В землю Ханаанскую

Тут сильная страсть овладела воином, который был так осчастливлен словами своей возлюбленной. Он вскочил с места и опять протянул ей свои объятия, но она, как и в первый раз, отстранила его.

Затем Мирьям стала продолжать свой рассказ:

— Годы шли; мне уже минуло восемнадцать лет, и Суккот мне более не нравился. Мною овладела тоска и жизнь в этом отдаленном пограничном городе, среди пастухов и стад мне казалась невыносимою. Елеазар, сын Аарона, выучил меня читать, приносил мне книги с разными историями и песнями. Большая часть этих песен была сложена в честь языческих богов; но мне также случалось встречать и песни, сложенные в честь Бога Авраама, о котором моя мать говорила еще чаще под старость; с тех пор моим любимым занятием было размышлять об этих хвалебных песнях, и мне иногда казалось, что вот сейчас спустится светлый ангел или же покажется страшный демон. Из веселого ребенка я превратилась в мечтательницу; никого не было, кто бы предостерег меня; отец умер, а вскоре за ним сошла в могилу и мать; я жила со старою теткою Рахилью, что мне крайне не нравилось. Аарон, старший в нашем роде, перебрался к своему тестю Амминадаву, потому что доставшийся ему от отца нашего Амрама в наследство дом был ему слишком тесен, и брат отдал его мне. Также мои подруги избегали меня, потому что моя веселость исчезла, и, кроме того, я смотрела на них свысока, потому что умела слагать песни, а они не обладали этим даром. Но вот я приблизилась к девятнадцати годам; вечером, накануне дня моего рождения, о котором никто не подозревал, кроме Мильхи, Всевышний в первый раз послал мне вестника. Он явился в образе ангела и приказал мне приготовить все в доме как следует, потому что ко мне едет очень приятный и дорогой гость. Я поспешила домой и приготовила кушанье, вино и постель, одним словом все, что необходимо для принятия гостя. Наступило утро, прошел и полдень, но никого не было; так прошло дня два; но вот однажды перед заходом солнца я услышала сильный лай собак и вышла за дверь посмотреть, что случилось. Перед мною стоял высокий человек с седою бородою и такими же волосами, в измятом белом одеянии египетских жрецов. Собаки с визгом бросились от него прочь; я же узнала в новоприбывшем моего брата.

Наше свидание после долгой разлуки скорее испугало меня, чем обрадовало: Моисей бежал от преследования, потому что убил египетского надсмотрщика… Ты помнишь это? Трижды семь дней пробыл брат под моей кровлею, а так как у нас в доме никого не было, кроме глухой Рахили и меня, а Моисею нужно было скрываться, то мы по большей части все время оставались одни. Брат много говорил мне о Боге отцов наших, и я слушала его с большим вниманием. Он говорил также, что евреи избранный народ Божий. И тогда в первый раз зародилась во мне гордость, что я принадлежу к потомкам Авраама, каждый еврей мне был брат, а жены израильские — сестрами. Я поняла, как порабощали и мучили моих братьев. До того времени я, как слепая, не видела страданий моего народа, но Моисей открыл мне глаза и посеял в моем сердце ненависть к притеснителям моего народа и любовь к страждущим. В то время я положила следовать примеру моего брата и ожидать пока меня призовет Бог отцов наших. Мне не пришлось долго ждать, я скоро услышала голос Иеговы, говорившего со мной понятным мне языком…

Между тем умерла старая Рахиль. Я же, по приглашению Аарона и Амминадава, поселилась в их доме, но среди них я жила совершенно отдельною жизнью. Скамейка под тенью сикоморы стала как бы моим собственным владением. И здесь-то голос Иеговы повелел мне призвать тебя и дать тебе имя Иисуса Навина, что значит «помощью которого будет Иегова». Теперь ты больше не Осия, а Иисус Навин, согласно повелению Бога отцов наших, которое он передал тебе через свою пророчицу.

Тут воин, слушавший с большим вниманием речь Мирьям, прервал ее:

— Да, я должен повиноваться Всевышнему и тебе. Но чего только это мне будет стоить, о том не спрашивай. Ты мне рассказала все, что с тобой было до сегодняшнего дня, а только не упомянула о том времени, когда ты после смерти моей матери гостила у нас в доме в Танисе. Разве ты забыла, что произошло тогда? Неужели из твоей памяти изгладился тот вечер, накануне твоего отъезда, когда мы сидели на берегу моря и ты обещала быть моею женою? Неужели ненависть, поселенная Моисеем в твоем сердце, изгнала из него все другие чувства, даже и любовь?

— И любовь также? — спросила Мирьям и грустно посмотрела на него своими большими глазами. — О нет! Как я могла забыть то время, самое лучшее в моей жизни. Но только с того времени, как Моисей вернулся домой из пустыни по повелению Божию, чтобы избавить народ от рабства — это случилось три месяца после того, как мы с тобой расстались, — с тех пор я не знаю счета годам, новолуниям, дням и ночам.

— Значит, ты все забыла? — спросил Осия.

— Нет! — возразила Мирьям и снова посмотрела на него. — Любовь, зародившаяся с такою силою в сердце ребенка и не увядшая в сердце девушки, не должна исчезнуть; но если кто посвящает себя Господу… — Тут она вдруг остановилась, вытянулась во весь рост и, подняв глаза и руки к небу, воскликнула: — О, Всемогущий, Великий, Ты видишь мое сердце! Ты знаешь, почему Мирьям не считает времени, она ничего не желает, как только быть твоим орудием для ее народа, к которому также принадлежит и этот человек.

Во время этого воззвания, вырвавшегося из самой глубины сердца девушки, подул легкий ветерок, предвозвестник рассвета, и над головою Мирьям закачалась густая зелень сикоморы. Осия же смотрел на ее высокую величественную фигуру, полуосвещенную молодою зарею, занимавшеюся на востоке. Он понимал, что эта девушка, прежде чем высказать желания своего собственного сердца, думала о благе своего народа. И вот он подошел к ней и, взяв ее за руку, воскликнул:

— Наступил час, когда опять ты будешь знать счет времени и следовать желаниям своего сердца. Смотри, вот я, Иисус Навин, не Осия — вестник Господа; Он повелевает Своему народу, которого я хочу научиться любить так же, как и ты, идти в новое, лучшее отечество!

Глаза Мирьям сверкнули радостным блеском и она воскликнула:

— Ты пришел вести нас в землю, обещанную Господом Своему народу. О, Боже, как неизмерима Твоя милость! Он, он приближается как твой вестник.

— Он приближается, он уже здесь! — с воодушевлением сказал Иисус Навин.