Такова его последняя воля

— Один на один, — твёрдо повторил Люпин. Бернард перестал рыться в раковине и посмотрел на него с подозрением.

— А откуда мне знать, — начал он с притворной вежливостью, — что вы здесь не для того, чтобы воспользоваться моей наивностью и продать мне фальшивые квартиры в Милане? Или убить меня в моей постели?

— Ну ты же сегодня уже проснулся живым, — услужливо подсказал Мэнни.

— И ты же всё равно большую часть времени проводишь за своим столом и в Милан уж точно не поедешь, — заметила Фрэн.

— Да, да, большое вам спасибо за помощь, не звоните нам, мы сами вам позвоним. Нет, мы не можем поговорить один на один! Я хочу, чтобы эти двое были здесь и в случае необходимости послужили мне живыми щитами.

— Мистер Блэк, — проговорил Люпин, пристально глядя на него, — уверяю вас, я действую только в ваших интересах, и в данный момент в ваших же интересах любезно попросить ваших друзей выйти на несколько минут в соседнюю комнату. Кроме того, — добавил он, доставая из кармана пиджака бутылку, — пожалуйста, считайте это символом моих добрых намерений.

Бернард схватил бутылку и посмотрел на этикетку. Его лицо стало непроницаемым.

— Хорошо, — сказал он, махнув рукой в сторону Фрэн и Мэнни, — вы слышали этого человека. Уходите! Кыш!

Они неохотно прошли в главную часть книжного магазина.

Бернард наконец нашёл зажигалку в открытой коробке из-под хлопьев и закурил сигарету, глядя на Ремуса так, словно он лично оскорбил его друзей, его любимого котёнка, его дорогую старую седовласую мать и вообще всю его большую семью.

— По какой бы причине вы сюда ни пришли, — пробормотал он, — ответ — «нет».

* * *

Ремус вздохнул. Он, конечно, не думал, что всё пройдёт как по маслу, но не ожидал, что мужчина перед ним окажется настолько невосприимчивым к мирным, разумным и взрослым дискуссиям. Это определённо был тот самый человек, так как он узнал магическое клеймо на огневиски, но, наверное, он жил слишком долго как маггл. Такая изоляция и скрытность могут оказать слишком сильное влияние на его психику (правда, несколько дней спустя Ремус пришёл к выводу, что избегание любого магического контакта на самом деле не оказало абсолютно никакого влияния на Бернарда; его особая разновидность мизантропии была на сто процентов естественной).

— Итак, вы утверждаете, — Бернард сжал кулаки, видимо, пытаясь придать себе угрожающий вид, — что я, возможно, унаследовал целую кучу золота и дом, а если действительно унаследовал, то вы хотите, чтобы я отдал всё это какому-то обезображенному шрамом пятнадцатилетнему подростку с комплексом героя?

— Гарри Поттеру, — терпеливо повторил Ремус, хотя и несколько менее вежливо, чем в предыдущие пять раз. — Как долго, вы сказали, вы живёте в мире магглов, мистер Блэк?

— Я такого вообще не говорил, мистер Люпин. И я не уверен, что верю в эту маленькую историю, в эту вашу удобную выдумку. Я думаю, что нет никакого «Гарри Поттера». Я думаю, что вы, сэр, мошенник. Мошенник! Нигерийский принц с доступом в интернет!

— Гарри Поттер, ради всего святого! Как вы могли о нём не слышать? Спаситель волшебного мира? Напоминает хоть что-то? Он победил Волдеморта… — проговорил Ремус и увидел, как Бернард вскочил и опрокинул стул. — О, я вижу, о нём вы, по крайней мере, наслышаны.

— Мерлин! Совершенно незачем произносить это имя вслух! — воскликнул Бернард. Ремус, профессор и оборотень, понял, что Бернард хочет его отвлечь, глубоко вздохнул и отважно попытался вернуть разговор к чему-то, приближающемуся к актуальной проблеме.

— Смотрите, мистер Блэк. Если вы хоть немного знакомы с тем, Кого-Нельзя-Называть, вы, конечно, понимаете, что всё возможное, что можно сделать, чтобы его остановить, должно быть сделано.

