Том 2. Роковые яйца. Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1924–1925 гг.

И началось все с бытового недоразумения. «Вечная кутерьма, вечное безобразие», «какое-то неописуемое безобразие», в результате которого перепутали адреса с яйцами: профессору вместо змеиных грудами везли «эти проклятые куриные яйца», а Рокку вместо груды куриных привезли только три ящика яиц. Конечно, это у Рокка вызвало недоумение. Ведь он за месяц хотел возродить куриное хозяйство республики, а тут всего лишь три ящика... Но захлопотался, сомнение не удержалось в его голове. И все пошло своим чередом.

Бушующий от ярости профессор, у которого все было готово «для каких-то таинственных и опаснейших опытов» («лежала полосами нарезанная бумага для заклейки дверей, лежали водолазные шлемы...»), но у него не было змеиных яиц, которых он ждет уже два месяца, и благодушный Рокк, спокойный в своей самоуверенности, ничуть не подозревающий в своей наивности, что дело, от которого он столько ждет, неумолимо ведет его к гибельной катастрофе — вот два полюса в развитии сюжетных перипетий.

Стремительно развиваются события, и как различны люди, которые занимаются в сущности одним и тем же делом: готовятся испробовать «луч жизни» на яйцах. Персиков тщательно готовится к проведению опытов, наглухо закрыты двери, опробованы скафандры, проверено действие газа на обыкновенных жабах («Пустишь струйку — мгновенно умирают»). Доцент Иванов советует Персикову обратиться в ГПУ и попросить у них электрический револьвер, который «бьет бесшумно и наповал». Все готово, все предусмотрено, обо всем есть договоренность: ведь предстоит сложнейший опыт. Но вот досада: нет нужных яиц.

У Рокка тоже идет работа, установили камеры в оранжерее, получили яйца. Три ящика несколько удивили, но работа закипела: «Это не Москва, и все здесь носило более простой, семейный и дружественный характер». В опыте принимал участие сам Рокк, его жена Маня, бывший садовник бывших Шереметевых, охранитель и уборщица Дуня. Сладостное благоговение испытывают все эти новоявленные экспериментаторы при виде яиц огромных размеров. Рокк радуется: «Заграница... Разве это наши мужицкие яйца... Все, вероятно, брамапутры». Только на мгновение задумался Рокк, не понимая, почему яйца оказались грязными. По телефону он сообщил профессору, что яйца «в грязюке какой-то», спрашивал нужно ли их мыть. Мог ли профессор предполагать, что по ошибке Рокку попали не «курьи» яйца, а яйца земноводных и голых гадов, которые вот уже два месяца ждет он сам для своих опытов. И то, что Рокк принял за «грязюку», было естественной окраской их.

Только спустя несколько дней, когда события уже принимали трагический оборот, профессор получил «свой» заказ, но то опять были куриные яйца: «Они ваш заказ на змеиные и страусовые яйца переслали в совхоз, а куриные вам по ошибке», — разрешил загадку Иванов.

А в это время в районе Смоленска творилось «что-то чудовищное»: Рокк вывел змей вместо кур, а эти змеи дали такую же самую «феноменальную кладку, как лягушки». Змеи двинулись на Москву. Ничто не могло их остановить. Гибель грозила всему государству. Притихла Москва. Началась безумная паника. Людям нужно было понять все происходящее. Найти причину страшной катастрофы, которая стремительно и неумолимо надвигалась на Москву. Все кончилось тем, что яростная толпа растерзала профессора Персикова, «мирового злодея», посчитав его причиной всех своих бед и несчастий.

Столкновение невежества и гения закончилось в пользу ординарности, не способной к открытиям. И, когда уходят гении, начинается будничная, обыкновенная жизнь.

В критической литературе Персикову повезло... Прототипами его называют разных ученых, от всемирно известных Тимирязева и Павлова до мало кому известного профессора Тарновского, статистика-криминалиста, с которым Булгаков познакомился благодаря Любови Евгеньевне, она-то и называет его прототипом Персикова. Кроме того, называют известного патологоанатома Абрикосова, ученого Северцова, «московским биологом профессором А. Г. Гурвичем сделано изумительное открытие...»

А в марте 1925 года Булгаков закончил третью повесть, над которой давно работал, а записал ее в январе — марте... Вот что его беспокоит... Пожалуй, эта повесть была особенно дорогой Булгакову, потому что ему не приходилось сдерживать фантазию, а успех первых двух только окрылял его вдохновение. Но успех ли? Вскоре появились отзывы в печати... Ничего хорошего критики не сулили Булгакову. Так и получилось на самом деле.

Это издание стало возможным благодаря Светлане Викторовне Кузьминой и Вадиму Павлиновичу Низову, молодым и талантливым руководителям Замоскворецкого филиала Финист Банка, благодаря директору производственно-коммерческого предприятия «Регитон» Вячеславу Евграфовичу Грузинову, благодаря председателю Совета Промстройбанка, председателю корпорации «Радиокомплекс» Владимиру Ивановичу Шимко и председателю Правления Промстройбанка Якову Николаевичу Дубенецкому, благодаря генеральному директору АО «ИММ» Михаилу Владимировичу Баринову, оказавшим материальную помощь издательству «Голос», отважно взявшемуся за это уникальное издание.

Виктор Петелин