Убить волка

Когда они попали в плен к этим диким горцам, те очень внимательно и строго следили за охраной Сю Нян - чтобы она не сбежала, конечно же. Постепенно они начали замечать, что хрупкая женщина не может постоять за себя, и дали ей больше свободы —даже позволили выходить за стены старого убежища, но только чтобы она прислуживала им, как другие старые слуги, по своей глупости попавшие в плен очень, очень давно.

Тогда Сю Нян и отравила все колодцы и сотни винных горшков. Даже небожители не знали, сколько она потратила яда. В тот день она принесла Чан Гэну небольшую миску с отравленной колодезной водой. И только когда он выпил эту воду, она пожалела о своем поступке, и отчаянно сдавила ему горло, вынуждая выплюнуть отраву.

Положив полумертвого мальчика в бамбуковую корзину, она закрепила ее на спине и взяла в руки стальной нож. Если кто-то смог выжить, то она без труда исправила и это.

Чан Гэн помнил ее длинное залитое кровью платье. Она нашла потайное хранилище главаря бандитов и забрала оттуда масло и цзылюцзинь, только чтобы сжечь это проклятое место дотла и уйти с мальчиком как можно дальше отсюда.

Чан Гэн помнил свои последние десять лет жизни. Сю Нян бесчисленное количество раз пыталась убить его. Она давала ему ядовитое вино, воду. Она нападала на него с ножом. Привязывала к лошади и пускала ее в бег. Он помнил бесчисленные долгие ночи, когда он просыпался от того, что не мог пошевелиться. Ночи, когда Сю Нян пыталась задушить его одеялом.

Но каждый раз она останавливалась в самый последний момент, сохраняя его маленькую хрупкую жизнь.

Оставив вместе с жизнью дикий страх и несбыточные мечты.

Чан Гэн сказал со всем возможным спокойствием, на которое он был способен:

— Вы слишком много напридумывали себе. Я никогда не думал о вас, как о своей матери. Но я всегда чувствовал, что причина, по которой вы так ненавидите меня в том, что я - грязное пятно, оставленное на вашей жизни бандитами.

Лицо Сю Нян становилось все бледнее и бледнее. Она продолжала смотреть на свое отражение в зеркале. После долгой минуты молчания она вздохнула и сказала:

— Дитя, мне так жаль...

Эти слова в одно мгновение стерли всю обиду из души Чан Гэна. Чан Гэн понял, что все обиды, что он таил с самого раннего детства, можно было решить таким коротким предложением.

Четырнадцатилетний мальчик всеми силами старался сдержать жгучие слезы.

— Чего вы хотите добиться этими словами? Это вам совесть нашептала - извиниться передо мной таким образом? Или вы намерены прямо сейчас убить меня?

Сю Нян посмотрела на него с блеском в глазах, будто перед ней была редкая драгоценность:

— Ты знаешь ответ...

— Я только знаю, что с того дня, как мы оказались в городе Яньхуэй, у меня не было ни единой ночи без кошмаров! Даже когда я мог позволить себе дневной сон - все равно просыпался от очередного жуткого сна!

Единственным исключением была последняя ночь. Мысли Чан Гэна на секунду сбились. Он вдруг пожалел о том, что рассердился на Шилю.

— Пусть в моей жизни не было никаких грандиозных достижений, но я никогда не совершал и безнравственных поступков! Откуда же столько призраков, каждую ночь стучащих в мою дверь?! Или я страдаю от странной болезни, которая каждую ночь вызывает кошмары?!

Ярко-красные губы Сю Нян исказились в злой улыбке, а ее взгляд медленно упал на железный браслет на запястье Чан Гэна. В ее глазах появился недобрый огонек, и взгляд стал ядовитым, презрительным и острым как наконечники отравленных стрел.

— Что же тебе еще известно, дитя?..

Чан Гэн тут же натянул рукав на браслет, как будто даже ее взгляд мог сломать его.

