Во имя Чести

— И после этого ты мне гравидоску запрещала?! — возмутилась я.

— Кхм, — смущённо хмыкнула она, открывая запрятанный под навесом шкаф и вручая мне потёртый подшлемник-«балаклаву» и шлем со встроенным генератором силового поля, заменявший всю защиту целиком. — Примерь, Ванькин должен подойти, у вас обоих головы большие и умные. А я, честно говоря, недавно научилась. Сидела дома, скучно было, вот и… упросила Димку поучить. Кто же знал, что это окажется так увлекательно и совсем не страшно.

— Мои шаблоны трещат по швам, — со вздохом призналась я, натягивая «балаклаву» и поправляя под ней волосы, чтобы в глаза не лезли. Благо, догадалась заплести их в тугие косы. Тяжёлый чёрный Ванькин шлем плотно обхватил голову, подстраиваясь под её форму и приглушая звуки.

— Бывает, — весело улыбнулась мама, натягивая собственную защиту жизнерадостного зелёного цвета.

Блестящий вороной аэробайк, воплощение традиций и законов дозвуковой аэродинамики и предмет лютой зависти всех окрестных мальчишек, плавно поднялся в воздух и скользнул к горизонту. После такого введения я морально была готова к чему угодно, но оказалось, что я не настолько уж плохо знаю маму. Во всяком случае, водила она не как Ванечка, а по-женски аккуратно, хотя и без типично женских «изюминок», из-за которых в массовом сознании наших мужчин «баба за рулём — к несчастью». В общем, чувствовалась папина дрессировка.

А потом наступил мой личный Апокалипсис, потому что прогулка на аэробайке стала последним счастливым событием дня.

Я перемерила нарядов столько, сколько не сменила, наверное, за всю свою жизнь с рождения, если считать даже испорченные в детстве подгузники. Поначалу ещё пыталась высказывать собственные возражения и замечания, но очень быстро поняла, что они не решают ни-че-го. Мы были здесь ради процесса, и именно процесс выбора платья так нравился маме. Так что я приняла соломоново решение терпеть и верить, что рано или поздно ей это надоест.

Но часа через два к нам присоединилась тётя Вера, и я поняла, что это было только начало.

Меня вертели из стороны в сторону, прикладывали какие-то украшения, обували в какие-то туфли, прикладывали причёски и варианты макияжа. Я не сопротивлялась, с тоской понимая ощущения детских кукол и бесконечно им сочувствуя. Как хорошо, что в детстве я всё больше играла в солдатиков и роботов, и ни во что их не переодевала: совесть моя оказалась чиста.

В итоге домой мы вернулись уже в темноте, с кучей каких-то кулёчков (к слову, не имеющих ко мне никакого отношения) и в очень разном настроении. Мама лучилась энергией и рвалась действовать и планировать украшения дома к празднику и составлять список продуктов, а я чувствовала себя несвежим покойником, по недоразумению поднятым из уютной могилки. Сочувственно улыбающийся Инг принял мою тушку с рук на руки и уволок для реанимационных мероприятий. Тщательно отмоченная в горячей ванне, я отключилась минут через пять осторожного бережного массажа, и что дальше происходило с моей бренной оболочкой до утра, не имела ни малейшего представления. Но проснулась в охапке дорийца более-менее отдохнувшей и морально готовой к новому дню.

Этот ночной кошмар, повторяясь, преследовал меня целых две недели. К его концу я бы, наверное, согласилась на что угодно в любом формате, лишь бы меня оставили в покое, однако в этом самом конце меня поджидал сюрприз.

Пройдя через все круги предсвадебной подготовки, я умудрилась выжить, остаться в своём уме, в привычном теле и, что самое удивительное, оказалась счастливой обладательницей наряда, который не вызывал у меня нареканий и при этом чудесным образом не являлся комплектом формы. Более того, меня не перекрасили, не изменили мою любимую причёску (на которую, к слову, при создании давали пожизненную гарантию: волосы росли исключительно нужного цвета и в нужных местах), да и вообще из зеркала на меня на контрольной примерке смотрела я. Немного облагороженная, но — точно я.

Простое и изящное платье греческого силуэта из строгого белого шифона и переливчато-радужной органзы, аккуратная фата, скромный минимум серебристо-жемчужных украшений, удобные босоножки на невысоком каблуке. Ну, и на кружевное бельё я согласилась без возражений: надо же, чёрт побери, хоть немного побаловать моего дорийца! За самоотверженность и героизм, что связался с нашей семейкой.

— Ого, — раздался от входа папин возглас. Наш отец семейства стоял в дверном проёме, привалившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, и с интересом разглядывал стоящую на низкой табуреточке меня и почти бесцельно суетящуюся вокруг маму. — Лесь, а у нас получилась красивая дочь!

— Ты только заметил? — возмущённо фыркнула матушка.

— Ну, она умело это скрывает. В смысле, не то, что она красивая, а то, что она дочь, — рассмеялся он.

— Да ну вас, — надулась я. — Ты поиздеваться пришёл, или как?

— Поиздеваться я всегда готов, а так вообще по делу, — хмыкнул папа. — Новость у меня, только я никак не могу понять, хорошая она или плохая. Семён приехать не сможет, так что расслабься, твой самый страшный кошмар не сбудется.

— Надеюсь, всё хорошо? — всполошилась мама.

— Да, конечно. Просто служба, — пожал плечами он. — Он там надолго завяз; боюсь, скоро мы его не увидим, — отец насмешливо хмыкнул.

— Где — там? — настороженно уточнила она.

— Лесь, я могу соврать тебе что-нибудь удобоваримое, но не буду. Ты умная женщина, придумай что-нибудь сама, ладно?

— Как вы меня утомили уже со своими военными тайнами! — раздражённо проворчала мама. — Ты куда младшего дел?

— У нас мальчишник. Перед свадьбой, — ехидно ухмыльнулся он. — Да не волнуйся, с ним Инг сидит. Поразительно серьёзный и ответственный парень; даже странно, как эти двое умудрились сойтись.

— На себя посмотри, — хмыкнула я.

— Хм. Уела, твоя правда, — он развёл руками. — Ладно, пойду, обрадую парня, что его завтра ждёт приятный сюрприз.

Назавтра всё прошло очень мило и мирно. Наверное, потому что Семёна не было, и некому было превратить тихое семейное торжество в балаган. Лёгкий элемент безумия внесли только отец с поддержкой Ивана, но у них, в отличие от нашего недобитого разведчика, помимо чувства юмора имелось и чувство меры.

А самым смешным в этом мероприятии оказался тот факт, что в моей жизни ровным счётом ничего не изменилось. Ну, в самом деле, смысл было мучиться? Как летали на одном корабле и жили в одной каюте, так и остались. Куда деваться-то, у обоих в любом случае контракт ещё на семь лет. А потом… до этого «потом» ещё дожить надо было.