Объект (СИ)

Лишь открыла рот, чтобы закричать о том, как ненавижу их всех, и — что-то острое кольнуло в плечо. Ужасное понимание сути происходящего, последний взгляд на беснующегося по другую сторону от преграды мужчину. Выстрел в него…

Это было последним, что я увидела, прежде чем глаза закрылись.

Очнулась в комнате. Той самой, куда меня поместили первоначально. Открыв глаза, долго лежала, не понимая, могу ли верить тому, что вижу, ожидая, что вот, сейчас, свет померкнет и начнется этот невыносимый грохот.

«Роденец! — я внезапно вспомнила, как военные выстрелили в него, явно пытаясь утихомирить. — А ведь он и в этот раз хотел помочь мне!»

Где Говард? Почему они усыпили меня? Что происходит?

Вопросов было множество. Вскочила с кровати, уже забыв о том, каким наслаждением был такой вожделенный сон. Даже не озаботившись одеждой, метнулась к двери. Меня заперли и на этот раз! В отчаянии опустилась возле двери на пол, понимая, что ничего не изменилось. Я все так же остаюсь для военных объектом. Все так же служу их целям! Просто сейчас им выгоднее держать меня в комнате.

На то, что меня выпустят, уже не надеялась. И по здравом размышлении не верила в присутствие Говарда на базе: он банально не успел бы прилететь. Вероятно, они связались с ним тоже дистанционно.

«Возможно, сообщили о моей гибели… — мысль была внезапной, но отчего-то я не сомневалась в ее правильности. — Сама ведь и рассказала им обо всем».

Моя сумбурная исповедь на смеси языков не прошла бесследно. Как же прав был роденец, что не ел пищу, напичканную транквилизаторами!

«А что с ним сейчас?» — думать об этом было страшно.

— Мария Григорьевна? Датчик движения в вашей каюте говорит о том, что вы проснулись, — устройство внутренней связи вырвало меня из состояния обреченной безнадежности. — Мы бы хотели поблагодарить вас за помощь в работе с объектом.

Тон произносимых слов был крайне ироничным.

— Вы отпустите меня? — вырвался у меня жалкий шепот.

— Полагаю, — возникла небольшая пауза, — мы попросим вас задержаться на некоторое время.

В душе все оборвалось. Чего-то подобного я и ожидала. И знала: они устроят все так, что меня не будут искать. И даже если бы кто-то захотел это сделать — не нашел бы.

— У вас ничего не получится! — с ненавистью выкрикнула я, вскакивая на ноги и в отчаянии ударяя по двери. — Он не рассказал мне ни-че-го! И никогда не расскажет! Я уверена!

— Расскажет, — убийственно спокойный тон ответа заставил застыть на месте. Мгновенно поняла, что военный абсолютно уверен в своих словах. Сердце словно остановилось, в душе похолодело.

— Почему вы так считаете? — еле нашла в себе силы, чтобы прошептать вопрос. Даже голос свой не узнала, настолько бесцветно и подавленно он прозвучал.

— Без «кормилицы» (так мы называем тех, от кого роденцы питаются), они не могут прожить больше двух недель. Именно через этот срок наступит следующий «голод». Мы соединили те обрывки информации, что добыли от пленника вы, с нашими наблюдениями за его собратьями. Максимум через две недели он пойдет на сотрудничество! Вы — наш залог. Он заговорит.

— Нет! — мой злой смех походил на смех сумасшедшей. — Он выберет смерть! Как, я уверена, выбрали и другие.

И я действительно не сомневалась в этом. В отличие от военных, я понимала те чувства, что роденец испытывает к ним. Сотрудничество невозможно!

— Мы это предусмотрели, — все тот же самодовольный голос. — У других не было «кормилиц» поблизости. А его «кормилицу» — вас! — мы держим в своих руках. И теперь сможем манипулировать им — угрожая вам. На это и рассчитывали, отправляя вас в капсулу.

Какая откровенность!

— Вы чудовища! — слезы потекли сами.

Выходит, я продолжу помогать мучить роденца?! Хотя меньше всего хочу этого? Как несправедливо! И как мерзко… омерзительно ощущать себя неспособной изменить чужой жестокий план. Более того — содействовать ему! Но «голод» делал этого мужчину неуправляемым, подчинял полностью: я убедилась в этом на собственном опыте. Поэтому план военных вполне может сработать.

— Не надейтесь, что я буду переводить вам его слова! Отныне вы не услышите от меня ни слова, поясняющего его речь, — пусть они добьются его вынужденного согласия. (Если добьются! Я не была уверена, что для пленника моя персона так уж важна. Продемонстрированная им стойкость убедила: он предпочтет погибнуть!). Но понять друг друга не смогут.

— Мария Григорьевна, мы учли вашу порывистость и отсутствие практицизма в вопросе развития собственной цивилизации, — смешок в голосе собеседника заставил в отчаянии замереть: военные предусмотрели и это мое решение! — С самого начала вашей работы все время велась подборная фиксация и распознавание звуков, произносимых роденцем. Мы использовали систему гибридного интеллекта, способную самообучаться языку. Смогли вычленить и позже идентифицировать типовые звуки, научились распознавать их. У нас уже была большая база из записей «разговоров» роденцев. Благодаря вашим усилиям мы имеем возможность переводить достаточно сносно. И эта работа продолжается. Полагаем, что звукомодуляционная система сможет и наши слова переводить для роденца.

