Поручик Ржевский и дама с солонкой

Глава четвёртая, в которой герой наносит визит даме, а после визита проявляет доблесть в бою

Опытному участнику любовных баталий легко попасть даже туда, куда он официально не приглашён. Вполне достаточно, если его просто ждут. Вот почему Ржевский на подъезде к дому Тутышкиных велел Ваньке остановить сани в соседнем переулке и сходить на разведку – разузнать у дворни, что с «господами»: может, до сих пор отсыпаются после вчерашнего бала или уехали к кому-нибудь с визитом. Если же окажется, что Софья встала, оделась и никуда не уехала, значит, она ждёт.

Дом Тутышкиных – двухэтажный, розовый – прятался за глухим деревянным забором и чем-то напоминал барышню, которая закрывает лицо веером. Выглядело очень мило, но из-за этого заглянуть в окна с улицы и понять, чем заняты хозяева, было нельзя.

Тут-то и пригодился Ванька, который, словно заслуженный актёр, одевающийся для спектакля, неторопливо достал из-под своего сиденья старый зипун и большую шапку-треух, а из треуха – чёрную бороду на верёвочках, которую тут же деловито повязал, а затем так же деловито переменил зипун и головной убор.

Покончив с этим, Ванька направился к дому Тутышкиных и начал настойчиво стучать в ворота. Ржевский привычно наблюдал издали.

Наконец ворота приотворились:

– Чего стучишь? – послышался вопрос.

– Купи подкову, – выпалил Ванька, тут же доставая из-за пазухи названный предмет.

– Не надо мне твоей подковы, – раздалось в ответ. Судя по всему, невидимый собеседник уже хотел захлопнуть ворота, но Ванька не позволил, вставив между створками ту самую подкову.

– Купи. Она счастливая. От рысака Кагора. Лучший рысак моего барина! На бегах первые призы брал. Подкова счастливая!

Как обычно Ванька своей настойчивостью сумел сходу досадить собеседнику, поэтому в ответ прозвучало язвительное:

– Погоди. А где сам рысак, раз от него только подкова осталась? Сдох?

– Не, не сдох. Барин его пропил, – ответил Ванька, будто не заметив издёвки, и тут же достал свободной рукой из-за пазухи ещё одну подкову. – А это от другого рысака. Пуншем его звали. Она тоже счастливая, потому как Пунш везучий был конь: от погони нас с барином увозил не раз. Барин в трактире наестся, а если платить нет охоты, то говорит мне: «Пунша подавай». Я сразу иду запрягать, а как запрягу, то докладываю: «Пунш готов». Выходим мы неспешно на крыльцо и прыг в экипаж. Только нас и видели! Но Пунша барин тоже пропил. А ещё были Бальзам, Вермут, Мускат и кобыла Водка... Ах, какие лошади! Купи подкову. Или сразу две.

– Надоел ты мне со своим барином! – послышалось с той стороны ворот.

Ванька привычно начал изображать обиду:

– У меня-то – барин! А у тебя кто? Небось – тьфу, а не барин! Вот скажи мне: барин твой давно проснулся?

– Проснулся. И что? – прозвучало в ответ.

– Настоящий барин раньше полудня не просыпается, а в праздники, как сегодня, только к вечеру глаза продирает, потому как гуляет по-барски, – гордо произнёс Ванька.

Конечно, это были враки, но Ржевский в такие минуты всегда спрашивал себя, что из рассказа о «настоящем барине» Ванька подметил у своего барина, а что придумал ради красного словца.

– Твой-то, небось, ещё и в гости укатил! – продолжал распинаться «торговец подковами». – Вот мой барин в гости не ездит. Это к нему все ездят, а он решает, принимать али нет! А твой барин…

– Не уехал он никуда! – послышалось в ответ. – Дома. Нездоровится ему. Вчера на балу у самого губернатора был, так что про моего барина ты врёшь: мой барин тоже гулять по-барски умеет.

