Руна на ладони

— Ульфхольм, — Света решительно кивнула.

— Жена и Ульфхольм, да? — Оборотень вскинул широкие, чуть косматые брови. Жестко очерченные губы изогнулись в ухмылке, приоткрыв клыки. — Ты его увидишь. Если, конечно, не сбежишь раньше, чем я туда вернусь.

Следом он перевел взгляд на постель — и шагнул в ту сторону, не разжимая рук. Света ухватилась за его плечи, ощутив, как ноги болтаются над полом.

Было странно, радостно — а ещё тревожно.

Такое бывает даже у тех, кто выходит замуж за людей, решила она. Интересно, есть ли у оборотней брачные церемонии? Свадебные обряды? У людей в этом мире они наверняка имеются. А у оборотней с этим как?

Впрочем, скоро я узнаю все это на практике, стрельнула у неё мысль. По спине скользнули холодные мурашки. Не от страха, скорей от возбуждения…

Ульф молча усадил её на постель, сам сел на расстоянии вытянутой руки. Сказал тягуче:

— Завтра утром я выведу тебя на палубу. Объявлю своим людям, что теперь ты моя жена. Потом, когда прибудем в Ульфхольм, прослежу за тем, чтобы на родовых камнях выбили надпись — Ульф Ормульфсон, внук Брандульфа, один из четырех ярлов Ульфхольма, женился на Свейтлан Холегсдоутир. В три тысячи двести сорок девятом году, в августе месяце…

Он потянулся вперед, когтистая ладонь легла на Светину щиколотку. Дернул шнурок, освобождая её ступню от кожаной обувки — которую сам же и смастерил. Объявил, берясь за другую щиколтку:

— И последнее. Волк дает своей жене что-то со своего тела. Что-то, что несет его запах. Что-то, что можно показать другим оборотням — в подтверждение того, что это женщина была женой волка. Это своего рода просьба о помощи, но исходящая от меня. Кровь на брошах, что я дал, могут смыть дожди. Золото у женщины могут отнять. Поэтому то, что волк дает своей жене, не должно иметь ценности в глазах людей. Шкура, коготь или клык, Свейтлан?

Пальцы Ульфа сомкнулись у неё на щиколотке, он потянул, разворачивая её к себе. Света покачнулась, ещё и потому, что растерялась после всего услышанного. Вторая когтистая лапа тут же сграбастала ленту из ткани, наверченную у неё под грудью — и дернула, удержав на месте.

— Со мной, — уронил волк, уже убрав руку и склонившись над её ступней, чтобы распутать завязки второй обутки, — ты не ударишься даже случайно. Я не позволю. Так что ты выбираешь, Свейтлан?

Она отчаянно помотала головой, раскинула ладони в вопрошающем жесте. Хотя кое-какие догадки о том, что значат его слова, у неё были. Вот только они ей не понравились…

Ульф вскинул голову, растянул губы в понимающей ухмылке.

Ладонь его прошлась по Светиной ступне, слущивая с неё обувку. Прикосновение было ласкающим. Затупленные когти пощекотали кожу…

— Что-то с моего тела, — тихо сказал он. — Тебя это испугало? Я оборотень, Свейтлан. Что уйдет, то вырастет снова.

Никакого членовредительства, панически подумала она. И снова помотала головой — ещё отчаянней, чем прежде.

Ульф фыркнул. Пробормотал:

— Наш обычай может показаться тебе странным. Неприятным. Отвратительным. Но если у нас будут дети, то ты тоже испытаешь боль. Может, в этом и есть смысл этого обычая? Дать волку осознать, что не все то, что вытерпит потом женщина, ставшая его женой, можно оплатить кровом, едой и тряпьем?

Света попыталась представить, как возьмет в руки его окровавленный коготь — который он, надо думать, просто сам у себя выдерет — и вздрогнула. Внутренности скрутило тошнотворным холодом…

Ульф вдруг глубоко вздохнул, поморщился. Попросил, не шевелясь:

— Не надо так, Свейтлан. Если не хочешь, отложим этот разговор.

Его обожгла гривна, с изумлением поняла она. И, вскинувшись, встала на колени рядом с Ульфом.

