Девочка, которую подключили

Да.

Попробуй сам, мужик. Ты — за консолью. Отсей аудиторию, как тебе надо: пол, возраст, образование, этническая принадлежность и так далее — и начинай, не промахнешься. Когда обратная связь теплеет, выдай им еще такого же. Тепло — теплее — горячо! Попал в яблочко — тайный зуд под их шкурами, мечта их сердец. Тебе не нужно знать, как это называется. Держа руку на контроле входа, глазами считывая показатели отклика, ты можешь превратить их в богов… или кто-нибудь проделает то же с тобой.

Но Дельфи, проходя через порты размагничивания и реле поля и бросая первый свой взгляд на внутренности этих камер, видит только радуги. Следующими ей на глаза попадаются надвигающиеся на нее команды визажистов и техников и отсчитывающие повсюду миллисекунды таймеры. С тропическим бездельем покончено. Она теперь — в гигадолларовом мейнстриме, у раззявленной воронки неиссякаемого шланга, гонящего звук и изображение, плоть и кровь, всхлипы и смех, и сны о реальности в счастливую голову всего света. Крошку Дельфи раздадут по дешевке в миллиард домов в лучшее эфирное время и ничего не оставят на волю случая. Работа!

И опять Дельфи оказывается способной. Разумеется, это на самом деле Ф. Берке где-то там под Карбондейлом проделывает все, что нужно, но кто вспомнит об этом остове? Уж конечно, не сама Ф. Берке: она и слова не произнесла собственными губами за последние месяцы. Дельфи даже не помнит просыпаясь, что видела ее во сне.

Что до самой мыльной оперы, не бери в голову. Сериал идет так давно, что никто уже не разберет, какой у него сюжет. Пробный эпизод Дельфи связан с вдовой и потерей памяти брата ее умершего мужа.

Паника разражается, когда эпизод Дельфи проскакивает по мировому шлангу и начинают поступать первые отклики. Ты угадал, конечно. Сенсационно! Как ты бы сказал, они ИДЕНТИФИЦИРУЮТ СЕБЯ.

На самом деле в отчете значится что-то вроде «ПодкожПер» с серией процентов, означающих, что Дельфи заклинивает на себе не только всех и каждого с Y-хромосомой, но и женщин, и всех, кто между ними. Это — сладчайший сверхъестественный джек-пот, один на миллион.

Помнишь, была такая Харолу? Секс-штучка, никто не спорит. Но откуда озлобленные домохозяйки в Гари и Мемфисе знают, что эта соблазнительная богиня с белыми волосами и сумасшедшими бровями — их дочурка? И пишут Джейн любящие письма, предупреждая, что их дорогие мужья недостаточно хороши для нее? Почему? Аналитики ВКК тоже не знают, но они представляют, что делать, когда такое случается.

(А в своем птичьем убежище старый инфант замечает это без помощи компьютеров и задумчиво глядит на свою невесту во вдовьем трауре. Возможно, чувствует он, неплохо было бы ускорить завершение его ученых трудов.)

Возбуждение достигает и берлоги под Карбондейлом, где Ф. Берке подвергают двум медицинским обследованиям в неделю и где заменяют хронически воспаленный электрод. Няня Флеминг получает ассистентку, которая занята не столько уходом, сколько интересуется дверями доступа и идентификационными наклейками.

А в Чили крошка Дельфи получает повышение в виде нового дома среди резиденций звезд и личный микроавтобус, который по воздуху носит ее на работу. Для Хопкинса — новый компьютерный терминал, и хорек с седьмого уровня занимается только графиком Дельфи и ничем больше. А чем же забит график?

Вещами.

И тут начинаются неприятности. Ты, наверное, тоже увидел их приближение.

— Что она о себе возомнила, что она, черт побери, представитель потребителей? — отеческий лик мистера Кэнтла в Карбондейле перекашивается.

— Девочка расстроена, — упрямо отвечает мисс Флеминг. — Она верит в ваши сказки о том, что будет помогать людям, демонстрируя хорошие новые продукты.

