Дурнушка из преисподней

Не представляю, как у него едет крыша от переживаний всех окружающих.

Расправившись с решеткой своего возлюбленного демона — а для его размеров, к слову, пришлось постараться, чтобы раздвинуть прутья в достаточной мере — Фанни наконец переключается на мою.

— Никогда бы не подумала, что буду надрываться ради пернатых… — о, посмотрите на нее, она даже умудряется шутить во всей этой ситуации.

— Хочешь помериться рейтингом того, что мы делали такого, о чем даже помыслить раньше не могли? — язвлю я в ответ. Я, по крайней мере, могу себе это позволить, потому что все, что я сейчас могу — это стоять и ждать, когда подруга погнет железные прутья достаточно, чтобы я могла пролезть между ними.

И как только дело сделано, и я пытаюсь протиснуться, как вдруг свет портала гаснет. Очень неожиданно и насовсем.

— Что за черт… — ругается вполголоса Фанни.

И в следующее мгновение я слышу рев Ману, вслед за которым раздается грохот. Мне хочется залезть обратно в свою камеру, сжаться в углу в крохотный комочек, и больше ничего не видеть, не чувствовать, не думать.

Сколько можно-то уже, а.

Но вместо этого приходится соображать невероятно быстро, наощупь хватать Фанни в темноте за плечи, встряхивать и заставлять прийти в себя:

— Как ты открыла портал?!

— Что?..

— Открывай его заново! Сейчас же!

Уж не знаю, как она это сделает, с магией или без магии, одно я знаю точно — нам нужно сматываться. И, кажется, меня впервые кто-то воспринимает всерьез, точнее, мое умение действовать в кризисных ситуациях. Демоница начинает чертить в воздухе тусклые, едва горящие знаки зеленоватого цвета, а я невольно прикрываю ее собой, прекрасно понимая, насколько это глупо и небезопасно, но это все, что я сейчас могу.

Помирать, так всем вместе. И с песней.

Я слышу, как Фанни чертыхается. И подозреваю, что все дело в отсутствии магии в воздухе — ведь обычно ее видно невооруженным взглядом, а сейчас нас окружает кромешная тьма. Но ведь у нее как-то получается, верно? И в конце концов знаки портала становятся все ярче, и вот вспыхивают первые вихри в воздухе…

А я замираю от ужаса, потому что вижу, кому принадлежат сдавленные хрипы — совсем не Ману, а его противнику, чью шею он сжимает обеими своими огромными ручищами.

Дэмиан.

— Нет! — я бросаюсь вперед, со всей силы ударяя Ману по плечам, пытаясь хоть как-то заставить его отпустить Дэмиана, но тот ни капли не реагирует.

— Вы оба! — вопит Фанни. — Живо сюда!

— Ману, пожалуйста… — я начинаю ощутимо паниковать. — Отпусти его!

Я слышу, как угрожающе и утробно он рычит. Вижу, как бросает взгляд на меня через плечо, такой, словно я могу стать следующей. Еще немного — и он сломает Дэмиану шею…

— Ариана, оставь его, черт возьми!

— Нет! — я снова отчаянно стою на своем.

Кто-то может сказать, что я поступаю глупо.

Что я уже крепко попала, заступаясь за Мэг.

Что у меня нет никаких оснований доверять Дэмиану, который ни разу не выступил на нашей стороне…

Но это сильнее меня. И это необъяснимо. И потому я еще раз со всей силы бью Ману кулаками в плечо, пытаясь до него достучаться.

Его пальцы резко разжимаются, отчего безжизненное тело Дэмиана падает на пол. Я ожидаемо бросаюсь к нему, едва-едва сдерживая истерику и слезы.

— Уходим, — коротко бросает Ману, направляясь к порталу.

— Ариана! — голос Фанни становится все слабее.

Я не могу себе позволить бессмысленно умолять. Кричать, впадать в истерику, угрожать, поддаваться эмоциям, как бы мне этого сейчас ни хотелось.

