Тайны ордена

Глава 19

Аранэя

Природа плакала, и слёзы её крупными каплями отрывались от тёмных, грузных туч и устремлялись вниз, к земле, на поникшие головы деревьев и покатые крыши домов. Но зимний холод ловил каждую капельку и вырисовывал морозные узоры, превращая слезу в уникальную снежинку. Затем бережно отпускал снежную бабочку, и та порхая и кружась, покрывала своими крыльями мир Элерон.

— Ах… — хриплый выдох сорвался с бледных губ.

Очарованная снегопадом, что объял всю Академию оборотней и ближайший маленький и тёплый городок Грокберт, я стояла у перил и не могла насмотреться. Крупные, пушистые снежные красавицы танцевали свой дивный танец, опускаясь с небес. Плавно, играюще одна из них опустилась на мою щёку и согретая теплом, стекла уже одинокой слезой. А за ней стекла вторая, уже моя собственная слеза. Задыхаясь от созерцания прекрасного я и моя снежная сова ликовали. Мы обе сильно и бесповоротно были влюблены в это прекрасное явление. Мы обе чувствовали прилив сил и магию природы нашего мира. Зима являлась нашей стихией, мороз и лёд наша защита, снегопад наш источник силы. Сова внутри урчала, нежилась и посылала эти волны мне, делясь удовольствием. А я… я любила этот мир. Любила всё в нём, каждый прожитый день, каждую минуту, каждый удар моего сердца бился в унисон с сердцем Элерона.

Осознание, что в этот хрупкий мир могут ворваться чудовища, неся за собой реки крови и бесчисленные смерти, повергало в ужас. Дикий, животный, неподконтрольный ужас. Мне было страшно. Я боялась вторжения археусов, боялась повторения той тёмной, кровавой войны.

Я оторвала взгляд от снежного неба и посмотрела вокруг. Находясь в центре уютного городка Грокберта, я была окружена его жителями. Кто-то спешил по делам, придерживая меховые плащи и огибая прохожих, кто-то как пчёлки работал, убирая снег с дорожек, везя задумчивых путников, занося пузатые мешки муки в пекарню, а кто-то неспешно гулял также, как и я, наслаждаясь величием зимы. Мимо пробежала горстка детишек, задорно хохоча и веселясь, закидывая друг друга пушистым снегом. Грокберт жил. И эта жизнь чувствовалась во всём. В крепких домах, в изящно вырезанных из дерева лавках, в витиеватых перилах, в ажурно украшенных фонарях и ледяных искусных скульптурах. Город дышал, даря защиту и покой своим обитателям. Здесь рождались и навсегда впитывались в стены Грокберта истории. Бесчисленное множество историй жизни каждого жителя, гостей и случайных путников, что останавливались в гостевых домах. Этот маленький город становился домом каждому, кто желал найти пристанище. Он проникал в самое сердце и там обитал, делясь теплом. Он нёс отпечаток первой любви. Такой яркой, такой сильной, такой насыщенной.

Я не могу представить, что этот город может пасть жертвой бесчувственных тварей. Монстров, что не знают пощады. Чудовищ, что жаждут только крови, пусть то будет храбрый воин, хрупкая женщина, хилый старик или беззащитное дитя. Им всё равно! Их цель — уничтожить всё живое. Никто за столетия так и не смог найти ответов — зачем они приходят, зачем убивают, зачем им наш мир? Лишь несколько теорий, не подкреплённых фактами. Создания чуждого мира. Жуткого мира…

Холодная дрожь пробежала по всему телу, отрезвляя от пагубных дум. Сейчас нужно сосредоточиться совершенно на ином.

Но… мысли немного разбегаются от свалившегося на наши несчастные головы. Перед глазами встало злое лицо моего отца.

— Я не позволю моей дочери идти к разрыву! Вы вообще понимаете что сейчас говорите? Она ребёнок! — кричал папа в кабинете ректора нашей уважаемой Академии оборотней. За все годы, что себя помню я никогда не видела отца таким злым. Он рвал и метал, мощь его зверя давила, как каменная плита на всех присутствующих в кабинете. Глава великого рода позволял себе выплёскивать потоки ненависти, злобы и волны ярости. Он был в таком бешенстве, что готов был убить. Разодрать когтями горло того, кто решил отдать его дочь в ряды элиты Тёмного ордена.

