Гость

Алина Горделли
Гость

Гулкий бой часов на Ливерпульской ратуше возвестил час дня. Минни охнула и прибавила шагу, зачем-то все же сверившись с элегантными часиками, болтавшимися на тонком запястье, подарком Артура. Вот выбралась в кои веки ненадолго пройтись по магазинам, и припозднилась! Как бы теперь не опоздать к обеду. Мальчики вернутся из школы с волчьим аппетитом, да и педантичный Артур любит, чтобы все было во время. Раз обедаем в два часа, значит так тому и быть.

Правда кухарке даны все необходимые распоряжения, и она прекрасно справляется со своими обязанностями. Минни так загляделась на витрины, что занесло ее достаточно далеко от дома, и назад, даже быстрым шагом, меньше чем за полчаса никак не добраться. А ведь надо еще успеть принять душ и переодеться к обеду! Абы как у них дома не обедали: непременно в красивом наряде и костюме при галстуке.

Обед у Ростронов представлял собой торжественное действие, место обсуждения событий, обмена мнениями между членами семьи. Причем дети с малолетства становились полноценными участниками этого процесса. Так было заведено Артуром с самого начала. Он считал, что обед, в отличие от торопливого завтрака и полусонного ужина, — это ежедневная консолидация семьи, а семья для него была центром вселенной. Вернее, одним из ее полюсов, который уравновешивал другой полюс — океан. Этому равновесию ее муж придавал огромное значение в своей жизни, таким образом, вроде бы покоившейся на двух китах.

Минни хихикнула от удачного сравнения.

И даже в отсутствие Артура, что иногда составляло девять месяцев в году, Минни неукоснительно следовала этой традиции, немного ее корректируя только тогда, когда бывала в гостях или на сносях. Ей казалось, что таким образом она привязывала мужа к дому, ворожила его скорое и благополучное возвращение из рейса.

Педантичность капитана Артура Рострона была легендарной, но он все же старался оставлять ее на корабле и не тащить домой. Два полюса его жизненного пути были четко отделены друг от друга невидимой ватерлинией, и это создавало особое притяжение каждому из них. Он с удовольствием уходил в рейс и с не меньшим удовольствием из него возвращался.

Минни благодарно вздохнула: какое счастье, что, наконец-то, завершилась эта страшная бесконечная война. Казалось, она длилась не четыре, а сорок четыре года, поглощая человеческое счастье, планы, надежды, пожирая и калеча людей. Сколько бессонных ночей провела она за эти бесконечные годы Великой войны, как и многие другие жены, матери, сестры и невесты, горячо молясь Провидению о возвращении домой любимого человека! Воображение то и дело рисовало ей погруженный во мрак закамуфлированный корабль и притаившиеся в темной, враждебной волне акульи морды подводных лодок.

Да, ее семье здорово повезло! Столько кораблей затонуло вместе с командой и пассажирами. Вспомнить хотя бы несчастную «Лузитанию»! Пассажирский флот, на который адмиралтейство и военное ведомство возложили тяжелое бремя транспортировки сухопутных войск из Британии и Канады в средиземноморье, понес огромные потери и кораблями, и человеческими жизнями. Именно за ними охотились подводные лодки! А вот Военно-морскому флот, которому в сухопутной войне, в общем-то, и делать было нечего, остался почти невредимым.

Один за другим погибали, тяжело болели и уходили в оставку, не выдерживая нечеловеческого напряжения, капитаны «Кьюнарда» и «Белой Звезды».

Но капитан Артур Генри Рострон самым невероятным образом выходил живым и невредимым из всех передряг, столкновений с подводными лодками и артиллерийских обстрелов. И не только сам, но и его корабли, офицеры, команда и пассажиры. За все четыре года войны он не потерял ни единого человека! И возвращался домой неизменно подтянутый и улыбающийся, вроде бы и не с «арены боевых действий», а из средиземноморского круиза.

У Минни от гордости заблестели глаза.

