Отдел непримиримых врагов

— Зачем ты заперла мокрую Дарси на всю ночь в туалете? — в лоб бросил Рикард.

— Мне не понравилось, как она смотрела, — она равнодушно пожала плечами, не переставая пилить ногти. Нет смысла притворяться, что не имела к этому инциденту отношения. Всё равно не поверит в её ложь. — А я привыкла ставить других в известность, если мне что-то не нравится.

И обозначать границы, за которые наглым клушам лучше не заходить. Белладонна первая положила на него глаз, решив, что он будет от неё без ума, и так просто отказываться от поставленной цели не собиралась. Королевская кровь и способности бета-самца стоили приложенных усилий. В будущем его влияние, которое с годами однозначно лишь усилиться, можно будет использовать во многих затруднительных ситуациях с другими оборотнями. И раз она решила остаться на Саларуне, то ей жизненно необходимо заручиться его поддержкой.

— Ух, прям на ревность тигрицы тянет.

— Чтобы ревновать, надо быть страстно влюблённой, — тонко намекнула Беладонна на свою симпатию к нему.

— Это ты верно подметила. И поскольку мы оба знаем, что ты не влюблена, то потрудись объяснить, что стоит за твоим поведением? Пожа-а-луйста.

Лапища, приобнимающая её за талию, стала ласково перебирать пальцами, вынудив Белладонну оторваться от увлекательного занятия и перевести взгляд на задумчивое лицо наглеца. Сегодня его внешний вид отличался не только новой стрижкой, но появлением узкой полоски бороды. Она тянулась от висков и подчёркивала по кругу контур квадратного лица с тяжёлым подбородком.

— Когда к цирюльнику успел сходить? — Белладонна попыталась сменить курс их диалога, рассчитывая выиграть немного времени за разговорами на отдалённые темы, пока придумывала правдоподобный ответ на его вопрос. Всё же раскрывать все карты сейчас ей было невыгодно. — Тебе идёт новый стиль.

— Какие цирюльники с нашим-то режимом работы?

— Сам подстригся?

— Некоторые оборотни могут контролировать длину волос на теле при перевороте.

— Ты обращался в волка?

— Пришлось из-за кое-кого, — мрачно произнёс он и подчёркнуто осуждающе посмотрел ей в глаза. Наверное, понадеялся, что после особого взгляда она обязательно раскается во всех своих грехах, но, увы, ничего похожего на стыд Белладонна сейчас и близко не испытывала. — Видишь ли, природой так заложено, что оборотням надо куда-то спускать излишки энергии. Вел по несколько часов в день тренируется. Я же предпочитаю сексуальное русло. Но вчера пришлось побегать на четырёх лапах, потому как ещё один день воздержания я попросту не выдержал бы.

— Прости, — она опустила взгляд на его широкую и гладкую грудь. — Понятия не имела, что у оборотней есть такие особенности организма.

— Больше не будешь вмешиваться в мою личную жизнь?

— Прости, — повторила Белладонна и провела ногтем вдоль ключицы, слегка надавливая на кожу. Неглубокий порез мгновенно затягивался, не давая просочиться ни капли крови. — Не могу этого пообещать.

— Играешься? — глухо спросил Рикард с нечитаемым выражением лица.

— Верчу хвостиком? — легкомысленно предположила она.

— Слушай, я не буду ходить вокруг да около, как ваши рафинированные вампирские мальчики. У нас, оборотней, не принято годами ухаживать, чтобы добиться одного целомудренного поцелуя. Если ты и дальше продолжишь обламывать меня с сексом с другими женщинами, то придётся взять ответственность, — он положил обжигающе горячую и приятно тяжёлую ладонь на её колено. Медленно провёл рукой вверх по ноге и волнующе сжал бедро, провокационно заходя кончиками пальцев под штанину шортов. — Я понятно выражаюсь?

Белладонна смотрела в его потемневшие, как грозовое небо, серьёзные глаза, но могла думать лишь о крупной ладони, продолжающей согревать её бедро. В ней зарождалось безумное желание шагнуть глубже в бездну. Попробовать то, о чём она раньше и помыслить не могла без дрожи отвращения. Ей захотелось ощутить на вкус этого бестактного и топорно похабного зверя, движимого примитивными инстинктами.

— Да, я поняла тебя, — Белладонна безмятежно улыбнулась. — Буду учитывать риски, когда надумаю испортить тебе очередной «перепихон».

Шумно выдохнув, Рикард убрал руки, давая ей подняться с его колен. Подхватил с пола упавшую футболку и надел её — эластичная ткань обтянула каждый миллиметр фактурного тела, не оставляя простора для фантазии.

— Так что там с компьютером? — он направился в маленькую квадратную прихожую, где с вешалки сдёрнул кожаную куртку.

— Должны скоро доставить к нам в отдел.

— И что мы там планируем найти?

— Клуб самоубийц? Не знаю. Марсель вчера предложил неплохую идею капитану, — она вышла в общий коридор, — но есть вероятность, что это ещё одна красивая, но бесполезная гипотеза.