— Это действительно хорошие продукты, — автоматически бросает мистер Кэнтл, но гнев его уже под контролем.

— Она говорит, что от пластика у нее появилась сыпь, а от светящихся таблеток кружится голова.

— Господи милосердный, она не должна их глотать, — возбужденно вставляет доктор Тесла.

— Вы ей сказали, что она будет их использовать, — настаивает мисс Флеминг.

Мистер Кэнтл напряженно соображает, как подать эту проблему юнцу с лицом проныры. Что там было? Курица, которая несет золотые яйца?

Что бы ни сказали на седьмом уровне, в Чили виновные продукты исчезают, а в матрице Дельфи в базе данных ВКК появляется новый символ, который обозначает приблизительно Балансовое Сопротивление по Индексу. А это, в свою очередь, значит, что жалобы Дельфи будут терпеть и учитывать до тех пор, пока Поп-Отклик на нее остается выше определенной отметки. (Что случится, если отклик упадет ниже, нас не волнует.)

Вон она под шипящими лазерами в камере голозаписи, подготовленной для съемок несчастного случая на ленте тротуара.

— Мне кажется, этот телоподъемник не безопасен, — говорит Дельфи. — Он оставляет на теле такие смешные синие следы. Гляньте, мистер Виэр.

Она изворачивается, чтобы показать эксперту по акупунктуре, где крепится пакет минигравитации, дающий столь восхитительное ощущение невесомости.

— Так не держи его включенным, Ди. С твоим телом… Осторожно, лентопротяжка… начинается синхронизация.

— Но если я не буду его носить, это будет нечестно. Ему нужен еще один слой изоляции или еще что-то, разве вы не понимаете?

— Я обязательно им скажу, — бормочет мистер Виэр. — А теперь слушай, когда ты делаешь шаг назад, нагнись вот так, чтобы его было видно, понимаешь? И держи так до счета два.

Дельфи послушно поворачивается, и сквозь дымку ее взгляд наталкивается на пару незнакомых темных глаз. Она щурится. Довольно молодой человек стоит в одиночестве, очевидно, ждет своей очереди занять камеру голозаписи.

Дельфи к тому времени привыкла, что молодые люди смотрят на нее с самыми разными и странными выражениями лиц, но она не привыкла к тому, что видит здесь. Ее будто ударяет током — эти серьезные глаза что-то знают. Тайны.

— Глаза! Глаза, Ди!

Она механически движется сквозь рутину съемок, украдкой бросая взгляды на незнакомца. Он смотрит в упор. Он что-то знает. Освободившись, она застенчиво подходит к нему.

— Ходишь по краю, котенок, — голос сверху холодный, а внутри — жар.

— Что вы имеете в виду?

— Охаиваешь продукт? Помереть хочешь?

— Но это неправильно, — объясняет она. — Они просто не знают, а я знаю. Я его носила.

Его невозмутимость поколеблена.

— Ты не в своем уме.

— О, они поймут, что я права, когда проверят, — снова объясняет она. — Просто они очень заняты. Когда я им скажу…

Он смотрит в милое лицо-цветок. Его рот открывается, закрывается:

— Что ты вообще делаешь в этой клоаке? Кто ты?

— Дельфи, — ошарашено отвечает она.

— Пресвятой Дзен!

— В чем дело? Пожалуйста, скажите, кто вы?

Но надвигается ее свита, уводит ее, кивая незнакомцу.

— Простите, что задержались, мистер Ах-ах, — говорит сценаристка.

Он что-то бормочет. Но слова теряются в шуме, когда конвой поторапливает ее к засыпанному цветами микроавтобусу.

(Слышишь, как заводится со щелчком невидимое зажигание?)

— Кто это был? — спрашивает Дельфи у парикмахера. Парикмахер, работая, приседает, мерно сгибая и распрямляя колени.

— Пол. Ишем. Третий, — отзывается он и кладет расческу в рот.

— Кто это? Не понимаю.

Он что-то бормочет с расческой в зубах, имея в виду: «Шутишь?». Потому что здесь, посреди анклава корпорации ВКК, такой вопрос может быть только шуткой.