Речь психолога меня буквально раздавила. Я не думала уже о собственном спасении, о Говарде, о возмездии. Была потрясена пониманием того, сколько же горя я принесла чужаку. И, вероятно, не ему одному: не верилось, что, решившись на подобное вероломство в отношении меня, военные остановятся.

Беззвучно, словно лишившись дара речи, я рухнула на пол. Это был конец!

— Наслаждайтесь тишиной и комфортом, Мария Григорьевна. Теперь вы знаете им цену, — произнеся последние слова с долей ехидства, сотрудник базы разорвал связь.

А я осталась лежать на полу, ощущая, как леденеют руки от понимания страшной истины — мне нечем ему помочь!

И некому согреть меня теплом своего тела, поддержать, утешить. Именно сейчас — среди «своих» — я оказалась в абсолютном одиночестве. Но чем безысходнее казалось положение, тем яростнее мне хотелось сопротивляться!

«Найти способ — и поломать планы военных», — верилось, что судьба подарит мне шанс на это.

С такой мыслью вскочила и принялась одеваться. Затем — есть. В лихорадочной жажде действий мне хотелось скорее вернуться к «человеческому облику», обрести привычный контроль, иметь возможность мгновенно отреагировать на малейшее проявление благосклонности фортуны. Вопреки действиям роденца, истинными виновниками случившегося с нами были те, кто реализовывал здесь свои жуткие планы.

В таком нервном напряжении прошел день. За мной никто не являлся, никто не звал на «переговоры» с пленником. Это пугало: в этом странном затишье виделась угроза ему! Слишком уж хорошо я представляла, каким образом могли в это самое время «убеждать» роденца согласиться на сотрудничество.

Тревога в душе крепла. Молчание давило. Тишина пугала.

Отчаянные попытки обрести свободу, вырвавшись из нового плена комнаты, были напрасны. Устав от безрезультатного ожидания, я изредка плюхалась на кровать, проваливаясь в путанные и мрачные сновидения. В один из таких периодов и услышала ударивший по нервам скрип… Это, словно вопреки действующему запорному механизму, открывалась дверь.

Резко вскочила и застыла возле кровати, не совсем понимая, что происходит. Когда же дверная панель невыносимо медленно отъехала вбок, в образовавшемся проеме увидела… роденца!

«Как?!» — появления пленника ожидала меньше всего. Что угодно! Самый невероятный вариант развития событий, кроме этого.

— Иди! — его призывный шепот, сопротивляться которому у меня не было ни сил, ни желания. И соответствующий жест. Мужчина призывал идти за ним.

Подчинилась, не раздумывая. Не вспоминая о смятой одежде, о том, как выгляжу, устремилась за роденцем, одетым в одни, плотно прилегающие к телу, короткие, насквозь влажные штаны. Впрочем, его одежда была последним, что поразило меня в облике «объекта».

Выражение глаз! Их молочного цвета муть, кажущаяся бездонной пропастью. И фантастическая сосредоточенность. Нечеловеческое напряжение его тела, вынуждавшее его двигаться как-то механически и резко. Роденца трясло в странной лихорадке. Но он упрямо шел впереди, явно стремясь к какой-то цели.

И я шла за ним. Безропотно и добровольно подчиняясь его лидерству. Веря ему. Доверяя ему наше спасение.

«Несомненно, мы выберемся!» — после появления этого мужчины в моей комнате уже не сомневалась ни в чем, уверовав в сверхъестественные силы пленника.

Отсутствие любых признаков человеческого присутствия, как и попыток задержать нас, в тот момент совершенно не беспокоило меня. Душу затопила отчаянная радость, невероятное облегчение от осознания того, что этот мужчина нашел меня! И спасся сам.

Преодолев несколько длинных коридоров и спустившись на лифте в шлюзовой карман базы, мы с роденцем оказались возле небольшого летательного аппарата. Я замерла, наблюдая за странными манипуляциями мужчины. И лишь когда боковая дверца машины приоткрылась, открывая путь внутрь, осознала, чем он был все это время занят.

— Идем, — вновь шипение и короткий взмах руки.

«Стоп! — я резко замерла, так и не шагнув внутрь аппарата. — Что я делаю?!»

Помочь сбежать пленнику? Да! На это я была согласна безоговорочно.

Но никакой помощи от меня не потребовалось: он непонятным мне образом справился сам. Вот только отправляться с ним куда-то еще… Зачем?! Я не видела в этом смысла.

— Идем! — вновь настойчивое шипение и роденец для надежности обхватил мое запястье, удерживая на месте. — Ты должна покинуть это место со мной. Тут оставаться нельзя!

«Почему?! — бился в сознании недоуменный вопрос, порождая множество версий происходящего. От скорого взрыва базы (как-то же роденец смог выбраться из проклятой капсулы в том зале, полном электричества!) до вероятной угрозы отмщения… — Конечно же!»

Меня осенило понимание — после его побега меня в живых не оставят! А значит, мне нечего терять. И я решительно шагнула вперед, в нутро этого незнакомого летательного аппарата, отрезая себя от прошлого и от уже не «своих».