— Разумный довод, сэр, но, по-моему, сюда как-то не вписывается то, что я просто так отдаю кому-то большие деньги.

Ремусу стало ясно, что в «Списке ста самых безнадежных дел во вселенной» обращение к чувству долга Бернарда Блэка, вероятно, находится где-то в первой двадцатке. Ниже, например, предложения Волдеморту добровольно сдаться или пойти к Дамблдору и за чашкой чая поговорить о своих чувствах, но определённо выше, скажем, поиска пары для обнаруженного в стиральной машине странного одинокого носка.

— Мистер Блэк, нам нужно, чтобы вы официально отказались от всех претензий на наследство Блэков. Мы бы предпочли, чтобы вы сделали это добровольно, — Ремус сделал паузу, давая Бернарду время осознать сказанное. — Если вы будете так любезны, мы будем вам очень признательны. Возможно, настолько признательны, что вы получите денежное вознаграждение. Средства Ордена это позволяют. А если тот человек доберётся до дома номер двенадцать на площади Гриммо, который вы собираетесь унаследовать, вашу безопасность ни там, ни здесь никто не сможет гарантировать. Даже Орден.

Повисла пауза.

— Замечательно, — наконец хмыкнул Бернард.

Ремус достал кусок пергамента и перо.

— Мне нужно ваше имя.

— Бернард.

— Ваше полное имя.

— Бернард Блэк.

— Ваше полное имя, пожалуйста.

— Это моё полное имя. Сначала идёт «Бернард», потом «Блэк». Очень просто.

Ремус положил перо на стол и посмотрел Бернарду прямо в глаза, а этот взгляд всегда был не для слабонервных.

— Мистер Блэк, — начал он тем же тоном, который заставлял весь его гриффиндорско-слизеринский пятый курс смиренно сесть и написать эссе о саламандрах, вместо того чтобы заколдовывать друг друга под партами, — вы серьёзно пытаетесь солгать мне, что ваши родители — отец Месартхим и мать Цейбхфионна — назвали своих детей Виндемиатрикс, Пульхеррима, Денебола и… Бернард?

Бернард что-то угрюмо пробормотал себе под нос.

— Прошу прощения?

— Бетельгейзе, понятно?

— Что «Бетельгейзе»?

— Бетельгейзе. Людвиг. Теребеллум. Полар. Борегар. Блэк. — В каждом слове звучала глубокая, глубокая обида.

— Спасибо. — Ремус записывал имена, а Бернард угрюмо наблюдал за ним.

— Раз уж вы так много знаете о моей семье, почему бы вам не побеспокоить их вместо меня? — спросил он. — Почему госпожа Удача, как всегда, плюнула именно мне на голову?

— Вы единственный нормальный чистокровный Блэк. Все остальные либо женаты не на тех, либо мертвы, — коротко ответил Ремус, аккуратно складывая пергамент и пряча его в карман. — А теперь у меня есть портключ, так что если вы…

— Эй, подождите минутку, Спиди-гонщик, — испуганно проговорил Бернард, взмахнув зажжённой сигаретой, — я никуда с вами не поеду!

— Вы же только что сказали…

— Но вы же не говорили, что мне придется куда-то ехать! Почему вы не можете просто сделать то, что задумали, здесь?

— Потому что я недостаточно квалифицирован, чтобы осуществить официальную юридическую процедуру. Мне нужно отвезти вас к кому-нибудь знающему.

— Ну так скажите ему, чтобы он пришёл сюда. Я никуда не поеду. Слуги будут сплетничать, дети будут тосковать. Мне придётся отказаться от молока…

— Человек, к которому я вас отвезу, — это Альбус Дамблдор. И мне всё равно, — Ремус поднял руку, чтобы Бернард не перебивал его, — слышали ли вы о нём, читали ли его биографию или пережили с ним короткий, но страстный роман в восемьдесят втором году, но он не может приехать сюда. Я не знаю, почему вы решили жить отдельно от магического мира, но, поверьте мне, если Альбус Дамблдор будет замечен посещающим маггловский книжный магазин без уважительной причины, когда он должен управлять школой, а также помогать вести битву против Тьмы, магический мир придёт к вам достаточно скоро. И мы так же, как и вы, хотим, чтобы нам не задавали лишних вопросов.

Бернард хотел что-то возразить, но промолчал и, кажется, принял решение.

— Я хочу взять с собой друзей.

— Вы имеете в виду тех, с кем я у вас познакомился? Вы не можете. Они же магглы.

— Это очень травмирующий для меня опыт. Мне нужна моральная поддержка. И если я оставлю их здесь одних в магазине, они сожгут его или продадут, или принесут много-много восхитительных книг по ароматерапии или что-то в этом роде. Если я не смогу взять их с собой, я никуда не поеду. Кроме того, они уже знают обо всём этом.

— Вы рассказали им, что вы маг? Вы же знаете, что это противоречит Статуту о секретности!

— Я им ничего не рассказывал.

— Тогда как… — Ремус замолчал, когда Бернард взял со стола сковородку и, не оборачиваясь, швырнул её через плечо в занавеску, отделявшую кухню от книжного магазина. Она ударилась обо что-то твёрдое с глухим стуком, и раздался мучительный крик боли. Все ещё глядя на Ремуса, Бернард протянул руку и отодвинул занавеску, чтобы показать Фрэн и Мэнни, которые явно подслушивали.

— Раньше они не знали, — сказал он, смакуя каждое слово, — но теперь знают. Мэнни, сложи в саквояж мой дорожный жилет и мои лучшие гетры. Фрэн! Сигареты! Бухло! У нас небольшой отпуск.

* * *

Все остальное было ещё одним странным событием в событиях Второй магической войны, и, поскольку о нём мало кто знал, оно так и не попало в учебники истории. Все документы были подписаны в трёх экземплярах, имущество Сириуса было унаследовано почти без проблем. Гарри получил наследство, а Бернард получил достаточное количество галеонов, чтобы продержаться на дешёвом вине по крайней мере следующие две недели.

Фрэн и Мэнни сначала занервничали, когда им сказали, что, вероятно, им придётся немного подкорректировать память, как только их путешествие закончится, а потом оба умоляли позволить им волшебным образом забыть всё. Мэнни чувствовал, что знание о мире, к которому он действительно принадлежал, но не мог в нём остаться («Это моя духовная родина, Бернард! Я нашёл свой народ!») было, в конечном счете, слишком болезненным, чтобы с ним жить. Фрэн же хотела обо всём забыть, потому что её травмировал вид Мэнни в обычной хогвартской тоге из чайного полотенца. А домовые эльфы Хогвартса потом много лет с нежностью вспоминали о кратком визите того, кто был, как они рассуждали, домовым эльфом, который каким-то образом застрял в человеческом теле и любил у камина рассказывать о своём мастерском владении шваброй.

Когда спустя пару лет в магазине появился молодой человек с волосами совсем чуть менее растрёпанными, чем у хозяина, и, как несколько раз упоминала Фрэн после его ухода, «глазами, похожими на прозрачные озёра жидкого изумруда», Бернард поначалу был склонен прогнать его пинком и бессердечным смехом.

— Ремус рассказал мне о вас, и я подумал, что раз уж мне эта чёртова штука не нужна, а она, похоже, неуничтожима, то, может быть, вы захотите оставить её себе. На память о семье. Или ещё что-то в таком духе.

Бернард был слегка разочарован, когда оказалось, что это не лондонский особняк, а портрет какой-то ужасной старой гарпии, на лице которой застыло выражение злобы, ярости и удивления.

— Когда мы случайно упомянули, — объяснил парень, — что настоящий последний сын благородного и древнейшего дома Блэков бросил магию и работает в маггловском книжном магазине, она просто… замерла. Она больше не двигается, так что если кто-нибудь из магглов и увидит её, то не заметит ничего необычного.

Они оба посмотрели на страшное лицо на портрете.