Исторические портреты

Большинство служилого дворянства и гражданской администрации также было на стороне Годуновых. Последние много лет бесконтрольно управляли приказами и ведали, как сейчас говорят, кадровой политикой. От Годуновых зависело назначение дворянина на службу, присвоение очередного звания, пожалование поместьями и вотчинами и т. д.

Только благодаря позиции московских стрельцов и служилого дворянства борьба за власть после смерти Фёдора обошлась без крови.

Однако оппозиция Борису была достаточно сильной. Мы привыкли к марксистским догмам о классовой борьбе, роли народных масс и т. д. Увы, сии догмы абсолютно не применимы к событиям 1598 года. Социальные программы Бориса Годунова и его противников не имели различий, а точнее, ни та, ни другая сторона не предлагала народу никаких изменений в жизни. Соответственно, беднейшие слои населения сами по себе не были заинтересованы в борьбе за престол. А оппозиция Годунову состояла из титулованной и старомосковской знати, небольшого числа представителей администрации во главе с дьяками Щелкаловыми и части московского духовенства, недовольной Иовом. Соответственно, за представителями знатных родов стояли их дворяне, боевые холопы и различная челядь. Оппозиция привлекала в свои ряды простых граждан подкупом, а также распространением различных слухов, компрометирующих Годуновых. Об убийстве царевича Дмитрия пока ещё и речи не было, зато вовсю муссировался слух об отравлении Борисом царя Фёдора.

Союз Годуновых и Романовых фактически распался. Часть Романовых сомкнулась с оппозицией Борису, но старательно держалась в тени. Сторонники Романовых распускали слухи о том, что Фёдор на смертном одре завещал престол Фёдору Никитичу Романову. Однако эта версия была столь далека от истины, что в 1598 году ни сами Романовы, ни кто-нибудь из оппозиции не рискнули высказать её где-либо публично. Эта „липа“ предназначалась лишь для недалёких и неинформированных людей, говоря языком того времени — для черни.

И дело не в том, что оппозиция боялась сказать о завещании царя Фёдора. На московских площадях в лицо Борису князья и бояре говорили и не такое. Просто тут было легко уличить оппонента во лжи. А вот спустя 15 лет, когда большинство ведущих политиков уже умерли, а у народа в голове всё перемешалось, об этой „липе“ заговорили публично.

Забыв старые обиды, Богдан Бельский вместе с Фёдором Ивановичем Мстиславским, при поддержке Романовых, выступил с предложением посадить на трон „царя“ Симеона Бекбулатовича. Кстати, сей „царь“ был женат на Настасье Ивановне Мстиславской, родной сестре Фёдора Ивановича. Но, как уже говорилось, эта кандидатура была более чем спорной, и от неё пришлось отказаться. Себя же Фёдор Никитич Романов предложить не рискнул, а других кандидатов попросту не было.

Кто-то из оппозиции выдвинул идею о передаче всей полноты власти Боярской думе. Сразу же после отъезда царицы Ирины в монастырь дьяк Василий Щелкалов вышел к собравшемуся в Кремле народу и потребовал присяги Боярской думе, но услышал в ответ: „Не знаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу“. Когда же дьяк объявил, что царица в монастыре, то раздались голоса: „Да здравствует Борис Фёдорович!“ Вот здесь мы в первый раз слышим глас народа. Население Москвы категорически против боярской власти, которая неизбежно приведёт к анархии и междоусобице.

Историки могут сколь угодно долго спорить о деталях избрания Бориса царём, но ясно одно — его избрали по воле всей России. Пусть Годунов не был Рюриковичем, пускай у него не было таланта полководца, пусть он был суеверным и лживым, но ему не было альтернативы. Желать боярского правления или опереточного татарина могли только корыстные люди. А избрание Годунова обеспечивало ещё и бескровный переход власти. Ведь власть переходила не от одного правителя к другому, а просто менялся титул правителя с сохранением всех его функций.

Сразу после смерти царя Фёдора по городам Московского государства были разосланы грамоты от имени патриарха с требованием послать выборных людей в Москву на Земский собор. Первое заседание собора состоялось 17 февраля 1598 года.[16]

Документы собора дошли до нас почти полностью. Однако как раз обилие документов привело историков к разночтениям и, соответственно, к разным их толкованиям. Нет даже единства в числе участников собора. Н. М. Карамзин насчитал 500 избирателей, С. М. Соловьёв — 474, Н. И. Костомаров — 476, В. О. Ключевский — 512, а современная исследовательница С. П. Мордовина — более 600.

По мнению автора, дело в том, что в разные дни заседаний присутствовало разное число членов собора (посмотрите вечером по телевизору заседание Государственной Думы — сколько там пустующих мест!). Видимо, были и споры, кого из приехавших представителей городов считать полноправными представителями, а кого — нет. Даже если предположить, что какие-то документы собора были позже скорректированы, всё равно собор 1598 года был правомочным и легитимным.

По данным С. М. Соловьёва, на соборе из 474 человек 99 были духовными лицами, 272 человека — бояре, дворяне и дьяки, 33 человека — выборные от горожан, 7 стрелецких голов, 22 купца, 5 старост гостиных сотен и 16 представителей чёрных сотен.