— Я также знаю, что тогда, два года назад, за пределами города, волки... Они не сами пришли туда. Их приманили! И я оказался в ловушке! Вы как-то предупредили, что я никогда не смогу сбежать от вас. Это потому, что у вас есть десятки способов прикончить меня, верно?

Он выдержал короткую паузу, затем тихо добавил:

— Только варвар знает, как управлять волками. Когда мы прибыли в Яньхуэй, вы общались с ними. Я полагаю, что вы тоже из варварских племен. Однажды, когда вы заперли меня в шкафу, я увидел человека. Он пришел и сорвал с вас одежду. Я видел символ волка на вашей груди!

Сю Нян тихо засмеялась.

— Варвары... Ты на самом деле зовешь нас варварами...

Ее смех становился все громче и громче, пока, в конце концов, ей перестало хватать воздуха. Она схватилась за грудь и резко закашлялась. Чан Гэн инстинктивно потянулся к ней, чтобы помочь, но тут же остановился. Пальцы судорожно сжались в кулаки от одного осознания — кому он хотел сейчас помочь.

С края алых губ Сю Нян прямо на ее пальцы упало несколько капель крови. Они стекли на ее мягкое желтое платье, раскрываясь на ткани пугающими пурпурно-черными цветами.

От увиденного Чан Гэн остолбенел и сделал короткий шаг вперед:

— Вы...

Сю Нян резко схватила его за руку и изо всех сил попыталась выпрямить спину, изогнутую в конвульсии от боли. Она дрожала, как сухой лист на ветру. Схватив половину нефритового кулона со дна коробки с косметикой, она сунула его в руку Чан Гэна, окропив ладонь мальчика своей пугающей, почти черной кровью.

Лицо Сю Нян было белым как снег. Кровь на губах была ярче губной помады. Она посмотрела на Чан Гэна налитыми кровью глазами:

— Меня зовут не Сю Нян. Это имя женщины Центральных Равнин. Меня зовут Ху Гээр, что означает — цзылюцзинь, протекающий в самом сердце земли...

Каждое слово давалось ей с трудом. С последними словами Сю Нян чуть не задохнулась, со свистом втягивая драгоценный воздух, вызвавший у нее волну мучительного кашля. С очередным приступом из ее рта хлынул поток крови, окрасив одежду Чан Гэна в пугающий, алый цвет.

— Неудачник... Цзылюцзинь...

Женщина издала какой-то странный вскрик, как будто снова захотела засмеяться, но вместо этого из ее горла вырывались болезненные стоны. Ее дыхание постепенно стало более прерывистым.

— Моя старшая сестра - Богиня Долголетия... Даже Король Волков поклонялся ей, ты... - Сю Нян резко ухмыльнулась. - Ты - маленькое чудовище, которое я взрастила собственными руками! - она мрачно рассмеялась. - Никто не будет любить тебя. Никто не будет с тобой искренен...

Она изо всех сил старалась удержать Чан Гэна, крепче сжимая его запястье своими тонкими окровавленными пальцами, впиваясь длинными ногтями в кожу мальчика.

— Это браслет Юнь Паня, часть Черной Брони, созданной специально для этих демонов Черного Железного Лагеря... Кто тебе дал его, а?..

Чан Гэн тут же оттолкнул ее от себя, словно обжегся.

Женщина упала на туалетный столик и вся сжалась от боли. Ее некогда красивые глаза феникса [2] расширились, а после закатились, став пугающе белыми, будто перед Чан Гэном сидела слепая женщина.

— Ты проклят... Я сама навела на тебя это проклятье... Дав тебе имя на китайском диалекте... «Чан Гэн»... Тебе нравится?..

Ее лицо исказила пугающая гримаса. Кровь и белая пена смешались на опухших губах. Ее голос становился все тише, но Чан Гэн все еще мог слышать речь Сю Нян.