– Ну, может и умеет, – продолжал хорохориться Ванька. – А барыня как? Барынь настоящих тоже, знаешь ли, мало. Вот у нас барыня корсетом так утягивается, что рёбра трещат! После каждого бала целый день отлёживается. Настоящая барыня! А твоя небось корсет только для виду носит, а сама бегает, хлопочет целыми днями, как баба простая…

– С чего бы! – донеслось с той стороны ворот. – Уж не знаю, как наша барыня корсет затягивает, но только встать изволили поздно и только недавно отобедали.

– Ну ладно, – протянул Ванька. Он узнал всё, что следовало, поэтому только для виду спросил: – Подкову-то купишь?

– Иди отсюда!

Очевидно, Ванька убрал подкову, мешающую закрыть ворота, потому что створки с шумом захлопнулись.

«Ну, что ж. Разведка проведена», – подумал Ржевский. Теперь следовало решить, как проникнуть в дом, но у опытного участника любовных баталий всегда найдётся подходящий способ, уже опробованный. Например, можно купить даме какой-нибудь подарок и под видом посыльного, которому строжайше приказано доставить подарок лично, войти в дом.

Подарок должен быть такой, который не вызовет пересудов. Например, корзинка цветов. А чтобы не отказались принять, следует сказать, что цветы прислал какой-нибудь важный чин. Да хоть губернатор! Пускай дама гадает, зачем губернатору понадобилось присылать ей цветы. А как только «посыльный» с подарком падёт к её ногам, то откроет ей правду, и пусть дама сердится, если хочет. Главное, что поклонник уже рядом и его не так-то легко выгнать.

Ржевский уже предвкушал, как окажется возле Софьи, но оставалось одно затруднение. Где достать цветы? Зимой их продают весьма дорого, а поручик был стеснён в средствах. Но и эта преграда показалась вполне одолимой, когда Ржевскому вспомнилось кое-что о бале у губернатора – во время банкета на столах стояли живые цветы: «Значит, рядом с губернаторским дворцом, где-нибудь в саду есть оранжерея, как это и положено. Ни один дворец не может считаться таковым, если при нём нет оранжереи. А это в свою очередь значит, что в оранжерею можно проникнуть и нарвать цветов там. И за них не надо платить, если сделать всё тихо».

* * *

Ржевский полагал, что в сад губернаторского дворца придётся лезть через ограду, однако этого не потребовалось. Сад был открыт для всех желающих. Точнее, для всех, кроме простонародья, поэтому публика там подобралась изысканная – по расчищенным от снега дорожкам чинно прогуливались многие из вчерашних гостей бала.

Поручик предпочёл бы остаться незамеченным или, по крайней мере, неузнанным, поэтому поднял воротник шубы повыше и, стараясь ни к кому не приближаться больше, чем на двадцать шагов, начал высматривать оранжерею.

«Фортунушка, ты бы помогла мне, что ли», – мысленно попросил Ржевский и… о чудо! Лукавая богиня, которая, кажется, даже в мороз щеголяла в своём обычном, лёгком наряде, словно взяла поручика под руку и мягко повернула, заставив посмотреть в определённую сторону.

Безлистые деревья не могли скрыть небольшого одноэтажного здания, расположенного слева от дворца. Большие окна. Широкое крыльцо. Двустворчатые парадные двери. Над крышей – несколько печных труб, из которых вьётся белый дым.

Ржевский не был до конца уверен, что это оранжерея, но решил проверить и, поправив поднятый воротник шубы, прогулочным шагом направился в ту сторону. Два раза он останавливался, прячась за высокие деревянные ящики, в которые на зиму были заколочены парковые статуи. Затем оказался под сводом большой каменной лестницы, пристроенной сбоку дворца, по которой при желании можно было сойти со второго этажа прямо в сад. Поручик опасливо глянул вверх, не собирается ли кто совершить подобный променад, но тревога оказалась напрасной.

Одноэтажное здание, над которым вились печные дымы, приближалось. Даже стало возможным заглянуть в окна, ведь занавесок на окнах не было.

Внутри оказалось много зелёных растений, на одном из подоконников стояла лейка, на другом – ведёрко, из которого торчала небольшая лопатка. «Почти наверняка – оранжерея», – подумал Ржевский.

