Гавань

Затем его глаза становятся горячими. У меня перехватывает дыхание. Мы оба наклоняемся друг к другу через консоль между сиденьями, и я уверена, что мы бы поцеловались, если бы не услышали вдалеке, как кто-то нажимает на автомобильный гудок.

Мы отстраняемся в разные стороны, осматривая дорогу, чтобы увидеть, кто приближается. При виде грузовика Джексон вылезает и поднимает свою винтовку, держа ее наготове на всякий случай.

Даже если ты планируешь с кем-то встретиться, ты больше не рискуешь.

На дороге рядом с пикапом стоит еще одно транспортное средство. Это мотоцикл. Когда они подъезжают ближе, я вижу, что на нем девушка. Она выглядит очень молодо.

За рулем пикапа сидит крупный чернокожий мужчина, а в кузове — белый мужчина с дробовиком наготове.

Я выхожу и машу рукой, так как уверена, что один из этих парней — Мак. Парень за рулем грузовика машет в ответ.

— Фэйт? — зовет он, заезжая на стоянку заправочной станции рядом с нами.

— Да. Мак?

— Это я. Рад наконец-то с вами познакомиться, — он паркуется и вылезает из машины. Большой, сильный, красивый и мощный, но с по-настоящему теплым выражением лица, которое невозможно не полюбить. — Спасибо, что встретились с нами. Это здорово, что вы все предоставили нам припасы.

— Мы рады помочь.

Я оглядываюсь, когда мотоцикл паркуется рядом с Маком. Девушка, возможно, моего возраста или, может быть, на несколько лет моложе. Это невозможно сказать наверняка. У нее темно-каштановые волосы и поразительно зеленые глаза, и она одета в темные джинсы и что-то похожее на мужскую футболку.

— Я Рэйчел, — говорит она, слегка помахав мне рукой. — А это Кэл.

Она указывает на крупного неулыбчивого мужчину в кузове грузовика. На вид ему около сорока, так что по возрасту он подходит на роль отца Рэйчел. Он даже почти не смотрит на меня. Он слишком занят наблюдением за дорогой и время от времени за Джексоном, который не подошел, чтобы его представили, и не опустил винтовку.

— Рэйчел и Кэл помогают охранять груз, — говорит Мак. — Не хочу путешествовать с таким количеством вещей без дополнительной помощи.

— В этом есть смысл. Это хорошо, что вы все помогаете, — я говорю эти слова Рэйчел, поскольку она кажется достаточно милой.

— Это не доброта, — говорит Кэл, не глядя на меня сверху вниз. — Нам платят.

Мои глаза раскрываются, хотя я не уверена, почему удивлена. Когда я смотрю на Мака, он кивает с легкой улыбкой, подтверждая эту реальность.

— Они нам очень помогают, — вот и все, что он сообщает.

Никто больше не пользуется деньгами, поэтому я предполагаю, что им платят припасами, а не наличными. Это вполне приемлемый способ зарабатывать на жизнь в этом мире, и, по крайней мере, они нанимаются к хорошим людям, а не к плохим.

Они приступают к делу без дальнейших разговоров. Рэйчел, Мак и я перекладываем припасы из одного грузовика в другой, пока Джексон и Кэл стоят на страже. Когда Кэл неоднократно называет Рэйчел «малышкой», я подтверждаю свое предположение, что он ее отец.

Он не похож на действительно хорошего парня, но очень многие люди, которые прожили так долго, больше не являются мягкотелыми. Похоже, он заботится о ней, а она явно доверяет ему и не собирается уходить. Я не думаю, что мне нужно беспокоиться о Рэйчел.

После того, как мы переложили все припасы, я немного разговариваю с Маком, просматриваю инструкции, которые я написала, и убеждаюсь, что у него нет никаких вопросов. Кажется, он действительно доволен всем и неоднократно благодарит меня. Он пытается посмотреть на Джексона, чтобы поблагодарить его, но Джексон, похоже, не хочет участвовать в разговоре.