Я забилась в мягкое кресло, на котором сидела. Мне было жутко. Сейчас я боялась своего отца, прекрасно зная, что он никогда не причинит мне вреда. Что он сейчас бьётся именно за меня.

— Господин Имельси, успокойтесь, пожалуйста, — спокойно, но уверенно проговорил глава Академии оборотней, продолжая сидеть за своим засыпанным папками, листами и артефактами столом. — Вы очень эмоционируете, и мы вас понимаем. Более чем понимаем…

— Понимаете? — брови отца приподнялись. — Если бы вы понимали, то не допустили бы такого! Как ректор Академии и главное ответственное лицо за наших детей вы можете повлиять на такое решение.

— Это не решение, господин Имельси. Это приказ! И вы понимаете, что это такое не меньше, чем мы, — Рарониум Эрсо Броут указал отцу на его высокое положение, при котором он не то, чтобы знал, что такое приказ, он эти приказы отдавал.

Дальше ректор сменил жёсткий тон на более мягкий. — Всё, что мы смогли сделать — обучение Аранэи и Вольграна в стенах Академии под наблюдением и присмотром куратора и преподавателей.

— Вельдр, — обратился Аррон, подходя ближе. — Поверь, мы не меньше твоего пребывали в ужасе и шоке от данного приказа. Ректор долго бился за то, чтобы дети остались в стенах родной Академии. Я ответственное лицо за Аранэю и Вольграна, и буду с ними постоянно.

— Риттур, — резко обратился к отцу Вольграна папа. Родитель моего одногруппника хмурился и сжимал кулаки, сидя в кресле возле своего сына и отца. Мужчины рода Бронс, так похожие друг на друга, были злы не меньше моего отца. Но они прибыли раньше и гнев уже выплеснули, беспомощно борясь за жизнь своего дитя.

— Вельдр, — устало начал отец Воля, — мы перепробовали всё. Этого не изменить. Наши дети, как адепты Академии оборотней и давшие клятву защищать Империю, закончив первый курс, могут быть призваны на защиту Империи при особых обстоятельствах и угрозе Империи. Они призваны, Вельдр.

— Это действительно большее, что удалось выбить, — выдохнул дедушка Вольграна Роместер Бронс. Седовласый мужчина, будучи в уважаемом возрасте, производил впечатление не меньше своего сына. Аристократы, обожжённые военной службой, гордые и стойкие сейчас выглядели словно только вернулись с поля беспощадной битвы.

Закалённые жизнью, трудностями, военной службой мужчины сейчас боялись. Им было страшно за своих детей. Они прекрасно понимали, что такое орден, что он творил, что такое разрыв и самое главное — археусы. Именно эти чудовища вызывали практически неконтролируемый ужас. Да, представители таких родов, как наши, умели скрывать свои истинные чувства, умели подменять эмоции для остальных, умели держать удар, будь тот от острия стали, или от жестокой судьбы, но вот сейчас в этом кабинете я видела не бездушных аристократов и не каменных воинов, я видела любящих и отчаявшихся отцов и дедушку. В глазах мужественных, крепких и великих оборотней сквозила боль от беспомощности. Они не могли защитить своих детей. Они понимали куда отправят нас с Вольграном. Именно сейчас, когда я внимательно наблюдала за нашими родителями, поняла, что эти мужчины точно знают, что такое разрыв и где мы окажемся, а мы с Вольграном, да боимся и вроде бы не глупы, точно знаем, кто такие чудовища из чуждого мира и что грядёт за разрывом, но не понимаем насколько это всё страшно.