Артур Рострон закончил войну капитаном «Мавритании» — флагмана «Кьюнарда» и самого быстроходного судна в мире. Поговаривали, что Рострона должны вот-вот представить на звание Коммандера Британской Империи — всего одной ступенькой ниже Рыцарского звания. Поговаривали, что и до Рыцаря ему рукой подать. А еще, шепотом и округлив глаза, добавляли, что Рострон-мол заговоренный, избранник Провидения, ему и море по колено.

Минни слегка улыбнулась. Пути Господни неисповедимы! Одно она знала совершенно точно, — то, что была замужем за неординарным человеком.

Но для Минни главная награда была в другом: ее мужу, перед возвращением в гражданский флот дали целых три месяца отпуска: невиданная роскошь! Не урывками, считая несказанной удачей уловить недельку в месяц, а целых девяносто дней общения, семейных пикников, посещения театра и кино, гостей, веселья, вобщем — счастья! И еще девяносто ночей… Прижиматься к его худощавому, но мускулистому телу, чувствовать его нежные настойчивые руки на груди, на бедрах, видеть эти невозможные восторженные бирюзовые глаза так близко! Прошлой ночью они никак не могли оторваться друг от друга и даже опоздали к завтраку. Мальчики, как всегда, деликатно сделали вид, что ничего не заметили.

Минни почувстовала, как ее округлые смуглые щеки заливает краска. Она украдкой стрельнула глазами по сторонам. Ей казалось, что ее мысли, как радиопередачу, только что вещали по всему Ливерпулю.

Смущенно поправив и так безупречно сидевшую модную шляпку, Минни ускорила шаг. Быстро застучал по мостовой кокетливый дамский зонтик.

Они с Артуром действительно жили по распространенной поговорке «душа в душу». Между ними с самой же первой встречи установилась какая-то незримая духовная связь. Минни иногда представляла ее себе в виде тончайшей на вид, но крепкой как канат, звенящей серебрянной струны. Она была совершенно уверенна в преданности мужа, и ни минуты не сомневалась в его верности. Несмотря на двадцать лет брака и четверых детей, они не только не пресытились, но так и не насытились друг другом. Конечно же частые расставания сыграли здесь не последнюю роль, но Минни тешила себя мыслью, что они действительно были теми пресловутыми половинками, о которых поют в итальянских операх и английских опереттах.

Тешила, потому что крохотное сомнение, даже и не ревность — как можно ревновать человека к прошлому, да еще до встречи с ней, Минни, — все же иногда проникало в ее сердце. Она ли, Минни, главная женщина всей жизни Артура Рострона, или та — его первая потерянная любовь?

Минни знала о Люсиль Бланшар.

Кристально честный, Артур не желал оставлять никаких «скелетов в шкафу» и рассказал ей про свою первую несчастливую любовь еще до их с Минни свадьбы. Далось это ему нелегко: он боялся потерять доверие Минни, разочаровать ее. Но Минни выслушала исповедь жениха стоически. В конце-то концов, не могла же она быть первой женщиной у тридцатилетнего моряка. А тому, что брезгливый чистюля Рострон не ходил по злачным заведениям, она поверила сразу же.

Артур Рострон был первым учеником, беззаговорочным лидером и президентом ливерпульской школы морских кадетов. Той самой, знаменитой, лучшей в Европе, как утверждали британцы. Несмотря на худощавость, ему не было равных в физической силе и выносливости. На экзаменах по навигации, метерологии, химии, физике, математике он получал только высшые баллы. Но, как и у всякого человека, ахиллесова пята у молодого Рострона все же нашлась — французский язык! Читал он бегло и тексты понимал, но вот мычать и грассировать у него никак не получалось.