Он тут же пыхтяще выдохнул, сгреб её одной рукой, дернул к себе. Коленки Светы скользнули по мехам, она ухватилась за его плечи — хотя упасть все равно бы не упала, потому что рука Ульфа обручем сдавила тело. Она спиной ощутила жгуты твердых мышц на его предплечье…

А потом Света все-таки добралась до кожаных тесемок на вороте рубахи. Дернула, торопясь посмотреть, что там под гривной.

Ульф уже не морщился. Смотрел на неё изучающе, снизу вверх. Она уже почти распутала узел, странный, без всяких бантиков, когда Ульф внезапно накрыл её ладони свободной рукой. Придавил, не дав развязать тесемки до конца. Бросил:

— Ты почувствовала отвращение к обычаю оборотней. Я — один из них. То, что касается всех оборотней, касается и меня. Но…

Его ладонь продолжала давить, не давая распустить узел. Пальцы дрогнули, когти мягко пригладили кожу на её запястье.

— Я запомню, что гривна стала горячей, когда я объявил, что расстанусь с клочком своей шкуры. Или с когтем. Ты не из нашего мира, Свейтлан. Для нас в этом нет ничего страшного. Моя мать хранит клык моего отца — он сам просверлил в нем дырку, чтобы она могла повесить его на шнурок. Тюрдис, уходя, прихватила с собой кожаный браслет с куском моей шкуры. Волчьей, не человеческой. Ты расстроилась из-за мелочи, которая не стоит твоего огорчения. И чувства вины, которым ты сейчас пахнешь, она тоже не стоит…

Нравы здесь средневековые, вот что, с горечью решила Света. Для местных, похоже, боль и кровь — дело привычное. Хоть здесь и пользуются повязками, заговоренными светлыми альвами. И вполне успешно. Ожог на её предплечье, закрытый рубахой, больше не ныл — она его даже не чувствовала.

— Убери руки, — то ли попросил, то ли приказал вдруг Ульф. Голос прозвучал хрипловато.

И Света, вспомнив, что он говорил про послушание, отдернула ладони. Неуверенно коснулась плеч Ульфа…

Пальцы наткнулись на концы витого украшения, спрятанного под рубахой.

Впрочем, какое украшение, подумала она. Ошейник для волка, что жил внутри оборотня. И ведь носит по собственной воле!

Ульф обхватил её и второй рукой, бросил какое-то непонятное слово. По каюте разлился неяркое сияние — загорелся шарик в углу, под потолком. Глаза оборотня янтарно блеснули на свету.

— Мы не договорили, — по-прежнему хрипловато сказал Ульф. — Ещё нужно обсудить вено (выкуп) за невесту. Обычно его отдают отцу или родичам жены — на случай, если муж её отпустит. Или умрет, ничего не оставив. Я заплачу за тебя двести марок золотом. Но твоих родичей здесь нет. Поэтому вено за тебя я передам на хранение в казну Ульфхольма. Как только доберемся туда, ты получишь записи, скрепленные печатями волчьего города. И сможешь забрать эти деньги, когда меня не станет… или если мы расстанемся. Ты согласна на двести марок, Свейтлан?

Она застыла. Все это напоминало продажу собственного тела. Выкуп, золото…

Но жизнь не сказка, растеряно подумала тут же Света. В одном Ульф прав — случись с ним что-то, она останется в этом мире одна. Неизвестно, позволят ли ей потом жить в его доме. И вообще остаться в Ульфхольме, с её-то даром.

А то, чем он занимался, и впрямь может закончиться его смертью. Все эти драки на море…

И все же идея выкупа ей не нравилась. Наверно, воспитание в другом мире печально сказалось на её умственных способностях.

Света тяжело вздохнула. Помотала головой.

— Двести пятьдесят? — Ульф почему-то улыбнулся. Когти пригладили ей спину, пройдясь от шеи и ниже, до талии.

Ведь не отстанет, осознала она — почему-то прогибаясь под его ладонью.

И, вскинув руку, показала ему пятерню.

— Пять? Или пятьсот? — Ульф улыбнулся ещё шире.