Я не должна удивляться. Или разочаровываться. Или чувствовать обиду.

Ему никогда не нравилось, что я рискую или раздаю наши ресурсы без разбора.

Если я думала, что теперь все может быть по-другому, то я ошибалась. Я была глупа.

— Значит, вы все сейчас направляетесь на восток? — спрашиваю я, когда мы все обсудили.

Мак кивает.

— Ага. Кэл и Рэйчел будут со мной всю дорогу. В последнее время в этой части штата было тихо. Я думаю, у нас все должно быть в порядке.

— Ну, в любом случае будьте осторожны. Я рада, что у вас есть несколько лишних пистолетов.

— Если вы решите, что можете путешествовать, люди там все еще могут воспользоваться вашей помощью. Приезжайте в любое время. Я пробуду там несколько недель, помогая им все наладить.

— Мы не путешествуем так далеко, — грубо вставляет Джексон. Он явно следил за разговором больше, чем показывал.

Мак переводит взгляд с меня на Джексона, но о чем бы он ни думал, он не облекает это в слова. Он кивает с еще одной улыбкой.

— Логично держаться поближе к дому. Мы ценим все, что вы в состоянии сделать.

Я прощаюсь с ним, а затем подхожу к Рэйчел, которая стоит у своего мотоцикла.

— Было приятно с вами познакомиться, — говорю я ей. — Не стесняйтесь заглядывать, если снова будете проезжать этим путем.

Она улыбается и благодарит меня. Она не такая теплая, как Мак, но мне кажется, что внутри нее есть что-то настоящее и хорошее, и мне это нравится.

— И поблагодари своего папу, — добавляю я, не желая быть грубой и игнорировать его, хотя мужчине явно наплевать на сам факт моего существования.

— Он не мой папа, — говорит она, забираясь на свой мотоцикл.

Я моргаю.

— Мы семья, — объясняет она, явно не раздражаясь и не смущаясь из-за моей ошибки. Должно быть, это происходит постоянно. — Но он не мой отец.

С этими словами она заводит двигатель. Я отступаю, а затем, еще раз помахав Маку, направляюсь обратно к нашему пикапу, где ждет Джексон.

Когда остальные скрываются из виду, мы садимся в грузовик. Прежде чем включить зажигание, Джексон поворачивает голову ко мне лицом.

— Довольна?

Я не совсем понимаю, о чем он спрашивает. Может, это просто случайный вопрос, поэтому я просто киваю.

Похоже, Джексон не принимает это как ответ. Спустя минуту он говорит:

— Ты все еще хочешь отправиться туда, чтобы помочь, не так ли?

Я встречаюсь с ним взглядом. Он выглядит странно беспокойным. Немного расстроенным, немного злым и немного сбитым с толку. Но в основном беспокойным. Как будто что-то вот-вот вырвется у него изнутри.

По непонятной мне причине я хочу, чтобы это вырвалось наружу. Я хочу хоть раз увидеть и почувствовать, о чем Джексон на самом деле думает, вместо того чтобы пытаться прочесть знаки и использовать их, чтобы понять этого стоического, сдержанного мужчину.

Поэтому я отвечаю:

— А почему бы и нет?

— Ты знаешь, почему, — теперь он хмурится.

— Я знаю, почему ты думаешь, что мы не должны этого делать, но это уже недостаточно хороший ответ. Это уже не так опасно, как раньше. У нас есть многое, чего нет у других. Почему мы не должны пытаться помогать другим людям?

Мышцы на его челюсти подергиваются.

— Неужели помогать другим людям важнее, чем заботиться о людях, которые есть у тебя дома?

— Нет, — этот вопрос действительно расстраивает меня. Заставляет чувствовать себя виноватой. — Конечно, нет. Но почему мы не можем сделать и то, и другое?

Джексон ничего не отвечает на эти слова, и я не знаю, что еще сказать. Он недоволен, и я тоже, когда он везет нас обратно домой.