— Да, точно… К слову, тебе не показалось странным, что он подчеркнул вклад Вел в разработку этой гипотезы?

— Немного. Не хочу тебя обидеть, но вряд ли она принимала реальное участие.

— Как будто я не в курсе, что сеструха больше любит махать кулаками, чем мозгами шевелить. Вот именно это меня и напрягает. С чего вдруг твой братец сменил тактику и решил в благородство поиграть?

— На деле мой братец не такой уж и говнюк, коим вы все его считаете. Как и в случае с Валери, первое впечатление о нём может быть обманчивым.

— Думаешь, он смирился с их сотрудничеством?

— Возможно.

— Меня не отпускает какое-то дурное предчувствие… но не такое, как при роковых событиях, что могли нести за собой непоправимые последствия. А так, скорее, как при мелкой, но подленькой неприятности. Ну, знаешь, иногда просыпаешься с таким гадким ощущением, что вот сегодня обязательно мимо туалета поссышь или незаслуженную пощёчину заработаешь.

— Нет, я с подобными ощущениями никогда не просыпалась.

— Да ладно тебе, могла бы и подыграть!.. В общем, присмотри за ним.

— Это сложно осуществимо. Мы живём в разных районах.

— Плохо ладите? — удивлённо приподнял густые брови Рикард, а уже в следующую секунду усмехнулся: — Это из-за того, что ты свои коготки распускаешь?

— Нет, банально ценим личное пространство друг друга.

— Вот сейчас аж завидно стало, — протянул он, намеренно переигрывая. А в фойе на первом этаже резко свернул к консьержной комнате и постучал в квадратное окошко. — Как самочувствие, бабуля?

— Да получше бывало, — недовольно прокряхтела древняя комендантша. — Колени болят, суставы на пальцах жжёт. Но в моём возрасте это нормально. Вот стукнет тебе за четыреста — поймешь меня… Небось опять весь дом засрали?

— Есть такое дело…

— Поднимусь сегодня.

— Может я тебя на руках отнесу? Мне это пять минут заботы.

— Чего?! Я, что ль, немощь какая? Вот уж удумал! — искренне возмутилась она и грозно помахала узловатым пальцем у него перед носом. — Работой иди, балагур! Со своими заботами я уж как-нибудь сама справлюсь!

— Ладно-ладно, не злись, бабуль, — Рикард отклеился от поддонника у окошка. — Не поднимай никакие тяжести, не хватало нам, чтобы у тебя ещё и пупок развязался до кучи к трясущимся коленкам. Сегодня Вел должна пораньше вернуться, перетаскает мусор из коридора.

— Хорошо. Иди уже, — буркнула старуха, из всех сил сдерживая улыбку.

До встречи со своим напарником Белладонна даже не догадывалась, как некоторые могут легко и непринуждённо ладить абсолютно со всеми, без оглядки на социальный статус, вид, пол и возраст. Казалось, для Рикарда не имело значения, кто встретился ему на жизненном пути: вонючий бродяга из соседней подворотни, протягивающий руку для милостыни, или высокомерная королева из недружественного государства, угрожающая развязать войну, — он с одинаковой сердечностью умудрялся с каждым заводить простую и приятную беседу. Тот же Марсель зачастую забывал о неприязни к оборотням, стоило Рикарду приложить усилие, чтобы пообщаться с ним.

Тем не менее Белладонна не чувствовала зависти, когда со стороны наблюдала за проявлениями его необычного таланта. Для её жизненных целей не требовалось симпатия вредной старухи, вынужденной на старости лет работать в поте лица, чтобы сводить концы с концами. И не то, чтобы та вызывала у неё отвращение или что-то похожее на ненависть — нет, ничего подобного. Её элементарно не интересовала судьба мимо проходящего престарелого оборотня.

Более того, Белладонне не было дела ни до кого, кроме себя и своего ближнего круга. Многие лицемерно претворялись бесконечно сострадательными, желая заслужить порцию общественного одобрения. Громко сотрясали воздух, не уставая рассказывать о том, как им невероятно жалко всяких безликих сирот из приютов и интеллектуально убогих простолюдинов. Но, как правило, на участливых беседах их добродетель и заканчивалась. А когда доходило до дела, то раскрывалось неприятная правда — они ничем не отличались от неё. Также носились со своими глупыми и мелочными желаниями. И между счастьем страдальца, долгие годы обделённого всевозможными благами, и счастьем своего избалованного, но любимого сына, выбирали счастье последнего.

Почему? Потому что это было в природе всего живого. Присущий от рождения здоровый эгоизм требовал, чтобы каждый в первую очередь думал о себе и продолжении себя в своих родных. А уже потом, если оставались ресурсы: время, силы и возможности, — мог поиграть в большое и чистое сердце, заслуживающее похвалы.

Но, конечно, приятнее заниматься самообманом. И видеть в себе то, чего на самом деле нет.