Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

* * *

Нарождающееся крепостное право, насаждаемое верхами, напрямую связанное с его антиподом – широкомасштабным, произвольным, колонизационным процессом, развернувшимся в низах – это только одна из основных, но далеко не единственная причина грядущей Смуты. Каковы же были другие причины этой социально-политической и социально-экономической трагедии – Гражданской войны начала XVII века:

Династический кризис в России того времени – закономерен. Этот кризис свидетельствовал о необходимости создания и оформления новой (законодательной) системы преемственности власти. Эта проблема была только рождена той эпохой, временно разрешена на завершающем этапе Смуты (в 1613–1618 годах), но окончательное её решение принадлежит лишь концу XVIII века (1797 году).

С династическим кризисом напрямую были связаны чаяния древних княжеско-боярских родов и фамилий, стремившихся разделить власть с царём и этим ослабить усиливающееся самодержавие в свою пользу. Эта тенденция всё явственнее просматривалась уже со второй четверти XVI века. Она же привела и к кровавым расправам в период правления царя Иоанна Грозного, в том числе и к опричной политике. И это стало ещё одной важной причиной Смуты.

Дорогу боярско-княжеской элите, то рвущейся, то крадущейся к власти преградило более молодое и не менее сильное военно-служилое сословие – дети боярские и дворяне. Это сословие вступило в ожесточённую борьбу за своё влияние и положение у кормила государственной власти. Противоречия и усиление борьбы, нараставшие в отношениях между феодальной элитой и мелким военно-феодальным сословием, неотвратимо вели к Смуте.

XVI столетие породило новые военно-служилые сословия, среди которых наиболее активными и многочисленными были – казачество и стрельцы. Последние, по условиям своего социально-экономического положения были тесно связаны с посадским, торгово-ремесленным населением. В силу своего размещения у южных и восточных границ государства, а также более пассионарное казачество выступало самостоятельно, и потому наиболее последовательно и решительно. Пополнение рядов казачества, а также его социально-экономическая стабильность базировались на постоянном притоке беглых крестьян и посадских людей на окраины из центральных уездов России. В силу сохранения и консервации в социально-экономическом укладе жизни казаков элементов военной-демократии, казачество безоговорочно выступало противником закрепощения крестьян. Поэтому оно являлось и противником интересов всех феодальных сословий и, прежде всего, дворянства и детей боярских, заинтересованных в прикреплении крестьян к земле на новых, колонизируемых землях. Но если (как показала история) интересы казачества и боярства не совпадали никогда, то с дворянами-помещиками южных уездов России, казачество периодически находило компромиссы. Правда, компромиссы эти были кратковременны и, как правило, заканчивались кровопролитием. И всё это также подвигало Россию к Смуте.

На первый взгляд, в ходе Смутного времени никоим образом не проявились какие-либо этно-политические противоречия. Однако начальный этап Смуты явно связан с юго-западными уездами Российского государства. Вероятно, московским властям той эпохи хотелось верить и казалось, что многочисленное, военизированное и неспокойное население отдалённых, юго-западных Черниговских, Гомельских, Новгород-Северских, Путивльских земель – те же самые подданные Московского царя, как и все остальные. Казалось, что это такое же по своему этническому составу русское население, как где-нибудь у большой Засечной Черты – у Серпухова, Калуги, Тулы, Рязани или даже южнее – у Белгорода, Воронежа, Козлова, Тамбова, Саранска, Симбирска. На юге и юго-востоке это было действительно так или похоже на то. Но на юго-западе оказалось не так, и даже совсем не так. Многовековое нахождение этих земель в составе Великого княжества Литовского-Русского не прошло бесследно для западнорусского населения этих территорий. Несмотря на древнюю вражду Черниговщины и Северщины с Галицкой и Волынской землёй (Юго-Восточной Руси с Юго-Западной Русью) за овладение Киевом, их нахождение в составе одного государства – Великого княжества Литовско-Русского сблизило этнические группы этих земель. В течение XIV–XVI веков значительно нивелировались этно-культурные и этно-политические разногласия между элитами и населением этих древних регионов Русской земли. Отныне этническое самосознание западных русских обрело своё единство в рождении и становлении малороссийского козачества – «черкасов». А идеальным воплощением его стала «Запорижская Сичь», козачьи вольности и привелеи. Юго-Западные козачьи окраины и украины не желали мириться с нарождающимися крепостническими порядками Московского государства. Великороссы были для малороссов и даже для южных россиян «москалями». И, прежде всего, это происходило потому, что население этих Украин не чувствовало, не осознавало себя великорусским. Оно и не принадлежало к нему! Оно уже приобрело свою идентичность. Этнически оно хоть и являлось русским, но уже малороссийским и называло себя – козачеством. Так рождался и формировался многовековой великорусско-малороссийский антагонизм. И это – тоже одна из серьёзнейших причин Смуты, оказавшихся одной из самых устойчивых и репродуктивных.