***

Той ночью, когда я готовлюсь ко сну в своей собственной комнате, я чувствую себя еще хуже из-за ситуации с Джексоном.

В этом не должно быть ничего особенного. За эти годы мы столько раз ссорились и пререкались, что это стало для нас второй натурой. Бывали недели, когда я едва могла выносить его вид, и мы общались только для того, чтобы решить логистические вопросы. Небольшое напряжение в грузовике сегодня днем не должно быть из ряда вон выходящим случаем. Это вообще не должно меня беспокоить.

Но тем вечером меня почти тошнит, пока я убиваю время перед уходом в свою комнату, приводя в порядок гостиную и кухню даже после того, как все остальные легли спать. Затем я долго отмываюсь после рабочего дня водой с мылом и мочалкой.

Было бы неплохо принять горячий душ.

Но, возможно, я больше никогда не смогу принять душ.

Суровая истина этого понимания — каким бы тривиальным оно ни было в контексте гораздо более важного — прямо сейчас кажется ужасной. Что горячий душ теперь — часть моего прошлого. Точно так же, как ощущение себя в безопасности в одиночестве. И походы по магазинам за одеждой. И ужин где-нибудь с родителями.

Как и сами мои родители.

Как и Молли.

И, может быть, какие-то странные, извращенные отношения, которые у меня были когда-то с Джексоном.

Мои глаза горят, когда я умываюсь, а затем медленно расчесываю все спутанные волосы.

Я продолжаю расчесывать их в течение долгого времени, стараясь не заплакать.

Я все еще провожу щеткой по волосам, когда раздается легкий стук в мою дверь. Я вздрагиваю от неожиданности, но тут же подхожу посмотреть, кто это.

Джексон. Стоит на пороге моей комнаты в брюках, которые он носил весь день, и больше ни в чем.

Он мрачно хмурится.

— Что…?

Он прерывает мой удивленный вопрос, входя в комнату.

— То есть, ты собираешься вот так просто меня бросить?

Я замираю, за исключением моих век, которые опускаются в очень медленном моргании.

— Ч-что?

Он закрывает дверь спальни ногой.

— Ты просто бросаешь меня, не сказав ни слова? Ты зла и боишься открыться, и вот как ты решаешь с этим справиться? Ты перестанешь проводить со мной ночи? Ты так поступишь со мной после всего, через что мы прошли?

— Я не… — я так потрясена, что, кажется, не могу поспевать за ходом разговора. Все это вообще не имеет никакого смысла. Поэтому, естественно, сначала я говорю самую неуместную вещь. — Я не боюсь.

— Конечно, ты боишься! Ты чертовски напугана. И я понимаю это. Правда понимаю. Но я сделал все, что мог, чтобы быть тем, кем ты хочешь меня видеть, и я заслуживаю лучшего, чем быть брошенным вот так!

Я таращусь на него, разинув рот. Я никогда не слышала, чтобы Джексон выражался так пылко, так неконтролируемо. Эмоции исходят от него волнами. Я прижимаю руки к груди и ухитряюсь произнести законченное предложение.

— Я тебя не бросаю!

Очевидно, это не то, чего он ожидает. Он напирал на меня, но теперь отступает на полшага.

— Что?

— Я тебя не бросаю, болван ты этакий! Я просто медленно собиралась ко сну сегодня вечером.

Джексон хмурится и снова подается вперед.

— Ты собиралась прийти в мою постель?

— Да, я собиралась прийти, — теперь я справляюсь со своим удивлением, и у меня остается странное, жгучее негодование, которое почти наверняка слишком сильно для нынешних обстоятельств. — Так что можешь отправляться к черту вместе со всем тем самодовольным возмущением, которое ты навоображал по поводу того, как плохо я с тобой обращалась!

Сейчас Джексон уже не выглядит таким расстроенным, но начинает казаться не менее взбешенным, чем я.

— Я не выдумал все это. Ты уже какое-то время была на грани того, чтобы бросить меня, так что вряд ли удивительно, что я предположил, будто ты это сделала.