На следующий день взгляд Дельфи упирается в мрачное, затененное тюрбаном полотенца лицо, когда она и паралитик сериала отправляются в гидромассажный бассейн.

Она смотрит.

Он смотрит.

И на следующий день тоже.

Бедный старый Ишем-старший. Нельзя не пожалеть человека, который так ценит порядок: когда он зачинает детенышей, генетическая информация, как ни крути, передается древним обезьяньим путем. Вот перед тобой счастливый карапуз с резиновым утенком, а не успеешь оглянуться, это уже огромный здоровый незнакомец, чужак с неясными эмоциями, который к тому же якшается Бог знает с кем.

А молодой Пол Ишем — тот еще фрукт. Он все схватывает на лету и умеет выражать свои мысли, и душа у него нежная. Он жаждет деятельности и вместе с друзьями задыхается от возмущения, глядя на тот мир, какой создали их отцы. Пол без труда вычислил, что дом его отца — множество особняков, и что даже компьютеры ВКК не в состоянии соотнести все со всем. Он выкапывает приходящий в упадок проект, в общем и целом сводящийся к чему-то вроде Спонсирования Маргинального Творчества (команда вольных стрелков, «открывшая» Дельфи, работала по такому же гранту). А через него, как выясняется, предприимчивый юнец по фамилии Ишем может урвать внушительный ломоть мощностей студий голозаписи ВКК.

И вот он со своей небольшой бандой здесь, в самой глубине грибофермы, снимает и гонит шоу, которое никакого отношения к Дельфи не имеет. Оно построено на сногсшибательных техниках съемки и выбивающих из колеи искажений, чреватых социальным протестом. Самовыражение андеграунда, если хотите.

Все это, разумеется, небезызвестно его отцу, но пока не привело ни к чему большему, кроме как к углублению тревожной складки на лбу Ишема-старшего.

Пока Пол не состыковывается с Дельфи.

К тому времени, когда папа узнает об этом, невидимые самовоспламеняющиеся вещества уже дают взрыв, и во все стороны несутся энергоснаряды. Потому что Пол, понимаешь ли, это настоящее. Он видит сны и мечтает. Он даже читает — к примеру, «Зеленые особняки»[05]. И он плакал навзрыд, когда негодяи сжигали Риму заживо.

Услышав, что в мыльных операх ВКК блистает какая-то новая киска, он фыркнул и забыл. Он занят. Он никогда не связывал ее имя с маленькой девочкой и ее идиотским обреченным протестом в камере голозаписи. Эта странно наивная маленькая девочка.

И она подходит и смотрит на него, и он видит Риму, потерянную Риму, заколдованную девушку-птицу, и его не прошитое проводами человеческое сердце заходится и звенит.

А Рима оказывается Дельфи.

Тебе нужна карта? Гневная озадаченность. Отрицание диссонанса: Рима — проститутка, а в роли сутенера — ВКК-Мой-Папочка. Бред, быть того не может. Шатание у бассейна, чтобы убедиться в мошенничестве… темные глаза бьют в голубые, обмен обрывочными фразами в странной пустоте… ужасающая трансформация образа: Рима-Дельфи в щупальцах моего отца.

Нет, карта тут не нужна.

И для Дельфи тоже, потому что это девушка, которая любит своих богов. Теперь она уже видела вблизи их божественную плоть, слышала, как их неискаженные усилителями голоса окликают ее по имени. Она играла в их игры, носила их гирлянды. Она даже сама стала богиней, хотя не верит в это. Не думайте, она не растеряла иллюзий. Она все еще полна любви. Просто какая-то сумасшедшая надежда на…

По правде говоря, все это можно опустить, когда маленькая девочка встречает Мужчину на дороге из желтого кирпича. Настоящего живого мужчину, сжигаемого гневным состраданием и благородно обеспокоенного человеческой справедливостью, который протягивает к ней настоящие мужские руки и — ба-бах! Она всем сердцем отвечает на его любовь.