Гавань

— Думал о чем?

— О том, чтобы мигрировать. Направиться в центр. Мы постоянно слышим о городах, которые реорганизуются и перестраиваются заново. Предположительно, сейчас в Хьюстоне и Чикаго есть электричество и вода, а довольно скоро все это появится и в Сент-Луисе. Особенно теперь, когда стада распались, они, вероятно, смогут расширяться и застраиваться. Открывать больницы, школы и церкви.

— Всем управляет военизированное руководство, — бормочет Джексон.

Я смотрю на его лицо и с удивлением замечаю, что оно помрачнело.

— Возможно, все не так уж плохо. Я уверена, есть места, где это не диктатура.

— Значит, ты хочешь уехать? — хрипло спрашивает Джексон, бросив еще один быстрый взгляд в мою сторону. — Вот чего ты хочешь?

— Я этого не говорила! Я просто задала вопрос. У нас в Новой Гавани все довольно хорошо, но у большинства людей здесь нет наших ресурсов, поэтому я понимаю, почему они хотели бы мигрировать и искать что-то более безопасное и близкое к… нормальному.

— Прежней нормы больше не существует. И я не собираюсь отказываться от того, что у нас есть, ради призрачной мечты о мире, который мы когда-то знали. К некоторым из нас прежний мир с самого начала был не так уж благосклонен.

Мои глаза расширяются от этого комментария. От того, что он разглашает.

— Да. Думаю, это правда, — я замираю на несколько мгновений, и что-то внутри меня сжимается от моих размышлений. Затем я, наконец, продолжаю: — Но прежний мир не был… не был таким уж плохим для тебя, не так ли? Ну то есть, я думала, у тебя все было хорошо. С моими родителями. На ферме. Я уверена, что для тебя это не было воплощением мечты, но я думала, что это было… неплохо.

— Я не имел в виду Новую Гавань. Я имел в виду то, что было до нее, — теперь Джексон немного расслабился. Выглядит не таким уж встревоженным. — Когда я был ребенком. Мир был для меня весьма отстойным, пока твои родители не приютили меня, — он прочищает горло. Немного ерзает на своем сиденье. Не смотрит мне в глаза. — Для меня это было своего рода воплощением мечты. Приезд в Новую Гавань.

Я никогда не слышала, чтобы Джексон раскрывал что-то настолько личное. Такое серьезное. Ни разу за все те годы, что я его знаю. Мое сердце болит так сильно, что мне приходится поднести руку к груди, будто я могу каким-то образом удержать все чувства внутри. Мои губы приоткрываются, потому что я чувствую, что должна что-то сказать, но слова не выходят.

Джексон бросает на меня несколько быстрых взглядов.

— Разве ты этого не знала? — спрашивает он наконец.

Я качаю головой.

— Я думала, что эта жизнь стала более хорошей для тебя, но я не знала, что…

«Что ты любил эту жизнь». Вот что я собиралась сказать.

Эти слова кажутся запретными. Как будто они отказываются быть произнесенными вслух.

— Ну, а я знаю, — бормочет Джексон, как будто я закончила свою мысль. — У меня никогда не было другого дома, кроме этого. Так что я не собираюсь отказываться от него ради призрачной фантазии о лучшей, безопасной жизни где-то в другом месте.

— Я правда не предлагала нам уехать. Это была просто случайная мысль.

Джексон молчит с минуту, но его лицо слегка искажается, как будто он переживает некую внутреннюю борьбу. Затем он, наконец, выпаливает:

— Почему у тебя вообще возникают такие мысли?

Я моргаю, удивленная и тоном, и словами.

— Что?

— Почему ты вообще думаешь об этом? Ты настолько несчастлива?

— Нет, нет! — мой ответ выходит более пылким, чем я намеревалась. — Это всего лишь мысли. Они есть у людей постоянно, и они не обязательно должны что-то значить.