На крыльце кто-то успел натоптать, поэтому поручик с уверенностью взялся за дверную ручку и не ошибся – дверь оказалась незапертой. Он попал в комнату, мало отличную от обычной передней. В лицо пахнуло влажным теплом, запахом прелого листа и ещё чем-то. Справа и слева находились другие комнаты, уставленные горшками и кадками с деревцами, а прямо, в арке широкого дверного проёма виднелось большое помещение со стеклянными стенами и стеклянным потолком, наполненное какими-то лопухами и высокой травой. «Ну, точно – оранжерея», – подумал Ржевский.

Всё это, особенно стеклянная комната, выглядело многообещающе, ведь из передней обзор был неполный: цветы, подходящие для дамы, вполне могли оказаться в дальнем углу.

Поручик торопливо огляделся и прислушался, есть ли кто поблизости. Где-то жужжала муха и билась в стекло. Журчала вода. А затем послышался голос, наверняка принадлежащий старому садовнику.

– Ну, хватит топить, Аким. Хорош. И так жарко.

– Как скажешь, Пантелей Иваныч, – ответил молодой голос, а вслед за тем что-то громыхнуло. Наверное, печная дверца.

– Пойдём-ка лучше лианы подрежем, а то совсем разрослись, – сказал старый Пантелей.

Послышались шаги, поэтому Ржевский решил скрыться в комнате со стеклянными стенами. Но, как нарочно, садовник и его помощник направились именно туда.

Поручик спрятал голову под особо пышным лопухом и, сидя на корточках, наблюдал, как Пантелей и Аким вносят в комнату раскладную лестницу, чтобы поставить возле столба, сплошь опутанного вьюном.

– Пантелей Иваныч, – спросил Аким, – а есть в нашей ранжерейе какая-нибудь травка целебная, которая от холеры помогает?

– Чего? – спросил старик, доставая из корзинки, стоявшей у входа, садовые ножницы.

– У нас же тут много всякого растёт. И не только для барского развлечения, но и для лечения тоже. Вот я и подумал…

– А тебе зачем? – Старик опустил ножницы в карман фартука и начал медленно взбираться по лестнице.

– Так сказывают, что Федька-лакей от холеры помирает. Кабы нам тут всем не того…

– А ты больше слушай, что дураки-то болтают, – проворчал Пантелей, срезая лишние отростки вьюна и кидая вниз. – Нету у нас тут никакой холеры. Доктор сказал, что нету.

– А ты прямо сам слышал, Пантелей Иваныч? – не отставал Аким.

– Нет, – досадливо проговорил старик. – Внучка моя Машка у барыни в горничных. И Машка слышала, как барин барыне говорил, что не от холеры Федька помирает. А барину доктор сказал.

– А отчего ж Федька помирает?

Старый садовник, как раз начавший слезать по ступенькам, ответил не сразу, а лишь тогда, когда оказался внизу.

– Помоги-ка лестницу переставить, – сказал он.

– Пантелей Иваныч, так что доктор-то сказал? – допытывался Аким.

– Тихо, – пробурчал старик. – Тут дело серьёзное, подсудное.

– Как это «подсудное»?

– Доктор сказал, что Федька помирает от яда.

Аким ойкнул и перекрестился.

– А кто ж Федьку травил?!

– Да тихо ты! – прикрикнул Пантелей и продолжил приглушённо. – Доктор говорил, что не Федьку отравить хотели, а кого-то из барских гостей вчера, когда застолье было посередь бала.

«Надо же! Какие страсти!» – подумал Ржевский, а садовник продолжал:

– Кто-то тому гостю яд в еду подсыпал, но гость есть не стал. А за столом как раз Федька прислуживал. Понёс нетронутую тарелку на кухню да по дороге и умял почти всё, раз баре не едят. А вскоре после этого Федьке поплохело.

Если бы эти слова услышала Тасенька, она наверняка вообразила бы чёрт знает что. Например, что отравительницей могла оказаться Софья, которая солила еду в мужниной тарелке, и что в солонке была вовсе не соль.