Все красное или преступления в Аллероде

– Никак не ухвачу, больно маленький.

– А ты клещами или плоскогубцами ухвати, – посоветовала я. – Зося, дай ему клещи, я не могу.

– Да нет, можно ножом поддеть или вилкой. В щель влезут.

Задравши головы, мы все трое принялись советовать парню, чем лучше открыть дверцы. Не выпуская из руки моей туфли, другой рукой Зося подавала всевозможный инструмент. С помощью клещей и вилки Павел открыл наконец дверцу, выдернув торчащий в щели закрепляющий элемент.

О чудо! Растворитель во всей красе стоял на переднем плане, Алиция не перепутала. И какой замечательный растворитель! Он легко, безо всякого труда смыл проклятую краску. Только вонял сильно. Вскоре вонять начала я.

– Алиция, а там не написано, как долго выветривается этот запах? – с беспокойством спросила я.

– И с туфель смывает! – радостно ответила Алиция. – Нет, это теперь на долгие месяцы. Я потому и держу его на антресолях, а не в комнате. Так что сама выбирай – останешься в краске или будешь вонять.

– Сама не знаю. В темноте так можно и красной оставаться.

– Зося, ну как, с одежды сходит?

– Сходит, но мало этой бутылки, на всю постель не хватит. Да и в самом деле, смердит ужасно, больше не выдержу. Аж в носу щекочет…

Павел под потолком чихнул. Он все еще стоял на табуретке и рассматривал то, что вытянул из щели клещами.

– Крепко сидело! Сложено в несколько раз… Вонь всегда поверху идет.

Он опять издал чих, такой мощный, что чуть не слетел с табуретки.

– А ты слезай оттуда! Сколько можно торчать без дела. Я просила тебя с пола собрать краску, – кипятилась Зося. – Завтра званый ужин, Херберт придет со своей женой, а тут и краска, и этот запах.

– О господи! – ужаснулась Алиция. – И в самом деле, Херберт! К черту мою комнату, оставьте все, как есть, тут бы навести порядок!

Павел попытался закрыть дверцы антресолей, но у него ничего не получилось. Как он их ни захлопывал, они тут же распахивались и покачивались, издевательски поскрипывая.

– Ну что ты там возишься! Воткни снова в щель то, что их держало.

– Не влезает, слишком толстое.

– Так разверни пополам, будет потоньше.

Павел послушно развернул, но теперь оказалось слишком тонко. Павел попытался сложить по-другому.

– Алиция! – сказал он вдруг со странной интонацией в голосе. – А ты знаешь, что это?

– Не знаю и знать не хочу, – нетерпеливо ответила Алиция. – Видно же, что какая-то бумажка. Может, кусок газеты.

– Нет. Это конверт. Какое-то письмо. Нераспечатанное.

Алиции было не до того, она как раз заканчивала очистку подошвы моей туфли.

– Чего пристал? Видишь, некогда. Сложи втрое, если вчетверо слишком толсто, и закрой, наконец, дверцы, меня раздражает их скрип. Иоанна, ты не возражаешь, если вот тут, по канту, останется немного красного?

– На туфле пусть остается, – я отобрала у Зоси кусок ваты. – Разреши, кожу с собственного лица я сама себе сдеру.

– Алиция! – заорал Павел, видя, что до нас не доходят его слова. – Это письмо тебе! Нераспечатанное!

До Алиции наконец дошло.

– Скажите пожалуйста! – удивилась она. – Письмо. Что оно там делает? От кого?

– Не знаю, адресата нет.

– Ну и не надо! Ради бога, закрой, наконец, дверцы и слезай, столько еще дела! – сердилась Зося.

– Ну вот, теперь и я приклеилась! Павел, и в самом деле закрепи дверцы письмом, как было, и слезай. Иоанна, замучилась я с твоей юбкой. Может, выкрасишь ее в красный цвет, и дело с концом?