— Но обычно они все же имеют значение. И что-то гложет тебя уже некоторое время, — Джексон хмуро смотрит на дорогу перед нами. — Почему, бл*ть, ты не хочешь сказать мне, в чем дело?

— Это не так… Это… — я пытаюсь заговорить. Попытаться объяснить. Я искренне стараюсь. Я не знаю, почему я не могу вымолвить ни слова.

— Это что? — он притормозил так, что квадроцикл едва ползет, и напряженно наклоняется ко мне. — Черт возьми, котенок, скажи мне!

— Я не знаю! Прости, но я просто не знаю. Я чувствую беспокойство. Нервозность. Как будто я хочу, чтобы что-то произошло. Как будто я хочу что-то изменить. Но я действительно не знаю, что это такое, — все слова вылетают беспорядочным лепетом, и я шокирована этим признанием. Насколько это личное. И как я просто выплеснула все это наружу.

— Ты хочешь что-то поменять? — теперь его голос стал мягким и фактурным. Уже не торопливым.

Я пожимаю плечами, уставившись на свои руки.

— Я знаю, это звучит глупо. Вот почему я не говорю об этом. Ну то есть, какой смысл говорить, что ты чего-то хочешь, если ты даже не знаешь, чего ты хочешь?

Джексон тяжело дышит, вглядываясь в мое лицо так, словно мог бы проглотить меня целиком.

Это не мягкий, не романтичный и даже не сексуальный образ, но я все равно хочу к нему прильнуть.

Прямо сейчас в воздухе что-то вибрирует. Я чувствую это так же, как ощущаю густоту июльской влажности. Я чувствую, что это могло бы быть ответом, который я ищу, если бы только я могла протянуть руку и схватить его.

Все рассеивается, когда Джексон отводит взгляд и снова поворачивается к дороге, разгоняясь до своей обычной скорости.

— Если ты поймешь, то скажешь мне, верно?

Я киваю. Сглатываю. Смотрю на колосящиеся луга вокруг нас.

— Да. Я тебе скажу.

***

Уже середина дня, когда мы сворачиваем с троп, по которым ехали, и выезжаем на небольшую проселочную дорогу.

По крайней мере, раньше это была дорога. Теперь это куча битого щебня с несколькими более длинными участками дорожного полотна.

— Это ненормальный износ, — говорит Джексон, съезжая с дороги и проезжая по траве рядом. — Это, должно быть, последствия землетрясения. Видимо, мы приближаемся к нужному месту.

Я держусь за опорную перекладину, потому что даже грунтовая дорога вся изрыта ямами, и поездка получается ухабистой.

— Этот район, должно быть, действительно сильно пострадал. Неудивительно, что все бросились бежать. Смотри, раньше это была церковь.

Это даже больше не здание. Просто груда обломков с половиной креста, торчащего из секции, которая раньше была шпилем.

Я снова достаю дорожную карту, сравнивая ее с набросанной схемой в записке.

— Похоже, здесь есть несколько старых городов, которые стоит посетить. Мак говорит, что некоторые из тех, что находятся дальше к северу, переселились, но в этом направлении есть много такого, что еще не исследовано полностью.

— Нам нужны небольшие фермы или посевные площади. Места, где, скорее всего, будут небольшие тракторы, — Джексон останавливается и наклоняется, чтобы вместе со мной изучить карты. — А по пути мы поищем аптеки.

Мы составляем маршрут и придерживаемся его, останавливаясь в нескольких различных сельских домах. Должно быть, в прошлом на них нападали другие группировки, потому что большинство домов и амбаров вычищены.

Поскольку район, в котором мы находимся, уже разграблен, мы едем дальше на юг, подальше от крупных городов. На маленькой ферме мы приходим в восторг, когда обнаруживаем в доме шкафы, полные консервов. Мы оставляем банки для кого-нибудь другого, так как у нас в Новой Гавани полно еды получше, но это доказательство того, что здешние места еще не разграблены. На подъездной дорожке также стоит старый пикап, который не заводится, но бак полон бензина, так что мы откачиваем достаточно, чтобы заправить наш квадроцикл.

