт ими голову индейцам, с одного взмаха. И скажет медведь тем, скорчив довольно счастливое лицо так:

— Не хотел. Извините, коли добрые! Будьте благоразумны! Будьте людьми! Человечны будьте!

Ну как же это не хотел, раз оторвал, очень даже хотел, уверяю вас, хотел он всё это, вот же врушка, скажите? Ну не скажете, так и быть, но вас я запомнил и обиделся. Я выставлю на вас счёт.

А индейцы эти... краснолицые. Что могу поведать о них?

Индейцы всегда любили испытывать судьбу, потому давным-давно ещё придумали обряды, которые делали их бессмертными, сущими демонами на небесах и на земле, так гласит библия индейцев, и потому…

Индеец, которому оторвали голову лежал смиренно, тихо, как талая вода под гнилым пеньком, прислушивался, затем схватившись за шерсть белого медведя подтянулся и встал. Подошёл к черепу, взял голову с земли. Стряхнул песок сначала с колен и груди обратной стороной головы, волосами, затем почистил её об одежду, вытер одеждой сопливый нос, высморкался. Дыхнул паром на рукавицу, и до блеска вытер лоб, и вставил голову в позвоночник. Два с лишним гнома вылетели из шеи и схватив голову, бубня что-то, прикрутили дрелями на место. Затем вышли из уха, выкурили несколько сигарет, и спустились по лестнице обратно в барабанную перепонку индейца. Видимо у них там была комната с инструментами, и дверь вела их вниз по органам.

Индеец похлопал по лицу, вставляя подобранные с земли глаза выбитые медведем как можно глубже в череп, на законное тому место и, протянул приветственную грязную руку. Улыбнулся, но так, будто готов был загрызть гостя. Индеец он человек не опасный, честно - добрый. Подружится, лишь хотел. Медведь схватил индейца могучей, острой, — ну как и полагается всем медведям, — лапой, и сжав беднягу, несколько раз ударил краснолицего по камню. Размазались внутренности индейца повсюду. Медведь был доволен, показал кто здесь хозяин и кого нужно боятся. Правда, недолго. Индеец регенерировал…

Краснолицый вцепился в мизинец правой лапы медведя зубами и выгрыз того до костей, словно какая-то пиранья. С полминуты скелет зверя стоял с выпученными глазными яблоками, пока не рухнул на скалы и не разлетелся в разные стороны – на костяшки. Выбежали из-под камней крабы отшельники и разобрали того по домам: на сервант, на полки, на стулья и тарелки, а уходя показав большой палец одобрения. Немногие из них катили тележки, чтобы унести больше, чем их соплеменники по подземной жизни.

Всего несколько месяцев не ели индейские зубы до прихода медведя и не ощущали крови, не впитывали мясо впалые животы и не ощущали вкус настоящего мяса. И глисты, обитавшие в теле каждого краснолицего радовались так же сильно, как и индеец. Сидевшие на диете глисты поглощали надежду и веру, строили в кишечнике человека храмы и молились, а когда к ним попало мясо обрадовались такому подарку судьбы.

Медведь пал в бою с равным себе по силе. С могущественным героем, коих только в былинах можно и встретить! Индеец в два счёта его убил, а глисты после ещё две недели плевались шерстью и чесались. А на протяжении двух-трёх дней временами превращались в маленьких, крохотных белых медведей.

Видевшие индейцы говорят, что ходят глисты совсем без трусов, потому что шерсть покрыла их сзади. Позабыли о стыде. Вот бы их мама узнала, то таких тумаков бы дала… а мама бегает с ними за ручку бок о бок, тоже голая.

Пингвин каркал через раз, а через другой квакал, смотрел на это со своего облака и смеялся. Подбрасывал сардинки. Пока рыбы летели вниз — тухли. Часть из них оживала и улетала сама по себе. В тот день, бывалые люди говорят, что возле каньона была дискотека, их устроили мухи свингеры и диджеи мокрицы. Выпивали выдоенные из гусениц настойки, ели, отшелушенные от путешественников кожу.

Индейцы отмывались от мух два дня, пока сами не стали мухами от того, что прибывшие крылья сделали их летучими. Летели индейцы ночи напролёт, искали то и это, находили не то, что искали, а потом и, что искали тоже находили. Одним из них был старый дуб, они его ещё с прошлого воскресенья ищут, здесь они оставили друга «Белого Мангуста», они все любили называть друг друга именами животных, они верили, что, если взять имя орла, после смерти станешь орлом. Так, Мангуст, стал мангустом после смерти, правда, он был привязан к цепи, дуб то тот был на златых цепях, кот учёный на той цепи круги делал и песни пел, на ветвях русалка сидела, только они не спасли «белого мангуста» ставшим обыкновенным мангустом, и тот высох, стал украшением корня дуба. На него пожалели слова и не сделали бессмертным. Русалка была высокого мнения о себе. Она сидела, и сама то очень высоко и волосы илом красила в розовый цвет. Наступить никак на ветки не могла, всё время мешала отсутствие второй ноги. Кот учёный, хоть и умён был, как не знаю, как крот, или, как четырёхпалый варан, но не додумался подать руку. Потому что он знал: «руку подаст добрый страдающему», а у него то у самого лапы. Ну не судьба значит было руку подать. Так и умер в тот день «белый мангуст». Никому бы такого не пожелал медведь, да и пингвин, славу всем царям зверей, не был сентиментальным и жалостливым к другим зверям, тем более к тем, кого не знал. Считалось так, что так и быть должно, и умирать положено им также, ну никак иначе. Пингвин пил лимонад из груш, чесал ласты клювом, и выкрикивал нецензурные слова, самые гнусные, какие только могут быть на свете: