Generation Икс

* * *

– Ну-с, Дег, – потянувшись к его бумажным пакетам, начинаю я. – Что ты мне привез?

– Руки прочь! – огрызается Дег, но быстро добавляет: – Терпение. Пожалуйста. – Порывшись в пакете, он что-то сует мне в руки. Я даже не успеваю рассмотреть, что это. – Un cadeaur pour toi.

У меня в руках свернутый старинный ремень, на котором бисером вышито: «Большой каньон».

– Дег! Это просто класс! Настоящие сороковые.

– Я так и думал, что тебе понравится. А теперь для mademouselle… – Сделав пируэт, Дег что-то протягивает Клэр: баночку из-под майонеза «Мирэкл Вин» с отодранной этикеткой, наполненную чем-то зеленым. – О, это лучшее из того, что есть в моей коллекции.

– Миллион благодарностей, Дег, – глядя на нечто, напоминающее гранулы растворимого кофе оливкового цвета, произносит Клэр. – Но что это? Зеленый песок? – Она показывает склянку мне, потом встряхивает ее. – Ну и задачка: это нефрит?

– Нет, не нефрит.

ИНТЕРЬЕРНЫЙ СНОБ:

лицо, испытывающее навязчивую потребность жить в «клевой» обстановке. Культовые объекты – черно-белые художественные фотографии в рамках (работы Дианы Арбус – одни из любимых), простая сосновая мебель, матово-черные продукты высокой технологии: телевизор, стерео, телефоны; галогеновые лампы, стул или стол в стиле пятидесятых, в вазе – свежие цветы с незнакомыми названиями.

ЯПОНСКИЙ МИНИМАЛИЗМ:

стиль в оформлении жилища, который обычно предпочитают лишенные корней, постоянно меняющие место работы молодые люди.

Гадкие мурашки пробегают уменя по спине.

– Дег, уж не в Нью-Мексико ли ты это добыл, а?

– Очень тепло, Энди. Так ты знаешь, что это?

– У меня предчувствие.

– Ну, сообразительный ты наш.

– Кончайте прикалываться и расскажите, что это за чертовщина? – Спрашивает Клэр. – У меня уже скулы свело от того, что я должна все время улыбаться.

Я прошу у Клэр позволения взглянуть на подарок; она протягивает мне баночку, но Дег пытается ее перехватить. Похоже, коктейль начинает действовать.

– Надеюсь он не радиоактивный, а, Дег?

– Радиоактивный?! – взвивается Клэр. Дег от неожиданности вздрагивает, роняет склянку, и та разбивается. В мгновение ока бесчисленные стекловидные зеленые бусины разлетаются, как злющие осы из гнезда, рассыпаясь повсюду – скачут по полу, закатываются в щели, под обивку дивана, в кадку с фикусом – повсюду.

– Дег, что за чертовщина!? Убирай теперь все это. Чтобы духу их в моем доме не было!

– Это тринитит, – мямлит даже не обескураженный, а скорее удрученный Дег. – Он из Аламогордо, где провели первое ядерное испытание. Жар был такой силы, что переплавил песок в новую субстанцию. А эту баночку я купил в магазине дамской одежды, в отделе сопутствующих товаров.

– Боже! Это плутоний! Этот кретин притащил в мой дом плутоний! Теперь здесь все заражено. – Она задохнулась. – Я больше не могу здесь жить! Придется переезжать! Мой маленький, любимый домик… я живу в радиоактивном могильнике… – Клэр в своих танкетках мечется как курица, ее бледное лицо раскраснелось, но она сдерживается из последних сил, чтобы не обвинить во всем быстро увядающего Дега.

Довольно неуклюже я пытаюсь изобразить глас рассудка:

– Успокойся, Клэр. Взрыв был почти пятьдесят лет назад. Эта фигня уже безвредна…

– А пошел бы ты со своей безвредностью, мистер Всезнайка. Ты же сам в нее не веришь! Прям такой ты наивный – да никто не верит правительству. Это дерьмо – смерть на ближайшие четыре с половиной миллиарда лет.

Дег, полусонный, мямлит с кушетки:

– Не кипятись, Клэр. Бусины свое наполовину отжили. Они чистые.

– А ты, до того, как весь мой дом не будет обеззаражен, не смей даже обращаться ко мне, исчадие ада. А пока я поживу у Энди. Спокойной ночи.

Она вылетает из комнаты, словно тепловоз на полном ходу, оставляя Дега почти в коматозном состоянии на кушетке – он погружается в лихорадочный, полный бледно-зеленых кошмаров сон. Привидятся ли кошмары Клэр – мне неизвестно, но в этом бунгало ей уже не спать спокойно.