— Я не могу поверить, что никто еще не нашел это место. Давай проверим хозяйственные постройки, — говорю я, затаив дыхание от предвкушения, когда мы возвращаемся в нашу машину. — Может, у них был «Джон Дир».

Джексон тоже взволнован. Я вижу это по его напряженному лицу. Он ведет нас к тому, что раньше было большим сараем или мастерской. Стены обвалились, но отодвинуть их в сторону не так уж сложно, чтобы обнаружить два трактора, выкрашенных в знакомый зеленый цвет.

Я хлопаю в ладоши и обнимаю себя, когда Джексон подбегает, чтобы проверить модели.

Один из них — точная копия того, что стоит в нашем сарае, что не так уж удивительно, поскольку раньше это была популярная модель. Джексон открывает капот и осторожно отсоединяет нужный нам насос. Он также берет некоторые другие запчасти, так что у нас будет резерв.

Он реально широко улыбается, пока мы загружаем их в наш багажный отсек.

Может, это потому, что я счастлива. Может, это потому, что это похоже на чудо. Может, это потому, что Джексон улыбается. Но я делаю то, чего никогда бы не ожидала от себя.

Я бросаюсь к нему в объятия.

Джексон обнимает меня в ответ. Его руки сжимают меня почти до синяков, и он кружит меня на полпути к квадроциклу. Я зарываюсь лицом в его рубашку. Он большой, твердый и сильный, и пахнет горячо и естественно. Как Джексон.

Прошло больше времени, чем должно было пройти, прежде чем мы отстраняемся друг от друга. Я краснею и смущаюсь, а он прочищает горло и смотрит в землю.

Дерьмо. Зачем я это сделала? Наши отношения никогда не были такими.

— Теперь нам нужно найти аптеку, — говорю я, пытаясь отвлечь нас от этой странности. — Где-то здесь должна быть минимум одна. Есть ли поблизости город?

Мы снова изучаем карту, и это помогает. Мы находим город примерно в двенадцати километрах к востоку и направляемся туда. Местность настолько пустынна, и мы решаем, что придерживаться дороги будет достаточно безопасно. Мы не знакомы с этим регионом и не хотим заблудиться.

Прежде чем добраться до него, мы минуем полосу того, что раньше было магазинами. Мы останавливаемся и проверяем старые указатели. Ресторан. Прачечная самообслуживания. Магазин фейерверков. И хозяйственный универмаг.

— Жаль, что у нас нет места для больших пакетов куриного корма, — говорю я, глядя на то, сколько его можно найти под полуразвалившимся зданием.

— На самом деле нам это не нужно, и подумай о том, сколько бензина потребовалось бы, чтобы перевезти все это обратно.

— Да. Жаль, что здесь нет аптеки.

— Мы продолжим поиски.

Мы действительно роемся в обломках и находим кое-какие инструменты, которые могут оказаться полезными. Затем продолжаем двигаться в направлении города, который мы наметили.

Мы находимся примерно в миле от города, когда происходит что-то ужасное. Квадроцикл шипит. Дергается. А затем постепенно останавливается.

— Что за хрень? — бормочет Джексон, тупо уставившись на панель управления.

— Мы знаем, что бензин еще не закончился. Может, это легко исправить.

Я не знаю, откуда берется этот оптимизм. Нам повезло с запчастями для трактора, но это не значит, что все остальное пойдет хорошо. Но Джексон выходит из машины и открывает капот.

— Это приводной ремень, — говорит он усталым, но не расстроенным голосом.

Я выхожу, чтобы вместе с ним осмотреть двигатель, хотя я ни за что не смогу что-либо в нем узнать.

— Звучит не слишком серьезно. Ты можешь это починить?