Далеко не всё ладилось в этно-политическом устройстве и на востоке молодого Великорусского государства. В Среднем Поволжье против власти князей и бояр, против власти Шуйского поднялись в землях от Суры до Вятки многие «понизовые люди, мордва и черемисы». Уже в 1606 году «мордва, бортники, боярские люди и крестьяне, собрався, придоша ратью под Нижний Новгород». Однако им не удалось взять хорошо подготовленный к обороне Нижегородский кремль. В 1607 году в Сибири произошло восстание остяков, осадивших Берёзов. Но их смог отбросить от крепости русский гарнизон. В 1608 году отряды мордвы и марийцев вновь пытались захватить Нижний Новгород. Восстание развернулось на территории вплоть до Хлынова (Вятки). Московские воеводы сумели подавить восстание. В 1609 году остяки Берёзовского уезда готовили новое восстание во главе с княгиней кодских остяков Анной. Заговор был раскрыт, и вожди остяков были схвачены и казнены. Слухи о событиях в Москве волновали также вогулов и сибирских татар. Те желали, «чтобы быть им себе царством, как было при Кучуме царе». Местные воеводы с тревогой сообщали в Москву о всеобщей «шатости и измене». И главной проблемой здесь было то, что российская правящая элита ещё «училась» управлять формирующимся многонациональным Российским государством. (В полной мере эта наука была освоена лишь к середине XIX века). Но в тот период именно боярская элита, пробравшаяся, дорвавшаяся до власти в лице Василия Шуйского в силу своей политической ограниченности быстро привела страну к тому, что, сполна узрела картину общего расстройства государства.

Представители всех феодальных сословий, казачество, стрельцы являлись яркими носителями пассионарного начала в среде российского социума той эпохи. Но в то же время эти сословия не могли гарантировать какую-либо стабильность и перспективу развития российской государственности. Менее активно в ходе Смуты выступали все слои посадского населения, но это не означало, что народ российского посада был равнодушен к животрепещущим вопросам российской действительности и лишён пассионарности. Наоборот, посадский люд – становой хребет российской тягловой системы (основные налогоплательщики) выступал главным поборником государственной самостоятельности и политической стабильности России. Что же касается русского духовенства, особенно монашества, то оно являлось духовным ядром политической стабильности и самобытности Русской земли.

Начинающаяся Смута знаменовала и начало нового этапа в истории формирующегося великорусского суперэтноса, который приходится на исход XVI века. Этот этап, по мнению выдающегося отечественного этнолога и историка Л. Н. Гумилёва, определяется как пассионарный перегрев, который, то усиливаясь, то ослабевая, продолжался около 300 лет. Молодой великорусский суперэтнос был «непразднен», «тяжёл» Смутой. Но великие народы болеют великими потрясениями. Этот перегрев (акматическая фаза в истории этноса) ярко высветил и очертил мессианское предназначение России, её непредсказуемость и своеобразие, её вселенскую неповторимость.

Эпилог

На розвальнях, уложенных соломой,
Едва прикрытые рогожей роковой,
От Воробьевых гор, до церковки знакомой
Мы ехали огромною Москвой.
А в Угличе играют дети в бабки
И пахнет хлеб, оставленный в печи.
По улицам везут меня без шапки,
И теплятся в часовне три свечи.
Не три свечи горели, а три встречи —
Одну из них сам Бог благословил,
Четвертой не бывать, а Рим далече —
И никогда он Рима не любил.
Ныряли сани в черные ухабы,
И возвращался с гульбища народ.
Худые мужики и злые бабы
Переминались у ворот.
Сырая даль от птичьих стай чернела,
И связанные руки затекли;
Царевича везут, немеет страшно тело —
И рыжую солому подожгли.Осип Мандельштам, 1916