Мне нужно ровно полмгновения, чтобы, прикрыв глаза, сделать короткий глубокий вдох и собрать все внутренние резервы, тратя оставшуюся выдержку и терпение.

И после этого я разворачиваюсь к своим друзьям.

— Я вас ни о чем не просила. Никогда, — мой голос серьезный, уверенный, и в то же время быстрый, потому что времени у нас очень и очень мало, — Но сейчас мы забираем его с собой. Это не обсуждается.

Фанни, кажется, готова убить меня взглядом. Я вижу по ее глазам, что ей сейчас приходится, мягко говоря, несладко — выглядит она неважно, и видно, что поддерживание портала высасывает из нее все соки. В ответ на мои слова она лишь раздраженно рычит…

А вот Ману, все такой же предельно собранный и серьезный, молча шагает обратно ко мне, резко взваливая безвольное тело Дэмиана к себе на плечо.

Внутри меня что-то обрывается от облегчения.

У меня получилось.

Что будет там, за пределами портала, когда мы снова будем в академии — неважно. Главное, что сейчас я себе не изменила. Сделала так, как чувствовала. Так, как должна была сделать.

Какими бы ни были последствия — я готова взглянуть им в лицо.

24. Неудавшаяся попытка умереть

Дэмиан

Не помню, чтобы я так сильно прежде ненавидел свою печать. Задуманная по своей сути как средство, помогающее мне справляться с душащими меня эмоциями… Она же стала моей тюрьмой. Испытание превратилось в вечное наказание. И я бы попробовал отрешиться и смириться со своей незавидной участью… В конце концов, я был создан, чтобы воевать. Всю свою жизнь я слепо подчинялся, убивая и уничтожая по приказу других. Растлил и исковеркал свою душу, привыкнув испытывать сплошные гнев и ярость… Но теперь, когда все вернулось на круги своя, и в Мэг вселился дух ее матери, жестокой и безумной богини, что желала когда-то смерти всех демонов — теперь я отчаянно желал избавиться от сдерживающего меня клейма.

И все из-за одной лишь девушки, что перевернула мой мир с ног на голову.

У меня никогда не было друзей. Не было тех, кто хоть как-то проявлял ко мне участие. Была только Мэг — в своем сострадании отчего-то захотевшая помочь мне исцелить мою душу от всеуничтожающего гнева. Она терпела мое присутствие рядом, контролируя и подчиняя, и я ей был благодарен хотя бы за это. Я был готов отдать за нее жизнь. Но то, что сделала Ариана… Я все еще не был уверен, что понимаю, как ей это удалось.

Она ослабляла действие печати, и при этом позволяла мне быть собой. Таким, каким я не был уже тысячи лет. Я не понимал, как она это делала, пока не увидел ее ангельские крылья.

В тот злополучный день, когда, подчиняясь Гемере, я должен был ее убить.

Я все еще не понимал, чего хочет мать Мэг. Она держалась скрытно, накапливая силы. Восстанавливала по крупицам источник магии в разрушенном доме Мегеры, буквально высасывая его из окружающего мира, и давалось ей это куда быстрее, чем я мог бы рассчитывать. Отстраивала заново все иллюзии — играючи, словно и не было этих двадцати лет забвения. В который раз я пожалел, что законы вселенной таковы, что боги никогда не умирают бесследно. Уничтожить божественную суть невозможно. Но вот так вернуться и начать все заново…

Для этого Гемера должна быть и вправду невероятно могущественной богиней. Или… Она черпает силу Мэг. Как бы там ни было — оба варианта грозили Шеолу грандиозными бедствиями.

А я ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать.

Догадываться о планах Гемеры я начал понемногу тогда, когда она привела меня в темницу, в которой она держала младшего сына прежнего архидемона. Хоть тот и был младенцем во время последней войны, и не мог помнить даже гибели последних из королей ада — но Гемера все равно требовала от него знаний, которыми тот попросту не мог обладать. Кажется, ей нравилось попросту мучить этого бедолагу… А заодно и меня.