— Аррон, — тихий голос отца эхом отразился от толстых стен и живописных картин, украшенных золочёными рамами. — Это наши дети. Совсем дети ещё. Они побывали в плену Тёмных, прошли через ритуал, подверглись слиянию с огнём и пытаются справиться с этим. А теперь им предстоит идти к разрыву. К археусам… Пожалуйста, Аррон, помоги, защити их. Мы отдадим всё, что…

— Вельдр, — перебил куратор. — Ты можешь ничего не говорить. Ты же сам всё знаешь. Мы их не бросим!

Куратор резко замолчал и прошёл к стеклянному графину с водой. В искрящейся напряжением комнате, при оглушающей тишине звонким плеском водопада вода упала в прозрачную кружку. Несколько капель выплеснулись за пределы стекла и упали на тёмное дерево стола, образовав маленькие кляксы. Аррон бросил быстрый взгляд на мокрые пятна и залпом осушил кружку с водой. Жадные глотки куратора отразили, насколько он сам был напряжён, как ему сложно давался этот нелёгкий разговор. Но когда на стол была поставлена кружка, к нам обратился уже совершенно спокойный и уверенный в себе оборотень.

— Все здесь присутствующие прекрасно понимают, что такое истончение граней между мирами и каковы последствия разрыва. Археусам не просто дать отпор, и именно поэтому произошло объединение с Тёмным орденом. Союз Империй в своё время совершил ошибку, когда орден был отвергнут, и информация об истончении граней воспринималась как уловка от Тёмных. И только стоя на пороге разрыва Империи получили подтверждение словам ордена. Но много времени упущено и… — Арон осёкся на секунду, но передумав, продолжил, — надо признать, что сил Империй для полноценной атаки и полного запечатывания разрыва не хватит. Нам нужен орден. Нам нужны их знания и силы. Элита Тёмных — самая большая боевая мощь.

— Ты прав, Аррон, — заговорил мой отец, оставаясь возле меня. — Но это не объясняет почему призвали Аранэю и Вольграна к разрыву. Двух адептов и даже не старших курсов! Они до сих пор не смогли должным образом совладать со своей второй стихией.

— Потенциал Вольграна и Аранэи превышает возможности любого их Элиты ордена, — на вопрос ответил ректор, внимательно наблюдая за нашими родителями. — Сосуществование двух стихий в одном теле — это огромная мощь. А противоположных — уникальная! В одном теле, с одним оборотнем, со зверем, который стал как ледяным, так и огненным… Это просто невероятно!

— Но они не вошли в полную силу и не смогли ещё совладать с двумя стихиями полноценно, — не сдавался папа, но разговаривал уже на более низких тонах. — Моя дочь не вылазит из лекарского крыла, она стоять даже долго не может…

Последняя фраза вышла сдавленной и болезненной. Голос отца задрожал… Он крепко сжал кулаки, а моё сердце пропустило удар и боль тугим узлом обхватила его. Я подалась вперёд и схватила отца за запястье, притягивая. Это вышло непроизвольно, но разум полностью согласился и подгонял вскочить с кресла, в котором я забилась, и прижаться к тёплому телу папы. Мне настолько стало больно за него, что на глазах выступили предательские слёзы. Я понимала насколько ему плохо, насколько сильно его мир сейчас рушится. Сейчас я готова была вынести всё на свете, лишь бы не видеть в небесно-голубых глазах отца этой муки, выворачивающей мыщцы, ломающей кости и выдирающей душу. Что угодно, хоть на кровавый алтарь обратно лягу, только бы боль, режущая сердце папы, ушла обратно в свои тёмные, далёкие углы и там растворилась, стёрлась, исчезла навеки.

Сознание качнулось от острой боли внутри. Тёмная дымка моментально застелила глаза, и весь мир померк, забирая с собой звуки, запахи, слух… Всё исчезало, растворяясь в кромешной темноте, словно на ночном, мрачном небе последний светлый кусочек от блика молчаливой луны пожирала грозовая туча, неся тьму за собой и ею накрывая мир. Я потерялась. Я растворялась в этой темноте. Её вороное крыло нежным шёлком покрывало мой разум, усыпляя его. В пугающей пустоте не было ничего, абсолютно ничего. В ней не было даже меня. Я исчезла. Отголоски моей души впитались в тьму. Я была тьмой!