Бог примет всех

— Как сказать, господин Кирилов, — ответил Варшавский. — Их восемь, нас двое.

— Неужели вы испугались, господин поручик?

— Нет, господин Кирилов, просто не хочется глупо умирать…

В комнате повисла тишина. Все смотрели на него. Варшавский открыл портсигар и, достав папиросу, закурил.

— Что вы предлагаете в этом случае?

— Проникнуть в вагон на ходу. Это первое. Во-вторых, усилить группу, как минимум на два человека. Все это, мы должны будем сделать до этой станции, — произнес Варшавский и ткнул пальцем в карту. — На станции всегда много народу и случае неудачи, нам из поезда просто не выбраться.

— Я должен согласовать ваши предложения с руководством подполья. Вы, наверное, и сами догадываетесь, что это вопрос не одного часа.

— Хорошо, господин Кирилов, мы подождем. У нас еще в запасе несколько часов.

Кирилов надел шляпу и направился к двери.

— Господа, — обратился Варшавский к присутствующим мужчинам, — нужно собираться. Проверьте оружие… Сбор через час у Черепанова.

***

Черепанов Сергей Леонидович был обычным путевым обходчиком. Работал он в этой должности уже не первый десяток лет. Дом его, находился недалеко от железной дороги и утопал в это время года, в зелени. Два года назад, его единственный сын погиб в бою под Царицыном от руки красного кавалериста и где сейчас его могила, Сергей Леонидович не знал. Рассказал ему об этом товарищ сына, который по ранению, вернулся домой. Через год после смерти сына, он схоронил жену, которая не могла перенести это горе. Каждое воскресенье он ходил в небольшую часовенку и молился за упокой убиенных воинов и за жену, с которой прожил около тридцати лет.

В тот вечер он был дома, когда в дверь кто-то осторожно постучал.

— Кто там?

Он подошел к двери и отодвинул в сторону засов. В комнату вошли четыре человека. Судя по их выправке, это были офицеры.

— Добрый ночи, — произнес один из них.

— Добрый, — нехотя ответил он. — Что вам нужно от меня?

— Да не тряситесь вы от страха, мы от Кирилова.

По лицу Черепанова пробежала едва заметная тень сомнения.

— Так и будем стоять или вы предложите нам присесть? — произнес все тот же человек.

Судя по всему, он был командиром этой небольшой группы офицеров.

— Нас интересует литерный состав. Мы хотим попасть на него. Скажите, где и как нам это сделать?

— Я не знаю, как это сделать. Поймите меня, я лишь путевой обходчик.

По лицу офицера пробежала тень гнева.

— Выходит вы смерились со смертью вашего сына. Он дрался геройски с большевиками и погиб, как герой. А вы выходит, испугались и смирились с режимом большевиков. Вот что делает время с людьми…. Вот сейчас у вас есть возможность отомстить за смерть сына, но вы, похоже, не желаете это сделать. Вам дороже селедка с хлебом, чем память о сыне. Тогда извините нас, мы просто ошиблись, рассчитывая на вашу помощь.

— Погодите, господа. На перегоне Бурдяева — Выселки составы, как правило, тормозят. Там крутой поворот и машинист из-за этого поворота не видит, что творится позади состава. Вы там легко сможете запрыгнуть на ходу в состав.

Варшавский пристально посмотрел на Черепанова. Под его взглядом, обходчик словно сжался в маленький серый комочек.

— Спасибо за помощь. А сейчас вы поедите с нами и покажете этот участок.

— Хорошо. Поехали.

Они вышли из дома и сели в бричку, которая ожидала их за углом дома. Извозчик ударил лошадь плетью и та, словно дремавшая до этого момента, дернулась крупом и понесла их в ночь. Минут через сорок, Черепанов велел извозчику остановить пролетку.

— Вот где-то здесь, господа, — произнес он. — Литерный состав не большой, всего пять или шесть вагонов. Вы должны успеть запрыгнуть, больше подобных участков нет. Приходит состав на станцию в три утра. То есть у вас всего чуть больше трех часов.