Потому что ее пленник, это дитя по имени Ману, обладал на редкость чувствительным даром эмпатии. И чувствовал все то, что чувствовал я.

И если я был привыкшим к любой боли, которое мне может причинить острое лезвие или магия, то демон, которого Гемера пытала, сдался достаточно быстро. И сказал, что не может ничего знать о прежней мощи архидемонов, в частности, той, что обладал его отец, потому как он всего лишь младший сын… И там, в академии, есть старший.

Тогда-то Гемера и приняла решение напасть на владения Андраса.

Найти Сану, старшего сына, ей не удалось. Оно и понятно — никто в здравом уме, обладая бесценными знаниями, не ринется в атаку на ту, которая, к слову, еще и выглядит, как Мэг. Зато Гемере удалось надолго вывести Андраса из строя, застав его врасплох, захватить в плен Ариану, и…

Сделать, по сути, своими действиями заявление о начале новой войны.

Я не мог не пытаться препятствовать побегу пленников Гемеры. Более того — я знал, что они сбегут. Я сам дал Ариане эту мысль, надеясь на то, что у нее получится придумать план. Сам же я попросту не мог навлекать на нее беду своей помощью — стоит Гемере узнать, на что девушка способна, поймет, что Ари ослабляет действие защитной печати, она тут же пустит ее в расход.

А потому мне оставалось надеяться, что у пленников получится меня убить, как только я попытаюсь помешать их побегу.

Внутренне я ощутил некое подобие облегчение, когда невероятно сильные пальцы Ману сдавили мою шею. Всего лишь на мгновение — потому как в следующую же секунду печать взбунтовалась, не позволяя мне поддаться врагу, она требовала, чтобы я выполнял приказ, а именно — не дал сбежать этим двоим, я должен был следовать воле Гемеры, своей хозяйки, до самой смерти. И если для этого мне требовалось высвободить, убивая самого себя, весь свой магический резерв… Я это сделал.

Не знаю, что произошло раньше — пальцы Ману сломали мою шею, или моя магия опустошила меня изнутри, стремясь испепелить противника. В любом случае — я сражался до конца. В том числе, и с самим собой.

Не бывает смерти чище для измученной, искалеченной души.

Когда, будучи в сокровенном небытие, тихом и полном тайн омуте безграничного ничто, я ощущаю тепло на своей щеке — мне кажется, я готов взвыть от чувства запредельной, незамутненной ненависти.

Ненависти ко всему.

Даже здесь, после окончательного момента своей смерти, я ощущаю ее. Я не чувствую тела, но отголоски печати все еще обжигают мое лицо, обманчиво лаская и вынуждая блуждать в темноте, не находя и крупицы здравого смысла в этом.

— Дэмиан… — удивительно знакомый голос, заставляющий сжиматься в судороге мое сердце.

Было бы совершенной глупостью и дальше продолжать думать, что я мертв.

Странно, но я не ощущаю ничего, что должен бы. Не чувствую ног и рук, не понимаю, как открыть глаза — мое тело совсем мне не принадлежит. Но в мое надвое расколотое сознание врывается все более яркое и отчетливое ощущение тепла… И запах. Я отчего-то слышу ее запах. Такой, какого никогда не почувствуешь в Шеоле. Будоражащий, непонятный, неизведанный, но отчего-то врезавшийся однажды в память и ставший таким родным и знакомым.

Она пахнет землей. Земной пылью, цветочной пыльцой, медом, нагретыми на солнце скалами. Неуловимо, но так отчетливо и ярко.

— Дэмиан, я знаю, что ты жив…

Ариана.

Какое-то время назад я и сам не знал этого.

Понимаю наконец, что тепло на моей щеке — это ее пальцы. И это все, что я ощущаю на ней. Никаких следов от печати. Это настолько непривычное и незнакомое для меня чувство, что теперь я точно понимаю, что ее нет.