В течение всех трех лет обучения в кадетском корпусе, Артур всячески избегал французского, благодаря правилу, которое позволяло сдавать три техничских, вместо одного гуманитарного предмета. Но на выпускных экзаменах французский было не обойти, и Артур не на шутку разволновался. Один из преподавателей посоветовал ему взять несколько частных уроков фонетики у француженки, по имени Люсиль Бланшар, молодой вдовы английского моряка. Ее жених трагически погиб в море, а Люсиль осталась в Ливерпуле, так как во Франции у нее родственников не было, и зарабатывала уроками. Это была миловидная миниатюрная брюнетка с большими черными улыбчивыми глазами. Ей было уже тридцать пять, но выглядела она десятью годами младше.

Артур направился в живописный и уютный маленький коттедж Люсиль с учебниками под мышкой, и … остался. Артуру было восемнадцать, но, после короткого знакомства, даже пожилые люди начинали воспринимать его как ровсеника, а не как юношу. Была в нем редкая харизма, особенно во властном привораживающем блеске бирюзовых глаз, о котором он сам если и подозревал, то никогда сознательно не пользовался. Этому взгляду подчинялись офицеры, друзья и даже самые отъявленные полубандюги-матросы, которые еще водились во времена парусников. И Люсиль не смогла избежать их магического блеска. А может быть, ей было одиноко на чужбине, и она нашла опору в этом не по годам ответственном и зрелом молодом человеке.

Как бы то ни было, Артур поведал Минни, что Люсиль «сделала из него мужчину», вогнав невесту в густую краску, и сам смутившись от такой откровенности. Как там было с французкой фонетикой, об этом семейная история умалчивает, но, Артур был безмерно благодарен Люсиль за «прекрасную школу жизни». Он переехал к ней жить, и, фактически, они жили, как муж и жена в течение целых пяти лет. Как это часто случается с Пигмалионами, Люсиль влюбилась в свое произведение, и Артур отвечал ей взаимностью и характерной для него преданностью. В пятнадцатилетнем возрасте Артур потерял мать, и Минни хотелось думать, что Люсиль заменила ему и мать, и жену. Артур несколько раз настойчиво предлагал ей оформить их отношения, но Люсиль категорически отказывалась.

А потом, когда Люсиль исполнилось сорок лет, грянул гром. Артур уходил на грузовом паруснике вторым помощником на целых шесть месяцев, и Люсиль все точно расссчитала. Перед самым рейсом она усадила Артура рядышком и объявила ошарашенному возлюбленному, что, когда он вернется из рейса, ее здесь уже не будет — она возвращается во Францию, и адреса не оставит. Она больше не имеет права на его молодую жизнь. Артур должен найти себе жену-ровесницу, которая родит ему детей, и будет стареть вместе с ним, а не загодя.

Всю ночь они проплакали, но Артуру никак не удалось ее переубедить. Рейс прошел тяжело, как один мучительный сон, хотя Артур все же надеялся, что Люсиль не сможет его оставить. Напрасно. Люсиль, по возвращении, он так и не нашел. На его многочисленные запросы в британское посольство в Париже и французское в Лондоне, положительного ответа добиться так и не удалось. Люсиль Бланшар исчезла без следа, не оставив адреса, не прислав ни единой весточки.

Наверняка, отчаяние молодого мужчины сменилось обидой и горечью. Но Минни он об этом не говорил, всегда отзываясь о своей первой жене, как он ее называл, с огромным уважением, и Минни это очень импонировало.

Конечно, слово «всегда» здесь мало подходило, — мысленно поправила себя Минни. Вобще-то, они говорили о Люсиль всего три раза. В первый раз — когда Артур рассказал ей о первой любви до самого обручения. Второй раз, когда они с мальчиками гостили у Ростронов в Болтоне, и Минни обнаружила в семейном альбоме его сестры Беатрис дагеротип совсем еще юного Артура Рострона, чинно стоявшего рядом с хорошенькой черноволосой, элегантно одетой молодой женщиной. У Минни екнуло сердце и перехватило дыхание: она была так похожа на Люсиль! И третий раз, когда она убедила мужа рассказать о «тете Люсиль» уже подросшим мальчикам. Артур был не совсем уверен в необходимости этого шага, но Минни настояла, сама не зная почему.