— Спасибо, — поблагодарил его Варшавский. — Надеюсь, вы доберетесь самостоятельно?

— Да, — ответил обходчик и, развернувшись, исчез в темноте.

— Господа, приготовьте оружие. Пленных не брать…

***

Тишину ночи разорвал гудок паровоза, который словно ножом прорезал темноту ночи и вынырнул из леса. Черепанов был прав, скорость состава была не столь большой, и им удалось без труда запрыгнуть на него. Евгений достал из кармана шинели револьвер и посмотрел на прапорщика, который держал в руках гранату.

— Ну, с Богом, прапорщик, — произнес он и, открыв дверь, направился вдоль вагона.

Варшавский знал, что ценности везут в шестом купе и поэтому, он сразу же направился именно туда. Он на какой-то миг остановился, увидев, что ему навстречу движется красноармеец с чайником в руке.

— Кто вы? — успел спросить он, прежде чем Евгений выстрелил ему в грудь.

Выстрел прозвучал так сухо, что его никто не услышал. Перешагнув через тело, Евгений открыл дверь купе. За столом сидело пять красноармейцев, которые пили самогон. Не говоря не слова, Евгений стал их расстреливать из револьвера. У Варшавского закончились патроны. Один из охранников вскочил с полки и попытался дотянуться до кобуры с револьвером. Поручик попятился назад, но в это время за его спиной грохнул выстрел. Охранник, схватившись за простреленную грудь, с грохотом повалился на грязный пол вагона.

— Спасибо, прапорщик. Вы спасли мне жизнь, — произнес Евгений. — Где еще двое? Их должно быть восемь человек!

Они пересчитали шинели, которые висели в купе. Их было восемью. Варшавский присел полку и посмотрел на прапорщика.

— Сейчас придут, — произнес он и стал снаряжать барабан револьвера патронами. Прошло минут пять, когда дверь купе широко раскрылась, и в ней показались двое красноармейцев. Евгений нажал на курок. Через мгновение все было кончено. Он поднял полку, под ней находилось три баула с ценностями.

— Берем и быстро уходим, — приказал он прапорщику.

Груз оказался довольно тяжелым. Они с трудом донесли его до тамбура.

— Зови на помощь! — приказал он прапорщику.

Тот быстро исчез за дверью. Через минуту в вагон вошли еще два офицера.

— Господа! В баулах, похоже, золото и камни. Думаю, что их нужно сбросить с поезда. Вслед за каждым баулом, прыгает кто-то из вас. Сейчас ночь и это очень опасно, можно разбиться или серьезно покалечится. Кто первый?

Первым вызвался прыгать прапорщик.

— С Богом! — произнес Варшавский и сбросил в темноту первый баул.

Вслед за ним спрыгнул прапорщик. Насколько был удачным его прыжок, тогда никто не мог судить.

— Теперь вы, Ульянцев.

Офицер перекрестился и посмотрел на Варшавского.

— С Богом! — произнес Евгений и положил свою руку на плечо офицера.

Вслед за баулом в темноте исчезла и фигура Ульянцева. Евгений посмотрел на оставшегося офицера.

— Григорий, твоя очередь.

— Может вместе?

— Нет и ты, знаешь почему. Так, что с Богом.

Григорий обнялся с Варшавским и шагнул к открытой двери, из которой доносился стук колес. Еще раз, взглянув на Евгения, он столкнул баул ногой и прыгнул. Оставшись один, поручик вновь вернулся в купе, в котором вповалку лежали убитые им красноармейцы. Он посмотрел на часы, до станции, было, еще минут сорок. Он прошел в тамбур и открыл дверь. В лицо ударил холодный ветер с запахом сгоревшего в топке угля. Он наклонился между вагонами и стал отцеплять вагон. Подняв голову, он увидел удаляющийся состав. Теперь настало его время. Он оттолкнулся и прыгнул.