– Ага. И блузку. И жакет. Да и туфли тоже, зачем тогда ты их оттирала? Раз уж все красное… Интересно, из чего вы сделали эту адскую смесь?

– Из краски с клеем… – начала было Алиция, но Павел ее перебил:

– …и я должен был разлить ее у порога. Мы хотели, чтобы он вляпался и оставил следы… – Павел наконец воткнул сложенный вчетверо конверт в щель, кулаком прихлопнул дверцы и слез с табуретки.

– Он так надоел мне со своей ловушкой, что я вспомнила об этой краске, – продолжала Алиция, дергая на мне юбку. – Послушай, ты бы ее сняла, можешь переодеться, вот халат. Хотя нет, ведь у тебя еще руки…

– …и ноги, – огорченно дополнила Зося.

– Мы хотели сделать так, чтобы следы были заметны, – с воодушевлением излагал свою идею Павел, – и чтобы не очень легко стирались…

– Ничего не скажешь, у вас отлично получилось.

– Мы добавили в краску клей и хорошенько перемешали…

– Павел! Сколько раз повторять – берись за пол! – Зося решительно воткнула ему в руку большой кусок ваты. – Не хватает еще, чтобы эта Хербертова аристократка тут к чему-нибудь приклеилась! Да не там, куда ты пошел? Здесь, в кухне, вытирай! И в прихожей! И около сортира. Там, где Иоанна наследила.

– По всему дому успела, – ворчал Павел.

– Очень трудно было смешивать, – жаловалась Алиция. – Как я ни старалась, немного вылилось на пол. И я тут же приклеилась. Тогда я поставила банку на полку… Нет, банку я поставила на стол, а на полку – миску. Я хотела подмешать еще немного клея, но тут банка упала. Размазывалось все по-страшному, ну мы и решили оставить все как есть до утра, посмотреть, будет ли дальше пачкаться или засохнет. А потом они пошли спать, Я тоже легла, и вот тут свалилась миска, сначала на меня, а с меня на пол. Я пыталась стереть с себя краску, но лишь больше измазалась, ну, чистое наказание, вроде этой краски все больше делалось, плюнула я на нее и вообще ушла из комнаты. А в западню попалась ты. Какого черта ты вообще полезла в окно?

– Ключи забыла. Думала, вы спите, не хотела вас будить.

– И в самом деле тебе это удалось.

От всех нас потребовалась каторжная работа, чтобы по крайней мере по квартире можно было передвигаться без риска влипнуть в краску. Свою измазанную одежду я подбросила к куче с грязным постельным бельем из комнаты Алиции. Какое счастье, что сумка мне мешала и я оставила ее на террасе! Хоть она уцелела. Ох, в недобрый час придумала я «все красное»…

* * *

Хлопоты по приготовлению изысканного и в то же время свойского ужина по-польски отнимали у нас все силы. Дел было невпроворот, и они множились как кролики весной. Херберт со своей Анной-Лизой должны были прибыть к семи. К этому времени нам предстояло не только доварить бигос, но и как следует проветрить квартиру. Капустный запах был прочно закреплен вонью растворителя. Алиции пришлось купить еще одну бутылку, ибо утром обнаружилось, что надо отчистить от краски и диван, на который меня силком заволокли, и дверь в Алициной комнате, о которую я опиралась в изнеможении. Особенно нас беспокоил благоухающий диван. Зося безуспешно пыталась забить запах краски то с помощью спирта, то духов, то кофе. И каждый раз, обнюхивая мягкую мебель после очередной операции, с горечью убеждалась, что ничто не помогает.

Павла огорчало другое:

– Жалко, что в диване не было клопов, все до одного бы повымерли.

– И в самом деле, гости подумают, что я тараканов морила. Надо что-то придумать. В такую атмосферу я гостей не пущу, – волновалась Алиция.

Я предложила испробовать лук. Если пропитать диван луковым соком, все остальные ароматы померкнут. Или чесноком…

– Спятила! Вот уж лук будет совсем невыносим! – запротестовала Зося.