— Это проклятье — единственное в своем роде. Никто не сможет узнать о нем... Никто не сможет избавить тебя от него... Однажды ты станешь самым могущественным воином во всем мире... Но ты никогда не сможешь отличить кошмарный сон от реальности... Ты станешь самым жестоким безумцем...

Чан Гэн не шелохнулся. Он чувствовал, что эти непонятные слова давят на него, дробят кости без камня.

Сю Нян продолжала медленно говорить затихающим голосом:

— Кровь Богини течет в моей груди. Я благословлю тебя бесконечной силой долголетия. Ты... До скончания дней в твоем сердце впредь будет только ненависть и недоверие... Жестокость и желание разрушать все на своем пути... Бедствия обрушатся на тебя, куда бы ты ни пошел... И все, кого ты встретишь на своем пути, никогда не встретят... хороший...

Слово «конец» выпорхнуло с ее губ, и тело женщины судорожно сжалось. Сю Нян как будто что-то поедало изнутри. Она медленно повернула голову и посмотрела на маленький ароматный мешочек, висевший возле ее кровати. Внутри него был оберег, хранящий дом в мире и покое. Однажды, возвращаясь домой, Сюй Байху помолился в пригородном храме и приобрел там этот оберег. Вернувшись, он подарил его своей супруге.

Ресницы Сю Нян мягко дрожали, а глаза начали наполняться слезами. Слезами, вымывшими из ее глаз всю злобу. В тот момент она казалась такой нежной, трепетной, доброй. Расширяющийся зрачок был похож на истекающую маслом тлеющую лампу. Изящная женщина с красивым макияжем сделала последний вздох, сохранив на алых губах слова сказанного проклятия, а затем ее жизнь угасла, как потухшая масляная лампа.

«Никто не будет любить тебя. Никто не будет с тобой искренен. Вся твоя жизнь будет наполнена только ненавистью и подозрениями. Как и твое сердце. Ты будешь жесток и хладнокровен. Везде, где ты ходишь, ты будешь приносить за собой только бедствия. И всех, кого ты знал, тебе суждено довести до их смерти».

В бушующем огне летнего вечера Чан Гэн, сжимая окровавленный железный браслет, безучастно смотрел на великолепное тело Сю Нян, лежавшее на туалетном столике.

Почему она убила себя?

За что она так обижена на него?

Почему она до сих пор растила его?

Что это за браслет, принадлежащий Черному Железному Лагерю?

И...

Кто же такой этот Шэнь Шилю?..

Проклятие Сю Нян, похоже, уже вступило в силу.

Доверие ребенка было основано на любви и заботе его родителей. Но Чан Гэн никогда не испытывал подобных чувств.

Даже если он был рожден великодушным и благочестивым - каждый раз, сталкиваясь с сомнениями и подозрением, он становился всего лишь трусливым, раненым псом, убегающим от проблем, поджав хвост.

Даже при всем своем желании ощутить хоть немного семейного тепла, он все равно бы в страхе отталкивал эту возможность.

У Чан Гэна появилось совершенно неожиданное, настойчивое желание — он должен найти Шэнь Шилю. Он должен задать вопрос прямо в лицо своему ифу - кто он такой? Что за значимая фигура он в этой истории? Что он скрывает? Какие преследует цели?

Чан Гэн еще не успел выйти из пропахшей кровью комнаты и застыл в тихом ужасе.

«Верно, - внезапно он подумал. - Из всего того, что рассказывал учитель Шэнь, как Шилю может быть простым, лишенным мотивации, учеником, никогда не сдававшим экзамены?..»

Несмотря на то, что Шэнь Шилю изо дня в день бездельничал, у него были манеры, свойственные благородным семьям. Даже если он поселится в самом скромном жилище - посмотрев на него, о какой нищете может идти речь? Как этот человек может быть обычным бездельником?

Чан Гэн должен был понять все это с самого начала! Закрывая глаза, он неизбежно видел лицо Шилю. Как он смотрел на него, подпирая голову одной рукой. Как присматривал за ним, когда мальчик был сильно болен.

Или это все притворная привязанность?..