Согласно официальным документам, собор открылся речью патриарха, который заявил, что после смерти царя Фёдора предложено было царство царице Ирине, но та не согласилась, и тогда просили её благословить брата, просили и самого Годунова. Борис также отказался, и тогда отложили дело на 40 дней, до приезда выборных. „Теперь, — говорил Иов, — вы бы о том великом деле нам и всему освящённому собору мысль свою объявили и совет дали: кому на великом преславном государстве государем быть?“ И, не дождавшись ответа, продолжал: „А у меня, Иова патриарха, у митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и у всего освящённого вселенского собора, у бояр, дворян, приказных и служилых, у всяких людей, у гостей и всех православных христиан, которые были на Москве, мысль и совет всех единодушно, что нам, мимо государя Бориса Фёдоровича, иного государя никого не искать и не хотеть“. На что советные люди громко ответили: „Наш совет и желание одинаково с твоими, отца нашего, всего освящённого собора, бояр, дворян и всех православных христиан, что неотложно бить челом государю Борису Фёдоровичу и, кроме его, на государство никого не искать“.

После этого на соборе началось перечисление прав Бориса Годунова на престол: „Царь Иван Васильевич женил сына своего, царевича Фёдора, на Ирине Фёдоровне Годуновой, и взяли её, государыню, в свои царские палаты семи лет, и воспитывалась она в царских палатах до брака. Борис Фёдорович также при светлых царских очах был безотступно ещё с несовершеннолетнего возраста, и от премудрого царского разума царственным чинам и достоянию навык. По смерти царевича Ивана Ивановича великий государь Борису Фёдоровичу говорил: божиими судьбами, а по моему греху, царевича не стало, и я в своей кручине не чаю себе долгого живота; так полагаю сына своего царевича Феодора и богом данную мне дочь царицу Ирину на бога, пречистую богородицу, великих чудотворцев и на тебя, Бориса. Ты бы об их здоровье радел и ими промышлял. Какова мне дочь царица Ирина, таков мне ты, Борис, в нашей милости ты всё равно, как сын. На смертном одре царь Иван Васильевич, представляя в свидетельство духовника своего, архимандрита Феодосия, говорил Борису Фёдоровичу: тебе приказываю сына своего Феодора и дочь Ирину, соблюди их от всяких зол. Когда царь Фёдор Иванович принял державу Российского царства, тогда Борис Фёдорович, помня приказ царя Ивана Васильевича, государское здоровье хранил, как зеницу ока, о царе Феодоре и царице Ирине попечение великое имел, государство их отовсюду оберегал с великим радением и попечением многих, своим премудрым разумом и бодро-опасным содержательством учинил их царскому имени во всём великую честь и похвалу, а великим их государствам многое пространство и расширение, окрестных прегордых царей послушными сотворил, победил прегордого царя крымского и непослушника короля шведского под государеву высокую десницу привёл, города, которые были за Шведским королевством, взял. К нему, царскому шурину, цесарь христианский, салтан турецкий, шах персидский и короли из многих государств послов своих присылали со многою честию. Всё Российское царство он в тишине устроил, воинский чин в призрении и во многой милости, в строении учинил, всё православное христианство в покое и тишине, бедных вдов и сирот в крепком заступлении, всем повинным пощада и неоскудные реки милосердия изливались, святая наша вера сияет во вселенной выше всех, как под небесем пресветлое солнце, и славно было государево и государынино имя от моря и до моря, от рек и до конец вселенной“.

В субботу, 18 февраля 1598 года, и в воскресенье, 19-го, в Успенском соборе в Кремле торжественно служили молебны, чтобы Бог даровал православному христианству по его прошению государя царя Бориса Фёдоровича.

20 февраля, в понедельник, после молебна патриарх с духовенством, боярами и множеством народа отправились в Новодевичий монастырь, где находились Борис и Ирина (инокиня Александра). Они со слезами молили Бориса принять престол, но получили отказ. Годунов отвечал: „Как прежде я говорил, так и теперь говорю: не думайте, чтоб я помыслил на превысочайшую царскую степень такого великого и праведного царя“.

Патриарх Иов опять призвал всех православных христиан на следующий день, во вторник, устроить празднество пречистой Богородице в Успенском соборе, а также по всем церквям и монастырям, после чего с иконами и крестами идти в Новодевичий монастырь. Иов призвал всех идти с жёнами и грудными младенцами и бить челом государыне Александре Фёдоровне и её брату, Борису Фёдоровичу, чтоб они оказали милость. Тут же Иов тайно договорился с духовенством о том, что если царица благословит брата своего на царство и Борис будет царём, то простить его и забыть, что он клялся в нежелании своём быть государем. Если же опять царица и Борис откажут, то отлучить Бориса от церкви и самим снять с себя святительские саны, сложить панагии, одеться в простые монашеские рясы и запретить службу по всем церквям.

21 февраля крестный ход двинулся к Новодевичьему монастырю. Навстречу ему, под звон колоколов, вынесли икону Смоленской Богоматери, за иконой вышел Борис Годунов. Он подошёл к иконе Богоматери и сказал громко со слезами: „О милосердая царица! Зачем такой подвиг сотворила, чудотворный свой образ воздвигла с честными крестами и со множеством иных образов? Пречистая Богородица, помолись о мне и помилуй меня!“ Борис долго лежал возле иконы и плакал, потом приложился к другим иконам, подошёл к патриарху и сказал ему: „Святейший отец и государь мой Иов патриарх! Зачем ты чудотворные иконы и честные кресты воздвигнул и такой многотрудный подвиг сотворил?“ Иов отвечал ему: „Не я этот подвиг сотворил, то пречистая Богородица с своим предвечным младенцем и великими чудотворцами возлюбила тебя, изволила прийти и святую волю сына своего на тебе исполнить. Устыдись пришествия её, повинись воле божией и ослушанием не наведи на себя праведного гнева господня“. В ответ Годунов только плакал.