– Это чеснок совсем невыносим, а лук может пахнуть вполне аппетитно. Сделаем на ужин салат из помидоров с луком, гости подумают, что пахнет от салата.

– Так ведь на диване мы будем кофий пить, – скептически заметила Алиция. – Кофе с луком, это, знаешь ли…

В итоге, после всех процедур, наш диван по запахам смело мог конкурировать с любым восточным базаром. Правда, с базаром, на котором только что провели дезинфекцию. Капуста давно отступила на дальний план. Мы устроили в доме сквозняк, пооткрывав все окна и двери. Павел стоял над благоухающим диваном и обмахивал его газетами. Все готовящиеся к вечеру блюда мы обильно сдабривали луком для оправдания атмосферы. По инерции Алиция чуть было не заправила им и мороженое.

Ценой неимоверных усилий нам все-таки удалось уложиться с подготовкой к семи часам. По счастливому стечению обстоятельств Херберт и Анна-Лиза были сильно простужены. Нам здорово повезло! Поначалу они вроде сделали несколько попыток что-то разнюхать своими сопливыми носами, но вскоре от этих попыток отказались и производили впечатление людей, вполне свыкшихся с нашей атмосферой.

Ужин проходил в очень приятной обстановке. Гости в бигосах совершенно не разбирались, поэтому искренне нахваливали наш и с аппетитом его уничтожали. Некоторые затруднения возникли лишь к концу ужина. Борьба со смрадой отняла у нас слишком много сил, и мы не успели накрыть стол в гостиной. Кофе, сливки, десерт, пирожные, чашки, блюдца все еще находились в кухне, и надо было их перебазировать на длинный журнальный столик у дивана в гостиной. Проблема заключалась в том, как перебазировать. Большой обеденный стол, за которым мы сидели, в разложенном состоянии полностью преграждал выход из кухни. Передавать упомянутые выше предметы над головами гостей нам представлялось не очень аристократичным.

– Зося, через ванную и ту комнату, – вполголоса произнесла Алиция, не прекращая оживленного разговора с Хербертом на тему о наследстве.

Задернув небрежным жестом занавеску, отгораживающую кухню, Зося скрылась с кофейником в дверях ванной. Отвлекая внимание Анны-Лизы, я втянула ее в разговор о модах на французском языке и пнула под столом Павла. Тот незаметно смылся из-за стола, и я краем глаза увидела, как в противоположных дверях он принимает от Зоси кофейник и кофейный прибор. Поскольку Алиция не могла их видеть и волновалась, я успокоила ее:

– Порядок. Зося накрывает на стол.

– Скажи ей, что свечи в сундуке, лежат сверху.

Полностью разделив отрицательное мнение Анны-Лизы в том, что касается теперешней моды на юбки, я ухитрилась передать Павлу информацию о свечах.

– Все на столе, не хватает только десерта, – отрапортовал Павел, садясь на свое место непринужденно и вполне великосветски. Теперь встала я.

– Занимай гостей, а десертом мне надо заняться самой.

По знаку, данному мною, Алиция переместила гостей к журнальному столику, ни на минуту не прекращая занимательнейшего разговора о наследстве. За мороженым она достигла своей цели: Херберт сам, по собственной инициативе выразил желание заняться этим делом.

Окольными путями – через ванную, уборную, коридорчик и соседнюю комнату – на стол поступали недостающие угощения, конфеты и пирожные. Бодрящий аромат кофе смешался с крепким запахом дивана. Херберт и Анна-Лиза принялись подозрительно часто чихать.

За кофе выяснилось, что я уже довольно хорошо понимаю датский язык. Передав аристократическую даму Зосе, я подсела к Алиции, чтобы послушать, о чем это можно столько времени так оживленно болтать. Оказалось, они с Хербертом вспоминали то время, когда мы с Алицией еще жили в доме родителей Херберта на площади Святой Анны.

– Сейчас родители стали наводить порядок в доме, – рассказывал Херберт Алиции, – и на чердаке обнаружили твои вещи.