Свете вдруг показалось, что он забавляется. Ловит запахи, идущие от неё, понимает все, но посмеивается…

— Пять, — твердо заявила Света на его языке — благо это слово она только что услышала.

А следом решила — пора кончать с этими дарами и выкупами. Сдернула с его волос кожаный ремешок, стягивавший их сзади, поймала толстую прядь, вытянула её вперед. И объявила на языке Ульфа, торжествующе:

— Шкура.

Затем двумя пальцами перехватила его волосы у виска, словно перерезая их ножницами.

Слово прозвучало исковеркано, но он понял. Ответил ухмылкой.

— Значит, пять марок — и несколько волосин? Ты не ценишь себя, Свейтлан. Если со мной что-нибудь случится, пять марок надолго не хватит. А если мой дар когда-нибудь понадобится — волки, увидев его, лопнут со смеху. Я прослыву трусом, испугавшимся царапины.

— Испугавшимся… — Света ухватилась за это слов. Махнула рукой в сторону. — Волки. Испугавшимся волки?

Ульф внезапно хохотнул — низко, гортанно, не сводя с неё глаз.

— Если я правильно понял, — бросил он, отсмеявшись. — Ты только что заявила, что я боюсь показаться трусом. И боюсь того, что скажут обо мне другие. Кивни, если я угадал правильно, Свейтлан.

Она кивнула. Ульф вдруг дернул её в сторону, усадил на свое колено.

И поцеловал. Долго, жадно, подарив и ощущение ласки, и ощущение того, насколько она слабее его — вспыхнувшее, когда кончики клыков задели губы. Правда, он как-то сумел не оставить при этом даже царапины…

— Сделаем так, — прошептал Ульф, наконец оторвавшись. — Я все решу сам. Каким будет твое вено. Что ты получишь от меня в дар. Ты не из нашего мира, Свейтлан. И ты, похоже, не для нашего мира.

А я ещё собирался её отпустить, тут же подумал он. Да Свейтлан обведут вокруг пальца, стоит ей сделать пару шагов в сторону от него. Обманут, используют, несмотря на весь её нечаянный дар — и силу. Отказаться от вено, которое должна требовать для себя каждая невеста? Уму непостижимо…

— Но это будет потом, — пообещал Ульф, чувствуя, как сбивается дыханье.

Растопыренные пальцы прошлись по её телу. Очерчивая плечи, грудь, мягкий живот под рубахой. Подцепили полосу ткани, завязанную под грудью.

— Развяжи… — хрипло потребовал он.

А следом он убрал руки. Замер, глядя на неё. И Света, опустив голову, дернула концы завязок на поясе.

Пряди жестких после мытья волос рассыпались, отгородив её от Ульфа.

Он замедленно и тяжело дышал у неё над плечом. Бедро, на котором она сидела, было неподвижным, горячим…

Сердце у Светы колотилось — часто, испуганно и возбужденно.

Я ведь даже не знаю его толком, подумала вдруг она. Что такое два дня знакомства? Да ничего.

Узел распутался сразу, витки полоски, накрученной поверх рубахи, тут же ослабли. Света вскинула голову — а в следующее мгновенье Ульф сдернул её со своего бедра. Развернул, и она замерла, стоя на коленях меж его расставленных ног.

Ульф по-прежнему сидел на постели. Смотрел на неё, в глазах плавился янтарь…

— Сними с себя все, — все так же хрипло сказал он — но уже не требуя, а прося. — Сама, Свейтлан. Для меня.

Рот у неё почему-то пересох. Она дернула ленту из красной ткани, цеплявшуюся за грубоватое полотно рубахи. Отбросила её в сторону.

Ульф глядел вроде и спокойно — но губы разошлись в подобии оскала. В неярком свете шарика, горевшего у неё за спиной, в углу под потолком, влажно поблескивали края клыков.

Ей стало тревожно, страшновато… и все же любопытно. Как это случится? Понравится ли он ей? А она ему?

В этом мире о совместимости в постели, наверно, даже не задумываются, проскочила вдруг у Светы шальная мысль. И о гороскопах тоже. Женился — и будь счастлив.

Скорей всего, Ульф сделает все просто и незатейливо. А если долго воздерживался после расставания с женой — то и быстро.