***

Нина шла по улице, на которой еще валялись убитые. Кругом запекшаяся кровь, винтовочные и пулеметные гильзы. Дворники мели улицы, сжигая в кучах мусора обрывки каких-то бумаг и документов. Улицы города пусты, только редкие прохожие, по случаю большой надобности, выходят во дворы и стремятся, как можно быстрее скрыться от суровых глаз красноармейцев, которые прочесывали дом за домом в поисках махновцев. Проходя мимо одного из домов, Нина увидела, как из подъезда красногвардейцы вывели трех человек. Судя по их одежде и внешнему виду, один из них был офицер.

— Что остановилась? — спросил ее красноармеец и ударом штыка в грудь, добил раненного мужчину. — Давай, гражданочка, проходи.

Это бы сказано так обыденно, словно он добивал раненых каждый день. Нина вздрогнула, увидев около стены с десяток убитых мужчин и женщин. Похоже, их просто расстреляли у этой стены, так как она была вся в крови. Накануне, красноармейцы начали зачистку города от махновцев, которые стали попирать советскую власть в этом небольшом приморском городке. Руководила этой операцией Катерина.

— Красноармейцы! Сегодня решается судьба Советской власти в Крыму! Махновцы и белогвардейское подполье посчитало, что они могут творить здесь безвластие, подменять все государственные органы. Не бывать этому! Советская власть не для того освобождала Крым от этой белой сволочи, чтобы передать его бандитским частям батьки Махно. Сейчас от вас и только от вас зависеть, чей будет Крым — наш или батьки Махно. Вы помните, как мы поступали с офицерами и казаками, все правильно, мы их просто уничтожили. Так пусть же не дрогнет ваша рука и сегодня!

На окраине города завязался бой. Это передовые части Красной армии столкнулись с разъездом махновцев. Бойцы батьки ударили по наступающим красноармейцам из пулеметов. Красные цепи залегли.

— Подавите пулеметы, — приказала Катерина командиру полка. — Вы что не понимаете, как это нужно сделать. Где ваши броневики? Почему они не поддерживают наступающих бойцов?

— Махновцы окопались у жилых домов, можем зацепить мирных жителей, — ответил командир полка.

— Это война, а на войне жертвы неизбежны. Командуйте, а иначе…

Рука Катерины потянулась к кобуре. Командир полка развернулся и побежал в сторону ординарца, который придерживал коня под уздцы. Вскочив на коня, он галопом помчался к небольшому лесочку, где стоял броневики. Через несколько минут броневики двинулись в сторону пригорода, поливая перед собой из пулеметов. Этой атаке было достаточно для того, чтобы тачанки махновцев бросив позиции, рванулись в сторону города.

— Вперед! — закричала Катерина и, размахивая маузером, бросилась вперед.

Цепи красноармейцев, словно стали маленькие ручейки большой реки, стали растекаться по улицам и переулкам города. То там, то здесь слышались выстрелы, и трудно было понять, кто и в кого стреляет. Красноармейцы врывались в дома граждан, выталкивали из них мужчин, которых под конвоем вели к зданию исполкома. Тех, кто оказывал сопротивление, расстреливали прямо на месте.

Когда первые группы красноармейцев достигли центра города, с чердака одного из домов ударил пулемет. Бойцы сначала попятились назад, но под кинжальным огнем пулемета, бросились бежать. А пулемет все бил и бил, словно старался выплеснуть наружу все, что скопилось у пулеметчика за все время красного нашествия. Вскоре на площадь выкатил броневик. Он остановился, словно стараясь понять, что здесь происходит, а затем двинулся в сторону дома, из которого вел огонь пулеметчик. Броневик ударил по чердаку из своих пулеметов, заставив стрелка замолчать. Из парадного подъезда выскочил мужчина, одетый в офицерский френч и швырнул в бронированную машину гранату. Раздался сильный взрыв. Броневик окутался черным сначала черным дымом, а затем появились рыжие языки пламени, которые стали жадно пожирать металлический корпус машины.